- Я помню, - прошептала финикиянка. - Ты ещё сказал, что в будущем затмишь славой всех знаменитых афинян, живших до тебя. Ты много мне наговорил в первую нашу встречу, но я всё помню, клянусь Танит. Правда, у тебя почти никогда не было денег и я отдавалась тебе в долг под честное слово.
Анаис прыснула, прикрыв рот ладонью.
- Разве я тебя обманул хоть в чём-нибудь? - с шутливым вызовом поинтересовался Фемистокл.
- Нет, не обманул, - с уважением проговорила Анапе. И деньги принёс через несколько дней.
И стал заседать в совете Пятисот. Был стратегом. Затмил своим ораторским талантом всех афинских ораторов, даже Аристида. А ныне стал архонтом-эпонимом! Я горжусь тем, что была любовницей столь выдающегося афинянина.
- Почему была? Фемистокл удивлённо приподнял брови.
- Потому что у тебя больше нет на меня ни времени, ни денег, без всякой обиды в голосе заметила Анаис. Ты хотел стать первым гражданином Афин и стал им. Полагаю, теперь ты можешь подыскать себе женщину помоложе и покрасивей.
- Юных красавиц в Афинах, конечно, много, Божественная, но стоит тебе обнажить свою дивную грудь, и вся твоя красота для меня превращается в ничто! - Фемистокл так сильно стиснул финикиянку в объятиях, что у той захрустели суставы.
Анаис невольно вскрикнула.
В следующий миг она заглянула Фемистоклу и глаза и тихо промолвила:
- Может, уединимся в моей спальне? У меня новое роскошное ложе!
- Отличная мысль, клянусь Афродитой! - согласился Фемистокл.
Долгая разлука напитала тела такой истомой страсти, таким любовным огнём вспыхнули сердца, едва жадные взоры узрели наготу друг друга, что на какое-то время мир исчез, забылись заботы и полумрак спальни, пронизанный косыми лучами закатного солнца, наполнился звуками той лиры, которую во все времена настраивают двое, мужчина и женщина, побуждаемые к тому властным зовом прекрасной Афродиты. Увлечённые друг другом, Фемистокл и Анаис даже не заметили служанку, которая принесла на подносе фрукты и сладости, оставив их на трёхногом столе подле ложа. Там же служанка поставила небольшой сосуд с вином.
Когда Фемистокл бессильно откинулся на мягкие подушки с полнейшим умиротворением на лице, Анаис взяла со стола чашу с вином и протянула любовнику. Однако Фемистокл отказался и попросил дать ему навощённую дощечку и стиль.
Анаис выполнила просьбу, для чего ей пришлось ненадолго покинуть опочивальню.
Присев на край ложа, закинув ногу на ногу и потягивая вино из чаши, финикиянка глядела, как Фемистокл с серьёзно-сосредоточенным лицом выводит что-то острым костяным стилем на мягком воске. Иногда Фемистокл задумывался, покусывая плоский конец стиля, и тогда в его глазах появлялось выражение некого глубокомыслия, почти отрешённости от суетного бытия.
- Ты нисколько не изменился, - промолвила Анаис, держа край серебряной чаши у губ и слегка покачивая обнажённой ногой. - Даже в постели с женщиной не расстаёшься со своими грандиозными замыслами. Что ты пишешь? Очередную речь?
Фемистокл чуть заметно покивал головой, продолжая писать.
- Неужели ты можешь обдумывать речи, обладая женщиной?
- Могу, - буркнул Фемистокл.
- Значит, скоро толпа афинян опять повалит на Пникс. - Анаис поставила недопитую чашу с вином на стол.
В её голосе не было ни радости, ни особых восторгов.
Фемистокл завёл было речь о том, какой важной чип Афинской республики будет грядущая экклесия какие большие надежды он связывает с ней, но, заметин, что Анаис слушает его с невниманием, сменил тому:
- Утром при встрече ты сказала, что я нужен тебе по какому-то важному делу. Излагай своё дело. И помогу, чем смогу.
Анаис вновь забралась на постель и обняла Фемистокла сзади за плечи, тесно прижавшись.
Она поведала про свою племянницу Гнафену, которая с её помощью выкупилась из диктериона и собралась замуж за довольно богатого афинского ремесленника, мастера по изготовлению мебели.
- Этого человека зовут Филокл. Он делал столы, стулья и ложа, а также сундуки и ларцы для того диктериона, где до поры пребывала Гнафена. Там-то они и познакомились. Филокл очень порядочный и трудолюбивый человек, два года тому назад он схоронил жену. Его дом и мастерская находятся на Диомейской улице. Я была у него дома и осталась довольна тем, как Филокл ведёт хозяйство. Он унаследовал мастерскую от отца как старший сын. У него есть двое младших братьев, один - моряк, а другой недавно стал эфебом и служит теперь в какой-то пограничной крепости. Но главное, - в голосе Анаис появились умилительно-восторженные нотки, - Филокл и Гнафена с первого взгляда полюбили друг друга. Филокл приложил столько усилий, чтобы Гнафена обрела свободу. Его родители не против брака: они видели Гнафену и она им приглянулась. Однако, дабы дети стали полноправными гражданами Афин, нужно, чтобы моя племянница стала афинянкой через формальное удочерение. Гнафене необходимо попасть в эти, списки свободнорождённых афинянок. Ты понимаешь, о чём я говорю?
- Конечно, понимаю, - отозвался Фемистокл. - Ты нашла гражданина, который согласен удочерить твою племянницу?
- В том-то и дело, что я никак не могу подыскать порядочного человека, - вздохнула Анаис. - Один заломил неслыханную цену за свою услугу. Другой пожелал сначала переспать с Гнафеной и только после этого удочерить её. Третий соглашается удочерить мою племянницу при условии, что она потом целый год будет служанкой у него в доме. Филокл тоже не может никого подыскать. Это тянется уже давно.
- Неужели у Филокла нет надёжных друзей для такого дела? - удивился Фемистокл. - По-моему, самое лучшее искать удочерителя не в Афинах, а где-нибудь в сельской местности. Во-первых, это дешевле. Во-вторых, комиссии неохотно ездят с проверками в сельские демы, это далеко и утомительно.
- Фемистокл, вся моя надежда на тебя! - Анаис умоляюще сложила руки. - У тебя множество друзей, я знаю. К тому же ты сам ныне власть и все демоты подвластны тебе. Помоги моей племяннице обрести афинское гражданство!
- Я сделаю то, о чём ты меня просишь, Божественная, - кивнул Фемистокл. - Но и ты со своей стороны должна оказать мне небольшую услугу.
- Какую услугу? - насторожилась Анаис, слегка отстранившись.
- Мне нужно, чтобы один мой недоброжелатель, а именно Эпикид, сын Эвфемида, в день, когда назначено народное собрание, задержался в твоём заведении как можно дольше. Только и всего. - Фемистокл небрежно пожал плечами. - Очаруй его своими девушками, накачай неразбавленным вином, хоть к стулу привяжи, но чтобы этого негодяя не было на Пниксе. Вот что мне нужно!
- Я готова исполнить это, Фемистокл, но… - Анаис запнулась. - Но где уверенность, что этот, как его… Эпикид пожалует сюда именно в тот день?
- Я берусь устроить это, Божественная, - с загадочной улыбкой промолвил Фемистокл. - Эпикид заявится ещё накануне вечером, так что у тебя, моя прелесть, будет целая ночь, чтобы обработать этого мерзавца как следует. К утру, когда по городу проедут глашатаи, созывающие афинян на собрание, Эпикид должен быть или мертвецки пьян, или в полной власти у какой-нибудь красотки.
Покуда Фемистокл облачался в гиматий и надевал на ноги сандалии, уже одевшаяся Анаис случайно наткнулась взглядом на восковую табличку, оскаленную па постели. Любопытная Анаис быстро пробежала глазами написанное и, прочитав, изумилась:
- Фемистокл, ты пишешь здесь, обращаясь к красавчику Стесилаю, чтобы он навестил Аристида. И за это обещаешь заплатить Стесилаю аж полмины серебра! К чему это?
Анаис знала, что в своё время Фемистокл был сильно увлечён Стесилаем, за которым ещё и поныне гонялись многие богатые афиняне. Именно нехватка средств заставила его отказаться от Стесилая и переключиться на продажных женщин. Благодаря этому судьба и свела Анаис с Фемистокл ом. В вопросе прозвучали ревность и опасение, как бы развратный Стесилай не встал между Анаис и Фемистоклом, у которого ныне водились денежки, и немалые.
- Видишь ли, Божественная, Аристид - мой самый упорный и опасный противник, - ответил Фемистокл, расправляя складки гиматия. - Для меня будет большой удачей, если он не явится в народное собрание. Поразмыслив, я решил, что только страсть к Стесилаю, этот незатухающий огонь в сердце Аристида, переборет в нём желание навредить мне. Пускай себе развлекается, лишь бы не мешал мне проводить в жизнь мои замыслы.
- А ты хитёр, Фемистокл. Хитёр и коварен! - проговорила Анаис, впрочем без тени осуждения в голосе, скорее даже с восхищением.
- Разве это хитрость? - Фемистокл небрежно усмехнулся. - Это просто предосторожность, которая никогда не повредит в любом деле.
- А ты не опасаешься, что и Аристид, со своей стороны, попытается помешать тебе попасть в народное собрание? - поинтересовалась Анаис. - Вдруг и он захочет предостеречься?
- Этого никогда не будет, Божественная, - с неколебимой уверенностью произнёс Фемистокл. Он слишком честен и порядочен для этого. За это его и уважают эвпатриды. Но, клянусь Зевсом, именно честность и неподкупность когда-нибудь Аристида погубят.
Дом Аристида находился в той части Афин, которая именовалась Колит и располагалась в низине между горой Акрополя и холмом Муз.
Этот дом Аристид унаследовал от своего отца Лисимаха, человека знатного и богатого. Благосостояние основывалось, прежде всего, на земельном участке также близ Фалерской гавани, где было большое ячменное поле, фруктовый сад, виноградник и оливковая роща. Сельская усадьба после смерти Лисимаха перешла во владение его единственного сына.
Женившись в сорок лет, Аристид в качестве приданого своей жены взял небольшой дом в городской черте, который сдавал внаём зажиточным метекам.
Супруга Аристида происходила из древнего аристократического рода, основателем которого считался Антиох, сын Геракла. Она родила четверых дочерей из которых две умерли ещё во младенчестве. Жену Аристида звали Харикло.
Никаких особых чувств к своей жене он никогда не питал, и Харикло давно смирилась с этим. Если Аристид и испытывал сильнейшее влечение, то не к какой-нибудь женщине, а к красавцу Стесилаю.
Вот почему, увидев Стесилая на пороге своего дома, Аристид совершенно растерялся от неожиданности, ибо давно уже утратил всякую надежду на взаимность со стороны капризного красавчика. Стесилай не только не отвечал на страстные послания Аристида, но даже всячески избегал его в последние два года.
- Привет тебе, благородный Аристид! - промолвил Стесилай как ни в чём не бывало. - Я шёл мимо твоего дома и решил заглянуть. Позволишь войти?
Аристид растерялся ещё больше, ослеплённый улыбкой и блеском бездонных синих глаз. Он посторонился и пригласил незваного, но столь желанного гостя в экус.
Стесилай держался с той лёгкой развязностью, какая присуща публичной девке, полагавшей, что её красота откроет перед ней любые двери. Он мимоходом оглядывал комнаты, ни на чём не задерживая взгляд, лишь изредка роняя одну и ту же фразу: «А тут всё по-прежнему!…»
В комнате для гостей Стесилай облюбовал для себя ложе-клинэ, которые обычно использовались во время пиршеств. Развалившись на ложе и до неприличия обнажив свои женоподобные бедра, Стесилай стал жаловаться Аристиду на жару и мух, которые изводят его каждый день.
- Надоело мне в городе! Хочу хотя бы месяц пожить где-нибудь в загородном имении. У моего нынешнего покровителя неплохая усадьба за городом, но, к сожалению, от неё далеко до моря. А у тебя, Аристид, усадьба стоит почти на морском берегу. Вот я и подумал…
Намёк был очевиден. К тому же Стесилай взирал на Аристида с тем вызывающим лукавством, с каким глядел на него в пору их задушевно-сладострастной дружбы. От этого взгляда у Аристида пересохло во рту, а мужское естество стало стремительно увеличиваться в размерах.
Во внешности Стесилая, особенно в его лице, было больше женственности, нежели мужественности. Огромные глаза с длинными изогнутыми ресницами, благодаря которым взгляд обладал чудесной, ни с чем не сравнимой поволокой. Длинные волосы до плеч светло-золотистого цвета. Шевелюра вилась пышными кудрями, в обрамлении которых лицо обретало ещё большую привлекательность. У Стесилая был нежный, округлый подбородок, всегда чисто выбритый. Небольшой рот имел красивую форму, как и безупречно прямой нос. Пальцы рук небольшие и тонкие, как у девушки; столь же изящными были ступни ног. Кожа у Стесилая имела мягкий оливковый оттенок. Телосложения он был удивительно пропорционального, хотя никогда не посещал палестру и не ходил на стадий, избегая палящего солнца и пронизывающего ветра. На вид Стесилаю было лет двадцать, хотя на самом деле ему было уже двадцать шесть.
Когда верная служанка шёпотом сообщила Харикло, что в гости к её супругу неожиданно пожаловал Стесилай, хозяйка невольно переменилась в лице. Как же она ненавидела этого женоподобного юнца!
Харикло воспитывалась в патриархальной семье, где мужеложство считалось столь же постыдным делом, как и кровосмешение. К тому же Харикло не могла забыть то время, когда развратный Стесилай безраздельно распоряжался у них в доме, доведя семью до полного безденежья. От нервного расстройства у Харикло тогда случился выкидыш. Она чуть не умерла. Аристид же не придал этому никакого значения, так он был увлечён Стесилаем. Он даже не позвал врача, это сделала старая служанка, преданная своей госпоже.
- Зачем этот негодяй пришёл к нам? - резко спросила Харикло, отложив шитье.
Дне дочери, находившиеся тут же и игравшие и куклы, разом примолкли и посмотрели на мать: облик её говорил, что она разгневана.
- Зачем ещё может приходить Стесилай, - презрительно хмыкнула служанка. - Если диктериады торгуют передом, то этот торгует задом!
- Останься с детьми, Праксифея, - властно произнесла Харикло.
Служанка подавила сочувственный вздох, посмотрев вслед своей госпоже: та решительным шагом направилась в мегарон.
Харикло была готова не позволить Стесилаю опять завлечь Аристида в свои сети. Она собиралась сказать мужу, что они только недавно расплатились наконец с долгами, а ненасытный и бессовестный Стесилай вгонит их семью в новые долги. Харикло намеревалась воззвать к совестливости Аристида, к его благородству и любви к дочерям. Если мужу наплевать на жену, то пусть он подумает о детях!
Однако Харикло опоздала со своими нравоучениями и упрёками. Из-за дверной занавески донеслись знакомые звуки, которые она уже имела возможность слышать несколько лет тому назад. Замерев у дверного полога, Харикло слышала тяжёлое учащённое дыхание Аристида и похотливое постанывание Стесилая. Приученная стыдиться мужской наготы, Харикло не осмелилась войти в экус. Так она и стояла, кусая губы от обиды и бессильной злости.