Мореход бесшумно проник в дом и добрался до двери, за которой спала Мартина.
Его уже месяц мучили подозрения. Трудно сказать почему – имелось нечто странное в поведении молодой жены, в ее отрешенности, в легком колебании, с которым она предавалась любви. Сущие пустяки, другой бы не обратил внимания. Но его мать была гречанкой, и от нее он еще в детстве напитался чувством неистового, гордого владетельного господства, которое тайно руководило им во всех делах как с мужчинами, так и с женщинами. «В плавании он шелковый, – отзывались о нем спутники, – но, если его надуешь, он возжелает крови».
Мореход не думал, что жена ему изменяла. Пока еще нет. Но он решил убедиться наверняка, а потому прибегнул к старинной хитрости женатых мужчин и притворился, будто в отъезде.
И вот он осторожно отворил дверь спальни.
Мартина была одна. На кровать ложился слабый лунный свет. Одна грудь осталась непокрытой. Он посмотрел и улыбнулся. Замечательно. Она не обманывала. Он наблюдал за ее тихим дыханием. Ничто не указывало на присутствие в доме посторонних. Все было в порядке. Бесшумно, как кошка, коренастый хозяин дома обошел комнату, поглядывая походя на Мартину. Может, устроить приятный сюрприз и нырнуть под бочок? Или убраться восвояси и последить еще одну ночь? Он обдумывал и то и другое, когда заметил на столике у кровати клочок пергамента. Подобрав его, подошел к распахнутому окну.
Света ущербной луны хватило, чтобы прочесть послание Юлия. Подпись ничем не выдала отправителя, но это не имело значения, так как в записке указывались время и место. Он аккуратно положил письмо и покинул дом.
Мать Юлия в кои-то веки действовала с примечательной расторопностью.
Толстуха не видела солдат. Когда те прибыли, она спала и побрела домой, как только обнаружила, что лавка опустела. Пришла поздно. Материнские подозрения были вызваны именно этим поздним приходом вкупе с некоторой странностью в поведении Юлия. Парой лишних затрещин ей удалось вытянуть из толстухи, что мужчины поставили ее караулить появление солдат. Но после этого у женщины не осталось сомнений. «Этот Секст втянул его в неприятности», – пробормотала она.
Как только Юлий с отцом ушли, она обыскала комнату сына. Сразу нашла мешок, увидела его ужасное содержимое, присела в потрясении на минуту и произнесла: «От этого нужно избавиться». Но куда его деть?
Редкий случай – она порадовалась тучности дочери.
– Сунь под одежду, – велела мать.
Затем накинула плащ и вышла с ней вместе.
Сначала она хотела швырнуть мешок в реку, но сделать это оказалось не так-то просто – слишком людно. Тогда она провела девушку по главной магистрали до ближайших ворот в западной стене. Все городские ворота на исходе дня закрывали, но теплыми летними ночами сей распорядок часто нарушался. Молодежи нравилось колобродить снаружи, и никто не обращал ни малейшего внимания на толстуху и ее мать. Но те не отошли далеко. Дорога вела через мост к святилищу, где обитала водная богиня, а там уединялись парочки. По обе стороны дороги, как и при всех городских воротах, раскинулось кладбище.
– Давай сюда мешок и возвращайся, – приказала мать. – И никому ни слова, особенно Юлию. Понятно?
Когда девушка уковыляла прочь, мать устремилась к кладбищу. Она поискала открытую могилу, но ничего не нашла. Продолжив путь, она вышла с другого конца, миновала верхние западные ворота и двинулась по тропинке, бежавшей параллельно городской стене.
Это было тихое место. Стена с ее горизонтальными черепичными полосами казалась призрачной. Внизу, примерно в четырех ярдах от нее, широким черным лоскутом тянулся глубокий защитный ров. Стражи на стене не было. Никто не следил за женщиной, и та, воспользовавшись моментом, обогнула угол и пошла вдоль длинного северного участка стены. Миновав запертые ворота, продолжила путь, и ярдах в шестистах увидела, что хотела.
Ручей, сбегавший между городских возвышенностей, в своем верховье делился на несколько притоков, и эти крошечные ручейки в трех-четырех местах подныривали под северную стену через аккуратно выделанные туннели, перекрытые решетками. Женщина прикинула, не бросить ли мешок в такой канал, но вспомнила, что решетки исправно чистили, а каналы заглубляли. Однако за одним таким туннелем она заметила большую кучу мусора, недавно сваленную кем-то в ров. За рвом, в отличие от каналов, следили неважно. Она никогда не видела, чтобы его расчищали.
Она задержалась лишь на пару секунд, чтобы оглядеться. Удовлетворенная тем, что никто ее не видел, женщина метнула мешок в ров и услышала стук, долетевший с захламленного дна.
Продолжив, как ни в чем не бывало свой путь чуть дальше, она обнаружила главные западные ворота распахнутыми настежь и незаметно вошла в город.
Юлий уставился на длинную линию городской стены. Беспомощно опустив руки, он покачал головой. Искать бесполезно. Поверх стены, на дальнем краю западного холма, он видел изгиб верхнего этажа амфитеатра. Утро выдалось ясное: ни ветра, ни облачка на бледно-синем небе. В огромном котле амфитеатра воцарится жара.
Где же деньги? Он вышел на рассвете и до сих пор не имел ни малейшего представления, что сделала с ними мать.
Может, толстуха соврала? Вряд ли. Она достаточно испугалась, когда он средь ночи прокрался к ней в спальню, зажал рукой рот и приставил к горлу нож. Она поведала, что мать выбросила мешок где-то за западной стеной, но три часа поисков не принесли результата. Он вышел через западные ворота. Посетил все мыслимые места, пока в конце концов не вернулся. Город уже гудел. Скоро люди потекут к амфитеатру. А у него не было ни гроша.
Что он скажет Сексту? Хоть Юлий и собирался встретиться с тем по пути на игры, он не горел желанием свидеться с ним прямо сейчас. Поверит ли ему Секст? Или решит, что Юлий надул его, похитил деньги? Трудно сказать. Идти домой к матери юноше тоже не улыбалось. «До окончания игр лучше залечь на дно», – пробормотал он. Возможно, к тому времени все будут в лучшем расположении духа.
Оставалась девушка. Юлий вздохнул. Обещал ей подарок, а денег не стало. Как же быть? Ничего не поделать. Да и вообще слишком рискованная затея. «Небось и на мост теперь не придет», – пробормотал он. Все это опечалило молодого человека, и он, за неимением лучшего занятия, присел возле дороги на камень и погрузился в раздумья.
Прошло несколько минут. Раз или два он буркнул: «я разорен» и «забудь обо всем». Но даже это почему-то его не утешило. Мало-помалу в голове зародилась и окрепла другая мысль.
А вдруг она все же явится? Письмо она, скорее всего, спрятала. Муж, наверное, ни о чем не подозревает. А ну как рискнет и придет к мосту, а Юлия там не будет? Что, если он ее подведет?
Юлий покачал головой. Он отлично знал, что случится. «Достанется кому-нибудь другому», – уронил он. Может быть, Сексту.
Любому портовому бойцу было известно, что Юлий, если сбить его с ног, не оставался лежать. Пусть глупо, пусть даже бессмысленно, но присущий ему оптимизм возрождался так же естественно, как листва весной.
А потому он вскоре взял себя в руки. Еще через несколько минут кивнул со слабой улыбкой. Чуть погодя ухмыльнулся шире и встал.
Затем направился к воротам.
Этим утром Мартина поднялась рано. Она прибрала комнату, расчесала короткие волосы, умылась, тщательно надушилась. Перед тем как одеться, внимательно осмотрела себя. Ощупала груди – маленькие и мягкие; провела руками по крепким ногам. Удовлетворенная, она выбрала наряд. Надела новые сандалии, по опыту зная, что слабый запах кожи сообщит соблазнительный для мужчин оттенок ее природному аромату. Застегнула по бронзовой брошке на плечах, отметив при этом сердцебиение, которое донесло до нее, на случай вздорных сомнений, что нынче она предастся любви с юным Юлием.
Затем, завернув пирожные на завтрак, она вышла из дому и присоединилась к соседям, шедшим к мосту на игры.
Ей шагалось легко, как не бывало уже давно.
Опустевший город приобрел странный вид. К середине утра уже казалось, что все его население отправилось смотреть состязания. До Юлия то и дело долетал могучий рев от амфитеатра, но в остальное время на мостовых царила такая тишь, что было слышно птиц. Молодой человек, будучи в радужном настроении, бродил по узким улочкам, вдыхая приятный аромат свежевыпеченного хлеба из пекарни и густые, насыщенные запахи, летевшие из кухонь. Он неспешно шел по красиво вымощенным улицам, минуя великолепные дома богачей. В иных имелись собственные бани; многие были окружены стенами, за которыми росли вишни, яблони и тутовник.
А Юлий знай поглядывал по сторонам. Он намеревался встретиться с девушкой и обещал подарок. Ему не хотелось являться с пустыми руками.
Значит, придется украсть.
Что-нибудь непременно подвернется. В амфитеатре собрался чуть ли не весь город. На то, чтобы проникнуть в какой-нибудь неохраняемый дом и взять вещицу, которая ей понравится, уйдут считаные секунды. Воровство было не по душе Юлию, но в данный момент представлялось единственным выходом.
Однако дело оказалось труднее, чем он ожидал. Юноша заглянул в несколько скромных домов, но не нашел там ничего достойного. Во всех же богатых имелись престарелые слуги или свирепые сторожевые псы, и Юлия уже дважды обратили в бегство.
Слегка обескураженный, он направился к причалу. Сначала попытал счастья с западной стороны, но без толку. Тогда он перешел через мост и обследовал восточный берег. Приземистые лавочки, стоявшие рядами, тоже оказались заперты. Он навестил маленький рыбный рынок, прилавки которого пустовали с рассвета. И только после этого набрел на куда большее здание, и его вид заставил молодого человека задержаться.
Это была имперская лавка. В отличие от других, строение было прочным, каменным. Солдаты охраняли его денно и нощно. На этот официальный склад стекались все товары для губернатора, гарнизона и местного руководства. Порой грузы отличались особой ценностью. Три дня назад Юлий помогал разгружать судно, доставившее несколько огромных сундуков с золотыми и серебряными монетами – жалованье войскам. Каждый сундук был опечатан и неимоверно тяжел. Грузчики едва не надорвались, снося их на пристань. Для Юлия, доподлинно знавшего исключительную ценность этого груза, тот явился живым напоминанием о могуществе и богатстве государства. Империю, бывало, затягивало в хаос, однако глубинная мощь Вечного города и его доминионов по-прежнему внушала трепет. Юноша усмехнулся. Попасись он здесь хоть недолго, все денежные проблемы и впрямь разрешились бы. Но после вчерашнего бегства от легионеров, когда его чуть не схватили, Юлий боялся властей и не стал соваться на задворки лавки.
Повернув назад по широкой улице, уходившей к форуму, он начал склоняться к мысли, что ему придется обойтись как-нибудь без подарка. Достигнув нижней магистрали, он без особых на то причин свернул налево к дворцу губернатора, вход в который охраняла стража. Но улица оставалась пустынной.
Там-то его и осенило. Все было так просто и дерзко, что выглядело безумием. И все же по мере обдумывания ему все больше казалось, что дело не только могло выгореть, но и представало вполне логичным.
– Главное, со временем угадать, – пробормотал он, дабы успокоить себя.
В отличие от частных домов, которые он обыскал, дворец губернатора – здание общественное. Если не считать часового, то все остальные, скорее всего, улизнули на игры. И даже если его обнаружат, он подыщет какое-нибудь объяснение – ждал, дескать, случая подать прошение или что-то еще. Изящество замысла вызвало у него улыбку. Кому вообще придет в голову ограбить губернатора? Он притаился за углом и занялся беглой разведкой.
Обращенная к улице сторона дворца представляла собой базальтовую стену с красивыми воротами в центре, которые вели в просторный внутренний двор. На мраморном постаменте перед воротами был установлен высокий узкий камень почти в человеческий рост. Это был путевой знак, от него вели отсчет все мильные столбы в Южной Британии.
Часовому, похоже, нравилось стоять перед этим камнем, украдкой привалившись спиной, но он постоянно снимался с места и неспешно вышагивал по пустой улице, поворачивался и маршировал обратно.
Юлий пристально наблюдал. Страж делал двадцать пять шагов в одну сторону, затем, после паузы, двадцать пять в другую. Чтобы увериться, Юлий проследил за ним вторично, потом в третий раз. Ничто не менялось. Он тщательно выверил передвижения часового. Как раз успеет.
Когда часовой повернулся спиной и начал очередной обход улицы, Юлий быстро выскочил из укрытия. Имея между собой и солдатом для верности камень, он бесшумной молнией метнулся вперед и нырнул в тень ворот, как только страж изготовился развернуться.
Ему хватило мгновения, чтобы юркнуть во двор. На дальней стороне под портиком виднелся главный вход в резиденцию. Дверь оставили открытой. Юлий отважно вошел. И очутился в другом мире.
Наверное, не рождалось цивилизации, создавшей для высших классов здания роскошнее, чем римские виллы и городские дома. Особняк губернатора являлся прекрасным образчиком последнего. Высокий прохладный атриум с бассейном создавал атмосферу величественного покоя. Сложная система центрального отопления – гипокауст – сохраняла в доме тепло зимой. Летом же интерьер из камня и мрамора создавал прохладу.
Как было заведено в лучших домах Лондиниума, полы здесь зачастую представляли собой прекрасные мозаики. Там виднелся Бахус, бог виноделия; тут – лев; один зал украшали дельфины, другой – хитроумные геометрические узоры.
Восхищенно взглянув на великолепие главных помещений, Юлий поспешил в меньшие. Там, хотя обстановка была интимнее, тоже изобиловала роскошь. Стены выкрасили в различные оттенки охры, красного и зеленого; нижней же их части искусно придали вид мраморных плит.
Юлий знал, что искать. Что-нибудь мелкое. Если жену морехода увидят с богатыми украшениями, начнутся пересуды, которые приведут к неприятностям. Он хотел вещицу простую, скромную, какую-нибудь мелочь, которую сочтут потерявшейся.
Поиски не затянулись надолго. В одной из спален он нашел на столе зеркальце из полированной бронзы, несколько серебряных гребней и три брошки с самоцветами. Еще там было красивое ожерелье из огромных необработанных изумрудов на золотой цепочке. Изумруды, насколько он знал, прибыли из Египта. Юлий взял их, полюбовался. Соблазн похитить ожерелье возник лишь на миг. Ему никогда не сбыть изумруды – слишком подозрительно, но он мог расплавить золото. Затем он положил украшение на место. Жаль портить такую красоту.
К тому же он нашел нечто вполне подходящее: простой золотой браслет без всяких примет. Таких небось в Лондиниуме тысячи. Вот что он подарит Мартине. Прихватив его, Юлий быстро выскользнул из спальни.
В доме царила тишина, двор пустовал. Юлий вдоль стены прокрался к воротам. Ему оставалось лишь миновать часового, который возобновил свое уличное бдение. «Только бы не сунулся во двор!» – взмолился юноша, жавшийся к воротам.
Страж привалился к камню, Юлий видел его спину. Улица, насколько он мог судить, была пуста. Он дождался, когда часовой снялся вновь – тот двинулся налево, к ручью. Юлий молнией метнулся направо.
Но он для подстраховки схитрил. Через несколько ярдов, вместо того, чтобы бежать вперед, развернулся и как мог быстро пошел назад, лицом к удалявшемуся солдату. Пять, десять, пятнадцать заполошных шагов. И точно вовремя. На сей раз часовой почему-то закончил обход раньше и повернулся. Юлий же, не убегая никуда, пошел ему навстречу, как будто впервые приближался к воротам. Солдат подивился, откуда он взялся, однако, коль скоро юноша шагал к нему, не стал задумываться, и оба разошлись, поприветствовав друг друга кивком. Через несколько минут Юлий уже возвращался с подарком к мосту.
Он гадал, придет ли девушка.