Завербовать человека за его же собственные деньги — это надо уметь…
* Эту тему еще никто толком не исследовал. А автор, между прочим еще в 2002 году предупреждал на одном англоязычном профильном сайте об афганском синдроме в СССР — за что был благополучно забанен.
** процентов от суммы. Нормальный откат. Ситуация взята из реальности и показывает степень разложения, царящую на самых верхах. Это не только в России, это — везде.
Исламское государство Иран. Мешхед
Международный аэропорт Шахида Хашеми Неджада
11 мая 2013 года
Из всех разведок в мире — наилучшие разведывательные позиции в Иране были у ISI, Межведомственной разведывательной службы Пакистана. Иран был крайне закрытой страной — но в то же время страной богатой, намного богаче, чем себе это представлял окружающий мир. Нефтяной бум начала тысячелетия коснулся и Ирана: нефтяная инфраструктура, при шахе бывшая наисовременнейшей изрядно обветшала, месторождения страдали от дурного, неграмотного управления и эксплуатации. Но и того, что и удавалось выручить от продали иранской нефти и газа — хватило, чтобы модернизировать всю промышленность страны, сильно обновить городскую застройку — и деньги оставались даже на популистские проекты, такие как Бордж-е-Милад, самое высокое здание Ирана, четвертая по высоте в мире — почти один в один скопированная с башни в Монреале. Или поддержка движения Хезбалла, которое за десять лет из маргинальной террористической группировки превратилось в ведущую силу на Среднем Востоке.
Тарик, приемный сын генерала Шарифа, опытный оперативник — для того, чтобы достичь нужного ему места выбрал кружной, сложный маршрут. Перед тем, как отправиться в путь, он старательно, больше месяца отращивал бороду: борода — ваджиб [42]. С надежными документами — он вылетел в Киркук, в Курдистан. Там он нанял машину, иранского таксиста на стареньком Мерседесе — и поехал через полстраны в Наджаф, город на юг от Багдада, примерно на полпути между Багдадом и Басрой, южными воротами Ирака. Таксист попался словоохотливый продувной, их не остановили ни на одном из постов, где иракские полицейские изнемогая от жары спали в новеньких украинских бронетранспортерах. Тарик так же был словоохотливым, он расплачивался по счетчику каждые два часа, а когда они заезжали в придорожную едальню — платил за обоих. Всем этим — он чрезвычайно расположил к себе таксиста, молодого иракского шиита — и он рассказал незнакомцу то, о чем может быть, стоило бы и промолчать…
В Наджафе — он задержался на два дня. На Востоке — вообще не любят спешки, но тут дело было особое. Не слишком верующему сунниту предстояло превратиться в шиита, шиита, совершающего паломничество к святым шиитским местам. Ему нужно было не просто вжиться в образ шиита, ему нужно было стать шиитом. Это было не так то просто — а цена ошибки была слишком велика. Ненависть между шиитами и суннитами была запредельной, рискнувший выдать себя за другого рисковал быть разорванным разъяренной толпой. За Тарика в данном случае играло лишь то, что в Наджафе — немало таких вот неофитов, допускающих ошибки. Но вот в Мешхеде, городе, где находится мавзолей имама Резы — следовало быть очень осторожным…
Наджаф был непростым городом — именно здесь, на обильно политой кровью земле Ирака находилась главная святыня шиитов, мавзолей Имама Али. При Саддаме Хусейне — думать о полноценном паломничестве сюда не приходилось. Сейчас — в дуканах и едальнях Наджафа спорили — когда паломничество к могиле Али соберет больше верующих, чем хадж к Мекке. Десять лет назад об этом смешно было думать. Сейчас — это было реальностью.
В лавке на улице — Тарик купил черную одежду шиита. Аккуратно вычистил и отгладил ее — ему еще придется воспользоваться ею в Мешхеде. Он совершил паломничество в знаменитой Золотой мечети — святыне для всех шиитов. Неспешно передвигаясь по улицам, заходя в едальни, прислушиваясь к многоязыкому говору людей — он смотрел. Слушал. Запоминал. Делал выводы…
Иностранцев было полно. Со всего Востока съезжали поклониться святыне. Полно молодежи. В открытую — боевики с автоматами, полицейские ничего не делают. В городе открыто, на каждом углу — звучит фарси, причем это оригинальный, не искаженный фарси. Судя по форме, оружию, повязкам на фарси — многие из боевиков принадлежат к Организации Бадр — структурному подразделению Корпуса стражей Исламской революции Ирана…
Отец рассказывал ему кое-что из того, что он услышал и увидел в Эр-Рияде и Джидде — а теперь он сам видел все своими глазами. И понимал, почему Саудовская Аравия так ненавидит Ирак и особенно Иран…
На третий день, прямым рейсом Ираки Эйрвейс, который выполнял новенький Боинг 737–800 — Тарик вылетел в Мехшед…
Мехшед — был не похож ни на один иранский город. Расположенный почти на самой границе с Афганистаном и с Таджикистаном — он неимоверно, в несколько раз разросся в восьмидесятые. По двум причинам: первая — он был дальше всего от Тегерана и Кума с их безумными и одиозными муллами, вторая — он был дальше всего от линии фронта. И сюда — не дотягивались даже иракские СКАДы и ТУ-23, которые бомбили Тегеран. Поэтому — Мешхед представлял из себя современного вида, пыльный город с несколькими бетонными кольцами объездных автодорог, обилием промышленных предприятий и торговли. Мешхед считался столицей иранской контрабанды…
Когда разведчик прибывает в какую-то страну — первое, что ему нужно сделать, это найти себе нору. Второе — транспортное средство. И то и другое Тарик нашел в Мешхеде очень быстро. В городе была большая колония беженцев из Афганистана, они занимались приграничной торговлей, поставляли в Афганистан оружие и принимали гостей, которые приезжали в Мешхед, чтобы поклониться одной из величайших святынь шиитского мира и стать Мешеди. В уличной лавке — Тарик купил пузырек с хной и окрасил свою бороду. В таком виде — его любезно приняли в одной из гостиниц на окраине столицы: у хозяина так же была крашеная хной борода. Тарик помнил, что теперь при намазе ему обязательно следует поминать пророка Али и достоверно знал, что если сюда придут стражи и спросят о подозрительном человеке с крашеной хной бородой — им скажут, что такого здесь нет.
На базаре — он купил старый, но еще ходкий мотоцикл Хонда китайского разлива. Новый китайский мотоцикл стоил в переводе на западные деньги что-то около тысячи долларов, подержанный, но способный довезти гранатометчика до американского чек-пойнта и потом умчать его обратно — не больше сотни. Тарик купил за триста, расплатился китайскими юанями, которые имели здесь хождение, как и все валюты крупных государств мира. Там же он купил белой краски — наверное, чтобы выкрасить мотоцикл, так-то он выглядел совсем непритязательно. И, наконец, он купил из-под полы оружие: турецкий вариант русского пистолета ТТ. Здесь так многие делали.
Этим же вечером — на трех опорах освещения в городе — появились белые полосы. Довольно примитивный способ контакта, но в Иране ничего другого не оставалось. Жестокая, примитивная страна…
Это была обычная улица, такая же, как и десятки других в Мехшеде — современная, застроенная безликими бетонными здания, увешанная плакатами с рекламой местных напитков типа Зам-Зам кола и красочно, аляповато нарисованными вывесками различных заведений. Здесь, на этой улице — можно было купить еду, халяльную и не очень, последнюю модель сотового телефона, доставленного контрабандой из Дубая кружным путем через Туркменистан, Армению или Ирак, незаконное оружие, которого тут полно — афганская граница рядом, одежду, обувь. Тут можно было даже умереть и быть похороненным по обряду в святой земле Мешхеда. Но Тарику ничего из этого не было нужно — он появился на этой улице с совершенно определенной целью.
Уверенно держась на мотоцикле — как тогда, когда они сматывались из Кандагара, а на хвосте сидели американские морские пехотинцы, ночью десантировавшиеся с самолетов — Тарик ехал по неспешно ехал по улице в потоке других мотоциклов, мотоповозок и старых автомобилей. Осматриваясь — а здесь никто не осложнял себе жизнь соблюдением правил дорожного движения — он на самом деле искал совсем другое. Любые признаки того, что его здесь ждут. Одинаково или как-то необычно одетые люди, переглядывающееся между собой или слишком внимательно наблюдающие за транспортным потоком. Автомобили, особенно фургоны, машины с тонированными стеклами, машины с лишними антеннами. А вон там, над огромным, в несколько метров высотой портретом какого-то шахида на стене — не спрятался ли в темноте снайпер, прикрывающий группу захвата. Нет?
Первый раз — он проехал по улице на мотоцикле, затем — оставив мотоцикл на стоянке и приковав его цепочкой — он пошел назад уже пешком. На сей раз, он не смотрел — он пытался почувствовать. Любая группа вооруженных людей, как бы она не маскировалась — все равно вносит некий диссонанс… завсегдатаи, конечно, знают о ней, они ускоряют шаг, не смотрят, или наоборот — с любопытством смотрят на какое-то место, лавочники закрывают свои лавки, опасаясь ущерба торговле и товару. Если ты это почувствуешь — из ловушки можно выскользнуть в самый последний момент. Здесь не продавали китайских хлопушек — но он собрал небольшое устройство из нескольких коробков спичек, с которых счистил серу. Хлопок и вспышка — привлечет внимание и создаст панику… что позволит ему моментально раствориться в толпе, пользуясь поднявшейся паникой. Вряд ли местные страхи смогут что-то сделать… здесь слишком много афганцев, да и все самые опытные стражи уже давно перебрались на западную границу… а здесь было только место ссылки.
Только на третий проход — он рискнул…
Вниз вели узкие, грязные ступеньки, в вечерней полутьме ослепительно-ядовитым неоном светилась вывеска. На вывеске был изображен башмак и западная туфелька. Это должно было намекать, что перед вами — обувная мастерская, правда невысокого пошиба. Таких кустарей было много, в основном они были армянами.
Вместо двери — была занавесь из пластиковых разноцветных трубочках на нитках — опасная вещь, тихо не войдешь и что внутри — не видно. Разведя руками красно-синий водопад, Тарик шагнул вперед и оказался в помещении с низким потолком, освещенном одной-единственной лампой без абажура, отбрасывающей на стену резкие, контрастные тени. Помещение было перегорожено деревянной перегородкой по пояс человеку, за перегородкой — сидел носатый, бородатый и длинноволосый пожилой человек с мудрыми глазами никем не признанного пророка. Перед ним были орудия его труда — удобно установленная колодка, молоток, лампа на гибком шнуре…
— Саламат бауш — поздоровался с сапожником на фарси Тарик, желая ему доброго здоровья.
— Альхамидулилла — ответил сапожник на том же языке.
— Я заказывал хорошие, прочные ботинки — сказал Тарик.
— На чье имя заказ?
— На имя доктора Хамада… — Тарик подал невзрачную записку, написанную на фарси дешевой шариковой ручкой.
В этой записке и в самом деле было написано про сапоги — дата принятия заказа, размеры, стоимость. Даже если бы Тарика остановили, обыскали и нашли эту записку — он разыграл бы недоумение, а потом вспомнил бы, что заказывал сапоги. Даже если бы стражи нашли это место — они нашли бы здесь только сапожника, тачающего обувь для небогатых покупателей, честного и туповатого. Только человек с очень богатой фантазией заподозрил бы в этой записке двойное дно, и, что парадоксально — оказался бы прав. На самом же деле — запись о сапогах означала расписку одного из агентов мировой нелегальной финансовой сети Хавала, которая в Пакистане звалась хидж. Где-то в Пешаваре или Карачи скромный торговец драгоценностями на базаре или мясник или такой же сапожник — принял от неприметного человека пакет, туго стянутый скотчем. Или банковскую карточку. И выдал эту записку, понятную лишь посвященным. Удивительно, но Хавала порой даже не брала деньги за перевод: хаваладар зарабатывал на разницу курсов валют, в свою, естественно пользу. Хавалой пользовались все, Хавала была везде — даже в толерантной Европе и совсем не толерантной к терроризму Америке — можно было найти такие неприметные лавки, из которых выходят люди. Так — делались переводы на родину, пожертвования на джихад и многие другие вещи. Так текла невидимая денежная рекам, невидимая, но могучая…
Сапожник со вздохом встал, ушел в зады лавки, загремел там чем-то. Потом — вынес и с гордостью поставил перед клиентом пару примитивных, но крепких ботинок западного образца.
— Но как? — удивился Тарик — вы даже…
— Тридцать лет опыта, молодой человек — сказал сапожник — примерьте.
Поставив ногу на специальную приставку у стены, даже заботливо наклоненную — Тарик надел ботинок на левую ногу, зашнуровал. Ботинок сидел идеально…
— Немного жмет…
— Это не страшно. Натуральная кожа, разносится скоро. Аллах свидетель…
Тарик снял ботинок.
— Вас не затруднит положить в коробку… Мне долго их нести.
— Да, конечно. Конечно…
Взяв ботинки — сапожник снова скрылся за своими шкафами — и через несколько минут вынес коробку, перевязанную лентой. Тарик отогнул край — в коробке, пачка к пачке лежали иранские реалы, крупные купюры…
— Хвала Аллаху…
— Да, хвала Аллаху… — сказал сапожник — можете выйти сзади, там тихо.
— Не стоит…
Мотоцикл стоял на месте — его никто не украл.
Неладное — Тарик заметил сразу. Он медленно ехал по улице — идущей мимо своего постоялого двора — и увидел стоящий у тротуара темного цвета Парс с затененными, играющими бликами рекламы окнами и лишней антенной сзади по центру.
Не увеличивая скорость, Тарик равнодушно проехал мимо своего временного пристанища, направляясь на восток — еще один мотоциклист, один из многих в транспортном потоке. Он не знал и не хотел знать, что произошло — кто-то из бдительных соседей стуканул стражам или сам хозяин комнат решил немного подзаработать — а может быть, просто что-то произошло рядом и это не имеет к нему никакого отношения. Как бы то ни было — сюда он уже никогда не вернется…
Бросив мотоцикл и накрыв его мешковиной — Тарик тронулся в путь к точке контакта, до которой было чуть больше километра пешком. Для него, офицера пакистанской армии, привыкшего к долгим переходам в горной местности — не расстояние. Ориентиром для него — служили огни Мешхеда и линия ЛЭП, по которой в город подавалось электричество. До ближайшей проезжей дороги было несколько километров…
Он шел параллельно проводам ЛЭП, шел быстро, отмахивая рукой темп. Зарево огней тлело за спиной, становясь все более тусклым — Мешхед никогда не спал. За спиной был город, впереди — Эльбрус. Единственно, что попадалось ему по пути — это остовы автомобилей, угнанных ради запчастей, разобранных и брошенных в пустыне. Иногда — в этих железных гробах устраивали любовные гнездышки влюбленные парочки, у которых не нашлось другого места: за внебрачную связь в этой дикой стране могли публично забить камнями. Поэтому — Тарик мельком заглядывал в каждую машину, чтобы убедиться, что там никого нет.
Добравшись до столба опоры, который показался ему подходящим — он сделал большую пометку краской высоко на опоре ЛЭП, отбежал на несколько десятков метров и залег, предварительно спрятав свое оружие. Если контактер предал, добровольно или под пытками — шансы уйти невысоки, хоть что делай. Но они есть — а профессионал никогда не отказывается ни от одного, даже самого призрачного шанса…
Ждать нужно было долго, но он был готов ждать столько, сколько потребуется, даже несколько дней — пока контактер не заметит метку и не выйдет на связь. Ставки в этой игре были предельно высоки — речь шла о ядерной программе Тегерана…
Контактер в Иране, известный пакистанской разведке как «Проводник» был частью сложной, хорошо законспирированной и разветвленной системы агентов Пакистана в Иране. Она включала в себя несколько уровней иерархии. Внизу — были простые рабочие, въехавшие сюда как гастарбайтеры и которым было приказано куда-то устроиться и все там подмечать. Им даже не платили за работу — достаточно было того, что пакистанская разведка устраивала им выезд в Иран на заработки и заботилась о том, чтобы за время, пока они будут в Иране, с их семьями не произошло ничего плохого. Второй уровень — это торговцы всех видов, контрабандисты, в том числе и из Афганистана — в Афганистане у пакистанцев были огромные возможности. Восток живет торговлей, а когда существуют ограничения и запреты — торговля от этого становится только выгоднее. На восточном базаре можно узнать все — кто и как умер, когда будет испытательный пуск ракеты, кого назначили новым начальником охраны полигона, какие кадровые перестановки произошли в КСИР. Информация собиралась тонкими ручейками в реки, реки сливаясь, превращались в поток. Но была еще одна система — чрезвычайно засекреченная, к ней не имел доступа даже генерал Шариф, он имел доступ к контактерам системы, одним из которых и был покойный Проводник.