Она неожиданно задрожала, заставив Пола, который обернулся, нахмуриться и воскликнуть:
– Да ты замерзла! Сейчас включу обогреватель. Иди садись.
Она так и сделала, желая быть от Роберта как можно дальше, но получилось, что он оказался между ними.
Поскольку мужчины были старыми друзьями, им естественно было о чем поговорить, но тем не менее Роберт следил за тем, чтобы она тоже участвовала в разговоре.
При других обстоятельствах, если бы встретила его впервые, она была бы уверена, что нашла не только внешне привлекательного, но и интересного собеседника, уважающего мнение других.
Он не всегда был таким. Раньше он, как и Пол, был несколько резок и зачастую нетерпимо относился к попыткам с ее стороны высказать свое суждение о ситуации.
Теперь же было видно, что он искренне интересуется ее мнением, ее оценкой.
Пол спросил его, почему он вернулся и намеревается ли управлять своим бизнесом из Холла.
– Ну, скажем, я всегда имел намерение вернуться, а в один прекрасный момент понял, что не хочу больше это откладывать.
– М-м… но ведь здесь все иначе, чем в Нью-Йорке.
– Я хочу жить здесь, уверяю тебя, – спокойно ответил Роберт.
– Значит, у тебя больше нет честолюбивых устремлений и высот, которые следует покорять? – спросил Пол.
Роберт покачал головой.
– Есть стремление… во всяком случае одно, очень важное для меня. Я слышал, этой осенью вы готовите выпуск новых духов, – сказал он, обратившись к Холли.
– Да, готовим.
– И их презентация очень пугает Холли, – ответил Пол. – Она так не любит быть в центре внимания, но, как я уже ей неоднократно повторял, в наши дни успех на рынке во многом зависит от этого…
– Может, и так, но мне совершенно не нравится принимать напыщенный и фальшивый вид, чтобы люди могли думать, что это и есть образ процветающей деловой женщины девяностых годов, – возразила ему Холли.
– Но публика ждет именно этого. Всем известно, что люди любят создавать кумиров, немножко поклоняться им, – сказал Роберт.
– Скажи ей, Роберт. Вообще, знаешь, мне кажется, нам с тобой надо объединиться. Нам нужно компетентное руководство в области менеджмента. Мы сейчас так быстро расширяемся…
– Пожалуй, даже чересчур, – вставила Холли, но Пол уже не слушал ее и с воодушевлением делился с Робертом своими задумками, как вывести компанию на международный уровень.
– Я не уверен, что это очень хорошо, – сказал Роберт. – Сейчас наметилась тенденция к уходу от чрезмерного расширения. Слишком много компаний, которые раньше преуспевали в своей области, попали в тяжелую финансовую ситуацию именно за счет чрезмерного расширения. В наше время лидеры на рынке начинают сознавать, что иногда лучше всего оставаться мелким предприятием, особенно в случаях, схожих с вашим, когда вы очень зависимы от хорошей репутации и доброго имени.
Пока они спорили, Холли потягивала вино. Она не смогла съесть всю свою порцию лососины, хотя и чувствовала голод. Мышцы у нее были так напряжены, что она не смогла заставить себя расслабиться, поэтому подумала, что, может быть, вино поможет.
Она подавила в себе желание зевнуть и поняла, что если сейчас не уедет, то просто уснет на месте, поэтому она повернулась к Полу и сказала:
– Мне надо ехать, Пол. Мне очень жаль, но я что-то устала.
– Ладно, сейчас пойду вызову тебе такси.
– Такси? Но я же на машине.
– Но ты выпила целый бокал шампанского и три бокала вина, – парировал Пол. – Тебе нельзя садиться за руль, это небезопасно.
– Но… пожалуй, ты прав, – нехотя согласилась она.
– Нет нужды заказывать Холли такси, – отозвался Роберт. – Я с машиной и поеду мимо ее дома. Я могу ее подвезти.
– Нет-нет, не стоит беспокоиться, – запротестовала Холли, которая мгновенно вышла из летаргического состояния, как только почуяла опасность.
– Нет проблем, – заверил ее Роберт. – И к тому же в это время суток в субботу придется довольно долго ждать такси.
– Роберт прав, – согласился Пол, слегка усмехнувшись при взгляде на ее отяжелевший взор. – Последи за ней, Роберт. Она может уснуть по дороге. Чем это ты занималась здесь, Холли? Небось, все по свиданиям бегала, – пошутил он.
– Нет, слишком много работала, пытаясь разобраться с кипой бумаг, – поправила его Холли.
– Извини, сестричка, – сказал Пол и, наклонившись, чмокнул ее в щеку. – Виноват, знаю, но теперь, когда я вернулся, тебе будет полегче.
Они встали и направились к выходу, а на прощание он пожал Роберту руку и сказал искренне:
– Спасибо, что подвез меня, Роберт, надеюсь, скоро увидимся.
Было уже слишком поздно, чтобы протестовать, а ей хотелось поскорее попасть домой.
В лифте они стояли рядом молча, не глядя друг на друга. Ей это было ни к чему, подумала Холли. Она не хотела один на один оставаться с Робертом… не хотела чувствовать ни неловкости, ни пробуждения всех чувств, с которыми так долго боролась.
7
Где-то на полпути между ее домом и квартирой Пола Холли уснула.
Роберт бросил на нее беглый взгляд и решил, что ее молчание – всего лишь знак нежелания о чем-либо говорить с ним, заслуженное напоминание, что он утратил права на ее дружеское расположение… или ее любовь, но затем какое-то шестое чувство подсказало ему, что она просто-напросто уснула.
Он сбросил скорость, чтобы убедиться в этом, и посмотрел на ее спящее лицо.
Без сомнения, она сейчас казалась ему более женственной, более желанной, чем… чем когда была девчонкой, а может быть, это просто потому, что он – мужчина, а не мальчик и лучше понимает, что она может дать тому счастливцу, которого полюбит?
Когда-то он мог стать таким счастливцем, но он отвернулся от нее, сказав себе, что слишком молод, что они оба слишком молоды – что они забудут друг друга и будут спокойно жить дальше. У него были такие планы… планы, которые он построил задолго до того, как однажды летом взглянул на сестру Пола и его неожиданно охватило желание.
Его отец был человеком слабого здоровья и, рано бросив работать, оказался вынужден довольствоваться скудной пенсией, а мать постоянно твердила Роберту, что ему будет уготована такая же участь, если он последует примеру отца. Он очень любил своего отца и ему причиняло боль читать иногда в его глазах выражение беспомощного положения, но в то же время он дал себе клятву, что никогда не будет таким.
Родители его уже умерли, и, будучи взрослым человеком, он понял, что его отец вполне мог бы быть счастлив, занимаясь садом, общаясь с друзьями, если бы мать приняла такой образ жизни; он также понял, что богатство, тщеславие и успех не обязательно делают человека счастливым, что в жизни помимо этого есть другие потребности, другие нужды, которые, если их не удовлетворять, могут превратить успех человека в засушливую пустыню, где умирают от жажды.
Он понял почти сразу же, как только оставил Холли, что никогда не сможет по-настоящему забыть ее, и не прошло и полугода, как он стал страстно желать ее так, что часто просыпался ночью в слезах, а в голове у него звучало ее имя.
Но тогда он был слишком молод, слишком эгоистичен, слишком поглощен уроками, которые преподали ему его родители, чтобы признать, что совершил ошибку, а позже, когда он был готов признать это, стало слишком поздно.
Он сказал себе, что Холли, вероятно, нашла кого-то другого, что кто-то, у кого было больше ума и больше проницательности, заметил то, что не хотел замечать он.
По этой причине он избегал контактов с кем бы то ни было из их городка, а потом стал следить за успехами Холли в финансовой прессе. Он решил вернуться в Британию. Он говорил себе, что ведет себя глупо… что гонится за сказкой, которой нет… что он может обнаружить, что Холли, какой он ее помнил, больше не существует.
А затем он увидел ее, поговорил с ней и сразу же понял, что ничего не изменилось – во всяком случае для него. И эмоции, которые он так долго подавлял, захлестнули его. В первый же раз, когда он увидел ее на своей дороге, искушение крепко прижать ее к себе и не отпускать было так сильно, что он еле сдержался, чтобы не сделать этого.
Он любил ее, ну а она, могла ли она любить его? Физически она откликалась на него, желала его – он это понял. Но не было ли это желание всего лишь тенью прошлого? Могло ли оно перерасти в реальную жизнь… в реальную любовь? Он смотрел на ее лицо, и у него было жгучее желание остановить машину и овладеть ею, шептать ее имя, говорить ей, как он любит ее. Он выругался, напомнив себе, что ему под сорок и что реакция его тела на простую мысль о том, чтобы коснуться ее, это реакция двадцатилетнего мальчика, а не зрелого мужчины.
Когда они подъехали к ферме, Холли по-прежнему спала. Сумочка упала с ее колен, и он инстинктивно наклонился, чтобы поднять ее. Затем он заколебался, прежде чем открыть ее. Если он сразу же не найдет ключей, разбудит ее. Если он… Но как только он открыл сумочку, их увидел.
Его пронзило чувство обреченности, абсурдное ощущение, что он уже не владеет ситуацией. Он вынул ключи из сумочки и закрыл ее.
Затем он вышел из машины и прошел по дорожке к входной двери, чувствуя, как у него колотится сердце от волнения и тревоги.
Он отпер дверь, стараясь не сосредотачиваться на мыслях, которые проносились у него в голове, на мыслях, которые таились в глубине как подводные рифы. Холли еще могла успеть проснуться – еще могла успеть посмотреть на него этими своими большими глазами, которые когда-то светились любовью… почти обожанием, но которые сейчас смотрели на него с холодным пренебрежением, а то и презрением. Это было трудно выносить, особенно если учесть, что…
Учесть что? Что он слишком, слишком поздно осознал, что любил ее и всегда будет любить?
Он открыл дверцу машины и замер, потому что включился свет, но Холли даже не шелохнулась. Он наклонился, подложил одну руку под ее колени, а другую под спину и вышел из машины.
Она весила даже меньше, чем он ожидал. Он помнил, какая она всегда была хрупкая и женственная. Теперь ее тело было более зрелым, талия уже, грудь и губы округлей, а ноги изящней.
Тогда она была девчонкой, а сейчас женщиной, и, стоя в темноте рядом с машиной, крепко держа ее на руках, он не мог не чувствовать этого.
Облака, которые до этого скрывали луну, проплыли мимо, и неожиданно свет упал Холли прямо на лицо.
Роберт затаил дыхание, когда она нахмурилась во сне, часть его желала, чтобы она проснулась, прежде чем события перестанут быть управляемыми, другая же часть…
Она издала слабый звук, губы ее слегка раскрылись. Рука ее зашевелилась и прикоснулась к его сорочке, ресницы задрожали, как если бы она собиралась открыть глаза, но затем – невероятно, но она, повернув голову, уткнулась лицом в его грудь, издав при этом довольный звук. По телу у него побежали мурашки, и он задрожал.
Когда-то, давным-давно, она робко целовала его в шею, ласкала губами так застенчиво, что он сжимал зубы и из последних сил сдерживал себя.
Сейчас его желание также велико, но оно не было таким эгоистичным, он больше думал об удовольствии, которое мог доставить ей, чем об удовольствии для себя. Теперь ему важнее не ее прикосновения, а знания того, что она этого хочет. Хочет его.
Желание обжигало его. Холли, Холли, он подавил в себе желание разбудить ее и сказать, как он ее любит, как скучает по ней.
Вздрогнув, он повернулся и направился к двери с Холли на руках.
В доме было тепло и уютно. Квадратный холл вымощен каменной плиткой, старой и отполированной. Тяжелый занавес из Дамаска закрывал входную дверь изнутри. На полированном столике ваза с цветами. Оловянные боковые светильники освещали стены. Из холла открывалось несколько дверей, но взгляд Роберта был устремлен вверх на деревянные ступеньки, также отполированные временем и покрытые ковровой дорожкой, по старинке закрепленной металлическими прутьями по длине.
Он начал подниматься вверх по ступенькам. Я поступаю правильно, говорил он себе. Пусть лучше проснется на удобной постели, чем скрючившись в кресле.
Только одна из спален была открыта. Он рискнул и пронес ее туда.
Рядом с кроватью лежала на тумбочке аккуратная стопка свежего белья, а на самой кровати валялся халат и его белизна резко контрастировала с покрывалом.
Он инстинктивно отбросил покрывало, прежде чем положить Холли на кровать. Кровать была старой и, очевидно, дорогой. Когда он опустил на нее Холли, она нахмурилась во сне, поеживаясь, как если бы ей было зябко.
Окно в спальне было открыто. Роберт подошел к нему и, закрыв его, задернул шторы. Комната была нежных персиковых, серых и голубых тонов. Мебель старинная и хорошо отполированная, а на одном из комодов стояла ваза с засушенными цветами.
На столе позади кровати лежала массивная старинного вида книга. Роберт взял ее в руки, и улыбка тронула его губы. «Справочник лекарственных растений Кульперера».
Ну конечно… что еще могло быть? Теперь ему следовало уйти и оставить ее в покое.
Его обязанности на этом закончились. Больше его здесь ничего не держало. Нет причин оставаться. Он направился было к двери, но затем остановился и, вернувшись, посмотрел на нее. Он протянул руку и дотронулся до ее лица.
Его рука дрожала, ему не следует этого делать, подумал он. Это было ужасным вторжением… покушением на ее уединенность. Он повторил себе все причины, по каким должен уйти, но ни одна из них не звучала убедительно, потому что ему так хотелось быть с ней рядом в этой уютной комнате, где все словно шептало, что его место здесь, рядом с этой женщиной, всегда было и будет.
Он снял ботинки и пиджак. Единственное, чего ему хотелось, это лечь рядом с ней, обмануть себя хоть на минуту, что еще можно все вернуть… что она сможет забыть, простить… что его любви будет достаточно, чтобы оживить ее любовь.
Он лег на кровать рядом с ней, лицом к ней, но не тронул ее.
Он долго лежал и просто смотрел на нее, как бы впитывая ее в себя. Затем он зевнул, раз, другой, и глаза его постепенно закрылись.
Последнее, что он сделал, прежде чем уснуть, протянул руку и обнял ее за талию.
Холли проснулась первой – с приятным ощущением тепла и удовольствия, с ощущением того, что ее обнимают и защищают… чуть ли не любят.
Она полежала так какое-то время, с радостью впитывая в себя это ощущение, расслабляясь и желая как можно более приблизиться к удивительному источнику тепла и уюта, мужскому телу, которое лежало так мучительно близко от нее.
Она резко открыла глаза. Нет, это не галлюцинации. Она действительно лежит рядом с другим телом – и это Роберт, мгновенно поняла она.
На какое-то мгновение она полностью растерялась, не в силах понять, как ее угораздило оказаться в постели вместе с Робертом и при этом оба они были одеты, а тела их сплелись как тела самых страстных любовников.
Она начала дрожать слишком растерянная, чтобы отодвинуться от него. Она стала рассматривать его. И тут Роберт проснулся.
У нее перехватило дыхание.
– Холли.
Ее имя у него на губах было как само дыхание жизни. Сердце у нее слегка замерло, а затем бешено заколотилось.
Она пошевелилась и, должно быть, подвинулась, потому что в следующую секунду оказалась ближе к нему, намного, намного ближе.
– Холли, – повторил он, и она ощутила на своих губах его дыхание.
Ей был знаком вкус его поцелуя, как знакома собственная реакция на него, и все же она была не готова к этому… не готова к устрашающе сильному взрыву эмоций и желания, охватившего ее, так что, не успев даже подумать, она уже прижималась к нему, желала его, любила его, как будто не было этих десяти лет.
Как будто все еще во сне, она позволила себе быть захваченной волной чувств.
Это Роберт обнимал ее, целовал, прикасался к ней. Это кожа Роберта под ее трепещущими пальцами. Это губы Роберта целуют ее с такой жадностью и нежностью, это голос Роберта, который с волнением говорит ей, как он желает ее и как по-прежнему страдает по ней.
Сама Холли не говорила ничего, слишком потрясенная этим невероятным чудом, чтобы говорить.
Губы Роберта ласкали ее шею, находя знакомое чувствительное место на изгибе, и его поцелуй становился властней, когда он почувствовал дрожь желания в ней и услышал ее глуховатый стон удовольствия.