На море опять дрались - тарахтели пушечные автоматы, мелькали едва видимые трассеры, потом включилась немецкая артиллерия. Тонул метрах в двухстах от берега наш тральщик, горел понтон (При попытке прорыва в ожесточенном бою погибли РТЩ-398 и понтон ?3. Бот ПВО-25 подобрал раненого моториста с тральщика, больше спасенных не было)...
Один из катеров все-таки прорвался. Разгружали боеприпасы. Марина не знала, как о катере прослышали, но все кто был в сознании, зашевелились, застонали. Кто шевелиться не мог, просто смотрел. Ефимовна с кружкой ходила, поила, ворчала - "терпите, не ворохайтеся, никого не забудут". Сержант Шведова врать не могла - у берега раненых куда больше чем в Подвале. В эту ночь всех точно не заберут...
Не слишком милосердна была санинструктор Шведова. Уж уродилась такая. Эгоистка и дура. Людей бы утешить, а ведь ни о чем не думалась, кроме того, что на севере, за Керчью, все замолкло. Утром и там жутко громыхало - атаковала со своего плацдарма Приморская армия. Но не пробилась.
Ушел катер с ранеными (Бот ДБ-5 был последним катером пробившимся в действующий Эльтиген. Он доставил 4,2 тонны боеприпасов и 12 человек, (или 15 человек, если для художественно достоверности отклониться от исторической). ДБ-5 удалось вернуться, пробиться сквозь заслон и дойти до Кроткова. Бот вывез с плацдарма 26 человек). И о Большой земле напоминали лишь урчащие во тьме, а то и скользящие с выключенными двигателями, бипланы. Падали из беззвездной тьмы посылки с консервами и патронами...
Марина вроде дремала, перевязывала, топила печурку, принимала-считала консервы для раненых, вскрывала банки, пыталась кормить и поить, пила кипяток сама. Чистила тарань Гельману - уроженец Белгорода обращаться с вяленной рыбой вообще не умел. Ничего Шведова не помнила и все запомнила - может, уже знала, что считанные ночи Подвалу остались?
5 декабря началось с грохота. Немцы били чем-то жутким (В немецкой артподготовке участвовали 210-мм мортира и тяжелые реактивные установки) - часть свода рухнула, хотя взорвался тяжелый снаряд где-то у моряков. Марина с фельдшером выкапывали из-под камней раненых, Ефимовна охала, пыталась встать - ей сильно зашибло ногу.
В 9 часов утра немецкие самоходки прорвались к каменоломням в пятистах метрах восточнее колхоза. Обнаглели и поднялись с земли румынские пехотинцы. В нашем 1337-м полку в траншеях были все, кто мог стрелять, включая лично комполка. Может и не удержались бы, но дельно помогали штурмовики...
Враг наседал со всех сторон. Прорвавшиеся "штуги" развернулись, ударили в тыл нашим у высоты 56,7. Попятился 1331-полк...
Днем была пауза. Немцы и мамалыжники перегруппировались, ударили с новой силой. Жечь самоходки было нечем, наши огрызались, вновь пятились. К 16 часам вся южная часть плацдарма оказалась у врага. Остатки 1337-го отошли в третью траншею, идущую вдоль западной окраины поселка, и в подвалы домов...
...Бой шел прямо над головой. Часы, оставленные Гельманом, встали, но, судя по всему, пора было идти за водой. Марина, взяв ведро и малый бидон, выползла во двор. Яблонь за развалинами уже не было видно - совсем порубило. Рядом бил короткими очередями пулемет - Марина слышала, как звякают гильзы. Красные странные сполохи мелькали за хатами, словно живые змеи вились-ползали по разваленным стенам.
- Огнеметами фриц жжет, - сказал боец, набивающий пулеметный диск под прикрытием остатков забора. - А ты далече собралась?
- За водой.
- Это к берегу. А может и у моряков есть, - рассудительно произнес первый номер и дал экономную очередь. - А ну, за танк пшел, сука! Ага, не успел, б....!
- Миша, ты чё? - укоризненно заворчал заряжающий.
- Виноват. Отвлекся. Давай мне полную "сковородку" и за угол отползаем. Демаскируем больничку. А ты, сестричка, к берегу мотнись. К морячкам сейчас тоже рискованно. Много вас там, под камнями?
- Сорок один раненый.
- Много. Плохо. Как же вы так? - боец вздохнул. - Да ты не стой столбом, мигом спилят...
Пулеметчики полезли к соседним развалинам. Марина на миг приподнялась над камнями - разглядела какую-то угловатую развалину шагах в ста. Груда, освещенная заревом, вдруг шевельнулась - отчетливо крутилась гусеница, подминающая жерди сарайчика. Танк...
Марина свалилась в траншею, но пройти далеко не смогла - всё сплошь разворочено. Лежал убитый, дым несло над самой землей - дышать нечем.
- Шведова, ты куда навострилась? - навстречу ползли двое.
Марина узнала старшину из санбата, вместе с санитаром он волок знакомый бачок с пресной водой.
- Я уж думала, не придете. Навстречу...
- Вот смешная. "Навстречу". Да тут все так перепахали. Прям заблудиться можно. Сама-то донесешь? Давай перельем.
Журчала вода, наполняя ведро. Засвистело на головой - санитар прикрыл ведро грудью. Бухнуло, пропели осколки мины, - мимо.
- Вот же б... - сказал грубый старшина.
- У нас там танк рядом. И огнеметчики...
- Отобьют, - уверенно сказал старшина. - Огнеметчики-говнометчики. Отобьют. Но ты, Шведова, будь готова. И воду не разлей...
К чему быть готовой, Марина не поняла. Воду донесла, правда, порядком натрусилось в ведро мусора. Но так всегда бывало...
Отбивались из углубленных, переделанных в доты подвалов поселка наши стрелки. Горела на стенах и в воронках огнесмесь. Пробиться дальше немцы не могли. Но от позиций 1337-го полка до пристани оставалось всего ничего.
Ночью прямым попаданием накрыло подвал у развалин конторы. Сорок тяжелораненых, врач... Всех. Марине рассказал санитар из медсанбата - принес последние бинты - неполная сумка.
Марина дважды входила 'подышать'. Стреляли мало, зато стучали лопаты и кирки - бойцы восстанавливали траншеи и пулеметные гнезда, зарывались на новых позициях.
6 декабря немцы и румыны атаковали в 9:00. Напоролись крепко - за ночь наши успели организовать систему огня. Но враг напирал - при поддержке самоходок миновал каменоломни, вышел к склонам Маячной высоты. Здесь румын остановили - на высоте 37,4 и Маячной наши держались. Но вновь и вновь заходили на оборону 1337-го полка немецкие пикировщики. Наших 'ястребков' было мало - мешать 'штукам' не успевали.
В 14 часов начался штурм Маячной высоты. Около 16 часов ее пришлось оставить. Фашистам удалось взять и южную половину поселка, захватить тяжелораненых в подвалах. Практически плацдарм был рассечен надвое.
С более спокойного северного участка обороны комдив снял две роты. Из них и учебной роты была сформирована ударная группа. Перед контратакой Гладков дал последнюю радиограмму с плацдарма: 'Противник захватил половину Эльтигена. Часть раненых попала в плен. В 16:00 решаю последними силами перейти в контратаку. Если останемся живы, в 22:00 буду выполнять ваш 05 '( Приказ командования армии о прорыве с плацдарма). С таманского берега помогли огнем, и после пятиминутного артналета сводная группа контратаковала. В рукопашном бою противник был выбит, половину поселка и раненых вернули...
Выносить умерших из Подвала было невозможно - в провале выхода лежали бронебойщики, стерегли самоходку. Марина слышала, как считали патроны. Оставалось восемь пэтээрошных...
...Потихоньку стихало. Вечер, наверное. В дыму пасмурное небо было не разглядеть. Гельман не вернулся, продуктов тоже не несли. Марина вскрыла пять банок из НЗ.
- Худо, - сказал сержант с раздробленным бедром. - Видать, выдыхаемся.
- Уйдут. Бросят нас, - прохрипел сапер, следя за Мариной блестящими горячечными глазами. - Пойдут на прорыв и бросят.
- Глупости не болтай, - резко сказала Марина и тряпкой вытерла розовую пену с губ сапера. - Тебе вообще разговаривать нельзя.
- А что можно-то? Ну, чё опять плачешь-то?
- Глаза такие - от дыма слезятся. Капли мне в госпитале капали...
- Не ври, нашла о чем...
Сапера перебил гортанный настойчивый голос - грузин-лейтенант бредил вторые сутки. Ни слова не понять. Как принесли, все дергался, встать пытался, успел Ефимовну уговорить, начал письмо диктовать, и всё... Уже, наверное, свою Ингури видит. Невеста, что ли? Видный парень, жгучий...
Качнулась плащ-палатка, натянутая у прохода, впустила холод и дым. Сгибаясь, вошли двое: начальника санитарной службы Марина знала, второй офицер незнакомый - среднего роста, в новом ватнике, продранном лишь на одном локте. С Большой Земли, что ли?
Начальник санслужбы кашлянул, поморгал, пытаясь хоть что-то рассмотреть в тусклом свете пары коптилок:
- Товарищи! Тут такое дело... Нам поставлена задача на прорыв. Через час уходим...
В тишине слушали. Ждали этого, теперь молчали, лишь дыхание десятков людей, хриплое, натужное Подвал наполняло. Мгновение, даже не стонал никто. Потом разом закряхтели, зашевелились даже те, кто шевелиться не мог. Встать смогли трое, поковыляли к выходу.
- Бушлат возьми, - сказала Марина полуголому, с забинтованной грудной клеткой, бойцу.
- Куда его? На голову? - прохрипел раненый, - шевелить одной рукой он совсем не мог - осколком ключицу перебило.
Ефимовна молча накинула ему на одно плечо шинель. Раненые выбирались наружу, в сырость и перестук выстрелов.
- Будьте живы, - сказал, не глядя ни на кого, начсанслужбы и пошел следом.
Второй, новенький, стоял, смотрел на подвал, словно запомнить хотел. Так бывает - с непривычки духота и кровь как обухом бьет. Бывает, из траншеи бойцы зайдут, дуреют, хоть нашатырь подноси.
Марина смочила тряпку, склонилась к лейтенанту - замолк грузин. Сейчас отмучается. После смерти, иной раз, красивее становятся. Чаще, конечно, наоборот.
- С документами, кто может, разберитесь, - сухо сказал новый офицер. - По национальностям, званиям. Лишнего оставлять не нужно.
- Да нам всё едино. В одном теперь мы звании, - кашлянул сапер.
- По-разному выйти может, - сказал офицер. - Если кому полегчает, к берегу выбирайтесь. Ночью катера подойдут.
Марина чувствовала, что у нее дрожат руки. Спрятать бы их куда. Шел бы он, командир чертов. Какой берег? Уж уползли все, кто мог.
- Эй! - сказал офицер. - Санинструктор...
Марина обернулась.
- Со мной идёте, - незнакомец смотрел из-под каски. - Бойцы поймут. Здесь все сознательные.
- Не могу, - сказала Марина, да вышло что-то ужасно невнятное. - Так нельзя. Бросать нельзя. Да и не дойду я никуда.
- Звание? - кратко, и вроде бы негромко, рявкнул офицер.
- Сержант Шведова, - Марина машинально попыталась выпрямиться, тюкнулась макушкой о потолок.
- За мной, Шведова. Личное оружие, патроны. Не на танцульки.
- Правильно, - сапер усмехнулся, скашлял на подбородок. - Но ты ее и на танцульки опосля тож своди.
Марина суетливо вынула из сумки последнюю банку тушенки, отдала Ефимовне. Выдернула из груды тряпья свой карабин, ремень с подсумками...
- С Богом, - зачем-то сказала в спину Ефимовна...
Висела над развалинами ракета. У развалин школы коротко простучал автомат, ему ответил немецкий пулемет. Марина пыталась застегнуть ремень. В траншее сидело трое бойцов - видимо, ждали офицера. Хлопнула, заливая все мертвенным светом, очередная ракета. Марина в первый раз разглядела лицо офицера. Костистое лицо, немолодое, уже за тридцать, глаза холодные, отсутствующие. Сразу видно - штабной.
- Не плачьте, - он двумя точными движениями помог застегнуть ремень с подсумками. - По траншее к КП моряков. Там медсанбат собирается. Найдете?
- Да. Товарищ... майор, - Марина наконец разглядела майорские звезды. - Мне, наверное, лучше остаться. У меня ноги... Я же не дойду...
- Чушь. Добежишь. Без разговоров, бегом арш!
Марина потрусила по траншее, качаясь, отталкиваясь рукой от влажной края, машинально перешагивая через пустые цинки. Потом ползла по взрытому, цепляясь штанами за расщепленные доски, за проволоку. Ночь блестела, туманилась мерцанием ракет и слез. Шли, ползли, двигались в ту же сторону фигуры десантников. Их было еще много...
Отпустил Подвал санинструктора Шведову. Может, не всё еще. Не всё...
6 декабря 21.20. Десантники готовы к прорыву. Около 2000 человек, включая раненых. Все раненые вооружены. По плану остатки 1339-го и 386 морского батальона прорвали румынскую оборону. Слева и справа шли, соответственно, остатки 1337-го и 1331-го полков. Тыл прикрывали гвардейцы 335-го полка - около сотни бойцов. В центре боевого порядка шел медсанбат с 200 ранеными.
В 22.00 взлетела красная ракета, и десант пошел на прорыв...
...Марина шаталась, шатались все, кто шел на север. Недоедание, последние дни постоянного обстрела и напряженных боев обессилили бойцов. Румынские траншеи остались позади, но в это не верилось. Легко как-то вышли. Первые несколько минут казалось, что врага вообще нет. Шли колонной, между воронок и окопов. Потом впереди судорожно ударил пулемет, через несколько мгновений захлопали гранаты, вспыхнула короткая яростная стрельба. За спиной, на оставленном плацдарме тоже стреляли - группы прикрытия отвлекали немцев и мамалыжников. Повисли очередные ракеты - Марина видела спины бойцов, грязные повязки, автоматы, пристроенные, чтобы можно было стрелять одной рукой. Сзади тоже двигались бойцы. Санинструктор из 31-го помогала идти слепым ( Среди раненых было минимум двое потерявших зрение: капитан-лейтенант Н.А. Кулик и летчик сбитого штурмовика И.М. Моргачев). Марина опекала своих: прыгал, опираясь на доску долговязый Яша, шел пожилой боец с забинтованными, обожженными и раздробленными кистями обеих рук - на него повесили 'сидор' с дисками, остальные раненые, что в группу Шведовой вошли, разом как-то растворились среди бойцов. Перебрались через траншею - Марина первый раз видела так близко мертвого врага - румын валялся, вывернув шею, точно в стену траншеи хотел ввинтиться. Червяк бл....й...
Впереди была степь - темная, непроглядная. За спиной стреляли. Яша назойливым шепотом объяснял, как ему нужно подавать диски 'если що'. По лицу бил холодный дождь, Марина облизывала губы, падала, вставала, поднимала других, роняла карабин, поднимала его, искала и поднимала Яшкину доску... Ветви низкорослого кустарника, ставшие на холоде жестче стальной проволоки, раздирали руки и одежду. Потом под ногами захлюпало, зачавкало ( Десантники шли через заболоченную часть Чурбашского озера)...
- Стоп! Переобуться треба, - просипел Яша. - Потопим обувку. А у меня и так одна сапога. Папаше Лукичу-то что...
Сели на доску. Марина перемотала портянки 'папаше' Лукичу, разодрала запасную рубашку, намотала потуже Яшке и себе. Мимо брели люди. Все перемешалось, легкораненые, пулеметчики, связисты, все одинаково грязные, изнуренные до последней степени.
...Вода соленая, тяжелая как студень. Где по колено, где выше. Скользкая доска у Яши вырывалась, он падал, хватаясь за Лукича, оба с матом плюхались в воду - Марина здоровенных мужиков удержать не могла. Ползли, - черная соль лезла в рот, - плевались, вставали. Помог кто-то черный, неразличимый в темноте. Шаги, еще шаги, грязь... Рядом стонали и матюкались бойцы - эти, вроде и здоровые, но вот сил волочить пулемет не имели. Поминутно роняли - тело МГ уже в какую-то черную корягу превратилось. Старший пулеметчик ленты, навешенные на шею, всё пытался не окунуть...
Вроде мельчало - Марина запнулась, бухнулась на колени.
- То привычка, - сказал, задыхаясь, Лукич. - Мож, перекурим, а, хлопчики?
Топкое озеро кончилось.
Только сели, как впереди и правее вспыхнула стрельба. Яростная, короткая.
- Вот и посидели, - сказал Яша. - Двигаться нужно, а то змерзнем, та на фрицев наткнемся...
Снова вокруг были люди, оружие, хриплое дыхание. Волокли противотанковые ружья, цинки с патронами, гранаты. Падали, ставили на ноги, подпихивали друг друга. Марина споткнулась о вещмешок - да, вещи бросают, себя бы да автомат донести. Хоть с одним диском.