Мы покатились по мокрой листве, как сцепившиеся в драке коты. Вомпер шипел, обдавая меня отвратительным смрадом мертвечины, а я, забыв о воинских умениях, отбивался руками и ногами, стараясь оттолкнуть мерзкую морду подальше. Меч я обронил еще при падении. Цепкие пальцы нападавшего тянули вниз воротник хауберка.
Я визжал, наплевав на честь и рыцарское достоинство. Такого ужаса мне не доводилось испытывать никогда в жизни. Ни до той ночи, ни после. Страх придавал силы, но и кровососы не дремали. Вскоре я понял, что дерусь сразу с двумя. Один навалился на ноги, второй…
Острые клыки коснулись моей кожи.
Боль!
Жгучая и нестерпимая боль…
Боль, заставляющая тело выгибаться.
Едва ли не в тот же миг она сменилась блаженством.
Я перестал соображать, перестал осознавать опасность, желая лишь одного – чтобы наслаждение никогда не кончалось.
И тут послышался свист стали, рассекающей воздух, мерзкий хруст. Вомпер, удерживающий мне ноги, то ли крякнул, то ли хрюкнул и откатился прочь. Второй всхлипнул, вырвал клыки из моей шеи и попытался сбежать. Но клинок, направляемый твердой и безжалостной рукой, упал на него слегка наискось, снося напрочь голову.
– Вставай, пан рыцарь, – послышался негромкий, но суровый голос.
Сидя на мокрой листве, я только тряс головой, пытаясь убедить себя: все случившееся – всего лишь дурной сон, кошмар, вызванный усталостью и помрачением рассудка из-за пропущенного удара.
– Эй, пан рыцарь, слышишь ли ты меня? – повторил мой незнакомый спаситель.
Я поднял глаза.
Он возвышался надо мной, словно крепостная башня. Высокий, широкоплечий, в потертом кожаном поддоспешнике и черном шапероне. Черные усы свисали ниже подбородка.
– Ты умом не повредился ли?
У меня хватило сил покачать головой.
– Это хорошо, – он мельком глянул на еще шевелящееся тело первого кровососа. Быстрым взмахом рассек его напополам, перехватил меч и пару раз вонзил между ребер. – А вот так еще лучше… Встать сможешь?
Я кивнул. Шатаясь, поднялся на ноги.
– Э-э, пан рыцарь, – протянул незнакомец. – Да они тебя укусили…
– Кто это был? – стараясь скрыть дрожь в голосе, спросил я.
– Да так… Сволочи, каких поискать. Семейка тут завелась. Я давно их выслеживаю.
Наконец я сообразил, что мне только что спасли жизнь. Приложил ладонь к груди.
– Спасибо тебе, пан рыцарь, не знаю твоего имени и герба.
– Зовусь я Ладвигом фон Раабе, – едва заметно улыбнулся рыцарь. И, увидев мое изумление, добавил:—Я силезец из-под Свидницы.
Я кивнул, по-прежнему не догадываясь – друг передо мной или враг. Силезские рыцари бились на нашей стороне и в тринадцатой хоругви как наемники, и в пятидесятой, под командованием Гневоша из Далевиц, краковского подстолия. Но стояли они и под знаменами Конрада Белого из Олесницы, который, в отличие от других князей Силезии, открыто поддерживал тевтонцев. Но все же он спас меня от самой страшной участи, какая только может выпасть на долю доброго христианина. И если даже он из стана врагов, я готов был со смирением сдаться ему в плен.
– А я – Анджей из Грабовиц. Еще раз спасибо тебе, – повторил я, пытаясь поклониться. И едва не упал, почувствовав головокружение.
– Они таки успели укусить тебя! – с нажимом проговорил рыцарь.
Прикоснувшись к шее, я ощутил под пальцами липкую кровь и две ранки. Будто шилом кольнули. Ерунда какая! Случалось мне получать царапины и поглубже.
– Не стоит беспокоиться, пан Ладвиг. Заживет, как на собаке!
– А вот и стоит, пан Анджей, – силезец нахмурился. – Ты ведь уже догадался, с кем столкнулся.
Перекрестившись, я ответил:
– Вомперы, похоже.
– Не вомперы, а вампиры. В Великой Польше и Моравии говорят еще – вьесчи. А за этой семейкой я давно гоняюсь. Осторожные, хитрые и опасные. Ну да теперь они уже никому вреда не причинят.
– Ты, пан, охотник на нечисть? – Краем уха я слыхал о людях, которые посвятили жизнь этому нелегкому ремеслу. Очищать мир от исчадий Люцифера – работа изнурительная и опасная. К тому же она не приветствовалась ни светской, ни духовной властью. Признать охотников – значит признать и детей Сатаны. Не всякий правитель мог решиться на подобное безрассудство.
– Нет, не охотник, – покачал он головой.
– А кто же тогда?
– Долго рассказывать, а времени у тебя мало, пан Анджей.
– Что ты хочешь сказать? – Я похолодел. В памяти немедленно всплыли страшные истории.
– Они тебя укусили. Сейчас в твоей крови частицы их слюны…
– Я тоже стану вомпером? То есть вампиром?
– Станешь, – кивнул фон Раабе.
– И ничего нельзя сделать? Я буду молиться Господу! Я поеду в Ясну Гуру… Нет, пешком пойду! Да что там пешком! На коленях поползу и каждый шаг земной поклон бить буду.
– Не поможет, пан Анджей.
– Святую воду пить буду! В монастырь уйду! Самые суровые обеты приму!
– Не надо себя обманывать. Обратной дороги у тебя нет.
– Руки на себя наложу! – в отчаянии воскликнул я.
– Ну это твой выбор, – Он пожал плечами. – А я помочь хотел…
– Как?!—Попади горечь моего голоса в Вислу, люди много лет не смогли бы пить воду из нее.
– Сейчас, пан, у тебя есть всего лишь два пути. Первый – быстрая смерть. От своей ли руки или кого-либо иного, не знаю. А второй – вечная жизнь. И безграничные возможности. Почти безграничные, – поправился силезец, поразмыслив мгновение.
– И продать душу Сатане?
– Вовсе не обязательно. Скажу тебе, положа руку на сердце, никто никого неволить не собирается. И договоры кровью скреплять тебе не придется. А вот пить кровь время от времени – да, придется. Но это в любом случае, независимо от того, поедешь ты сейчас со мной или нет.
– Так в чем же заключается мой выбор?
– В чем? А в том, чтобы жить и умереть как они, – Ладвиг ткнул кончиком меча безжизненное тело, больше всего напоминавшее груду старого тряпья. – Или обрести богатство, почет, власть. Жить в свое удовольствие.
– И пить кровь?
– Не так часто, как рассказывают в сказках. Это необходимость. Вопрос цены, если можно так выразиться. Но решать тебе.
Я подумал и кивнул.
– Отлично! – воскликнул силезец. – Неподалеку нас ждут два коня. В седло залезть сумеешь, пан Анджей?
Так началось мое многолетнее знакомство с Ладвигом фон Раабе, старшим товарищем и наставником.
Глава четвертая
Карабчиевский меч
Охранник, похожий даже не на двухдверный шкаф, а на сарай с пристройкой, вежливо посторонился.
– Прошу вас войти, господин Грабовский.
Он привык к моему чудачеству – никогда не переступать порог чужого дома без приглашения – так же как и к ночным посещениям. Но дольше всего он свыкался с моей привычкой никогда не носить с собой оружие. Первое время все пытался подловить меня на утаивании хоть чего-то мало-мальски острого. Водил туда-сюда поверх одежды странной штучкой, которая, как мне объяснили, должна была замигать и запищать, если я припрятал клинок. И все удивлялся, что ничегошеньки не находится. Зато, убедившись, что я прихожу с голыми руками, охранник вбил себе в голову, что я, должно быть, непревзойденный мастер единоборств. Причем, почему-то, обязательно китайских или японских. Теперь традиционное приглашение он сопровождал учтивым полупоклоном из тех, какие приняты на тренировках людей, увлеченно молотящих друг по другу и по набитым песком манекенам в свободное от работы время.
Само собой, никаким кунг-фу или карате-до – или как там они называются? – я никогда не занимался. Просто, если развивать в течение шести веков навыки рукопашного боя, вбитые суровым наставником в голову юному рыцарю, что-то да получится. Ну и совсем уж необходимо принять во внимание те преимущества, которые дает мне положение «немертвого», – сила, скорость, нечувствительность к боли, способность к быстрой регенерации. Думаю, я смог бы голыми руками разметать всю охрану моего клиента – около десятка молодых, крепких людей, на профессиональном уровне обращающихся с любым стрелковым и отдельными видами холодного оружия. Не просто разметать, а вырвать сердца и съесть их, при желании. Но зачем? Люди, в отличие от нас, вампиров, большое внимание уделяют «деланию денег», и, чем больше доход, тем больше тяга заполучить еще, оттяпать долю в бизнесе у знакомого или незнакомого конкурента. И если я убью Валентина Валентиновича, то я тем самым лишусь дойной коровы, приносящей мне немалую прибыль. Да я горло перегрызу любому кровному брату, если только заподозрю его в посягательстве на жизнь этого невысокого, плотненького, как гриб-боровик, человечка с носом уточкой и высокими залысинами по обе стороны от выпуклого лба. Ведь он дает мне возможность безбедно жить, занимаясь при это любимым делом.
Валентин Валентинович тем временем спешил мне навстречу, смешно переваливаясь на коротких ножках, почти незаметный на фоне позолоченной массивной мебели и богатейшей барочной драпировки зала, не уступающего размерами внутреннему двору рыцарского замка. На ходу он потирал пухлые ладошки, прямо-таки лучась счастьем.
– Рад видеть вас, господин Анджей!
Я поклонился, скрывая невольную улыбку. Он казался таким смешным и нелепым в расшитом золотом халате, с сеточкой на жидких волосах и с перстнем на безымянном пальце левой руки со сверкающим черным бриллиантом-кабошоном. Каратов на десять – довольно скромно для его положения в обществе. Кем он был? Политиком или бизнесменом? Я не интересовался. Впрочем, в наше время эти две ипостаси неразрывно связаны. Разве что лидеры лишенной в конце прошлого века реальной власти коммунистической партии могут себе позволить существовать на партийные взносы. Да и то вряд ли… Ни жалости, ни любви я к ним не испытывал. Уж кто изрядно попил крови у моих собратьев – если уместен столь смелый каламбур – так это они совместно с национал-социалистами.
– Доброй ночи, Валентин Валентинович, – ответил я, принимая неожиданно крепкое рукопожатие. – Зовите меня просто Анджей. Без господ.
– Господа все в Париже? – прищурился он, будто проверяя меня на лояльность. И добавил:—Поразительно! Какие у вас холодные руки!
– Малокровие, должно быть, – на ходу сострил я, понимая, что оценить шутку все равно некому.
– Это вы не бережете себя. По ночам работаете. Знаю я этих людей искусства – всю ночь в Интернете, а утром глаза красные, головная боль. И, как следствие, неврозы, расстройства сна, гастрит, язва желудка…
– Вы врач? – удивился я.
– По первому образованию. Поэтому выступаю за здоровый образ жизни и уважаю людей, заботящихся о себе.
– Ну тогда можете быть спокойны. Я не сижу в Интернете по ночам. Скажу больше, я знаю о его существовании со слов других людей. Также я не смотрю телевизор, не слушаю радио…
– Не читаете за обедом советских газет, – весело подхватил Валентин Валентинович.
– Не читаю. Российских и украинских, заметьте, тоже, – телевизор я не смотрел, но с творчеством Михаила Афанасьевича в свое время ознакомился.
– А как же вы узнаете новости? – искренне удивился клиент.
– Мой слуга распечатывает самую интересную информацию и кладет мне на журнальный столик.
– Вы поразительный человек, Анджей! Реликт, осколок былых эпох!
– Да, осколок, – кивнул я. Хотел добавить: «Хотя и не человек», – но не стал. Закон Великой Тайны никто не отменял.
Он снова всплеснул ладошками.
– Чай, кофе, коньяк? Все самое лучшее.
Кто бы сомневался. Имея такой доход, можно пить кофе не просто бразильский, а владеть там собственной маленькой плантацией с элитными сортами.
– Благодарю вас, – я поклонился, переводя предложение в шутку, – не считаю это полезным для здоровья.
– Ну чуть-чуть не повредит, – в глазах нувориша мелькнуло что-то похожее на подозрение. Не знаю, о чем он подумал. Возможно, вспомнил обычай некоторых народов – ничего не есть в доме врага. Во всяком случае, с упорством, достойным лучшего применения, он пытался накормить или напоить меня хоть чем-то со дня нашего первого знакомства. Никогда открыто не обижался на мои столь же упорные отказы, но поглядывал настороженно. – Сосуды расширить, взбодриться. Как говорится, для дома, для семьи, врачи рекомендуют…
– Нет-нет, не стоит беспокоиться, – мягко, но настойчиво остановил я его бьющее фонтаном гостеприимство.
– Вы хотите как можно скорее перейти к делу? – Валентин Валентинович сделал широкий приглашающий жест рукой.
– Ну что вы! Если желаете побеседовать, то я к вашим услугам. Просто меня не интересуют ни горячительные, ни прохладительные напитки.
– Вы поразительные человек, Анджей!
Ну что я мог ему ответить? Собственно говоря, Валентин Валентинович не относился к тем людям, с которыми стоило играть в кошки-мышки. Я не знал, к какой сфере человеческой деятельности относились его интересы – нефть и газ, или, возможно, металл, или недвижимость, или массмедиа. Как говаривал поэт в прошлом веке: «владелец заводов, газет, пароходов». Но я был твердо уверен – слабая личность, заурядная и не обладающая цепким умом, на пространстве бывшего Советского Союза не достигла бы высокого положения в обществе. Здесь на жестокость следовало отвечать двойной жестокостью, в ответ на хитрость партнеров изыскивать еще более тонкую хитрость, забыть о жалости и о человечности, как это ни парадоксально звучит, когда речь идет о людях.
В чем-то современная элита человеческого мира напоминала мне кровных братьев или, если будет угодно, Ковен чародеев. Закрытая каста, очень сильно отличающаяся от серой толпы, призванной служить рабами и строительным материалом для богатства сильных мира сего. И чтобы попасть в нее, требовались совершенно особые качества. Вот что их равняло с остальными людьми, так это болезни и подвластность смерти. А в бурные девяностые бизнесмены новой волны (или, как их называли, «новые русские» независимо от гражданства – Россия ли, Украина, Молдова или Казахстан) гибли куда чаще обывателей. Тогда-то и родились слухи, что кто-то из наших нарушил закон Великой Тайны, польстившись на баснословную плату, предложенную некоторыми бизнесменами в обмен на бессмертие и почти безграничные возможности вампира. Разное поговаривали после. Кто-то утверждал, что незадачливого Мастера жестоко покарали вместе с несостоявшимися Птенцами, а кто-то доказывал, что сделка состоялась, а наше братство получило очень сильного вампира, который в скором будущем составит конкуренцию и князю Прозоровскому, и Амвросию, и Малюте, не говоря уже о князьях более мягких и слабых.
Беседуя с Валентином Валентиновичем, я то и дело ловил себя на мысли, что он что-то недоговаривает, знает больше, чем показывает. Иногда мне казалось, что его улыбка, его показное гостеприимство, его искреннее участие в моем здоровье (подумать только – заботиться о здоровье «немертвого»!), его добродушное подтрунивание над интеллектуалом, застрявшим в прошедшей эпохе, – не что иное, как маска, которую он натягивает, решая некую очень важную и одному ему понятную задачу.
Мы покинули богатую гостиную и вошли в кабинет, не уступавший ей по размерам. Панели из мореного ореха оттенялись бежевыми с позолотой шпалерами. Нет, не обоями, искусно стилизованными под старину, какие сейчас можно увидеть в доме любого более-менее состоятельного человека, а именно шпалерами. Тяжелое, плотное полотно покрывали изящные, тонкой работы цветы и листья. Я не впервые входил в святая святых огромного особняка, стоящего за трехметровым бетонным забором в центре Рублевки – загородного поселка, облюбованного московской элитой, но всякий раз проникался восхищением. Если бы мне удалось обставить свою берлогу на Андреевском спуске хотя бы на четверть так же роскошно! Но, несмотря на возраст и принадлежность к кровным братьям, мне такое не по карману. Скажем, небольшое бюро в углу от «Отто и Гамбса» стоило… Да, впрочем, стоимость его я оценить не берусь – специалист не в этой области. Одно могу сказать – посещая императора Павла Петровича в Михайловском замке, я видел точно такое же. И не исключено, что бюро это было то же самое.
А на стенах кабинета, закрепленные на бронзовых и дубовых позолоченных кронштейнах, покоились мечи. Не новоделы, коими полны художественные, с позволения сказать, салоны любого городка, мало-мальски отличающегося от деревни, а подлинники, чьи рукояти помнили прикосновения ладоней давным-давно умерших людей: скифов и гуннов, франков и саксов, шотландских горцев и рыцарей-крестоносцев. Эдакая усыпальница клинкового оружия. Коллекция, которая способна вызвать слезы бессильной ярости у любого директора археологического музея. Валентин Валентинович собирал ее истово, не жалея сил и средств, и немало в том преуспел. При первом же знакомстве с его собранием я обнаружил несколько клинков, описанных в работах Лоранжа и Вегели, что заставило меня взглянуть на заказчика со всей серьезностью.