В тот, последний раз, он заступил дежурным вместо запившего Карасева. Пил Карасев, а «лавры» пожинал Буцков.
Молоденький солдатик по фамилии, кажется, Нурмухаммедов ему сразу не понравился: забитый, грязный, с затравленным взглядом — из тех, кого в армии называют «чмо». Другие солдаты из караула, а уж тем более сержант Буздаков, караулом командовавший, шпыняли его, особо не стесняясь даже присутствия Буцкова. Той ночью все и случилось.
«Чмо», когда его, как рассказывали потом бойцы, во время полагавшегося ему отдыха заставили счищать снег с территории перед караулкой, в отчаянии и полном обалдении расстрелял полмагазина в сослуживцев. Он громко орал что-то на своем тарабарском языке, и слезы заливали его лицо. Он убил двух рядовых и ранил ефрейтора. Потом с автоматом убежал за ворота части.
Полк подняли в ружье.
Но никаких особых мер не понадобилось. Нурмухаммедов никуда уходить не собирался, просто сидел среди голых холодных кустов напротив части и выл, зажав между коленями автомат. Буцков, совсем не прячась, только держа правую руку на раскрытой кобуре, подошел к нему и отобрал автомат.
Потом был, как водится, показательный суд. Нурмухаммедову дали несколько лет дисбата, приняв во внимание, что он был в состоянии аффекта. В тот же дисбат загремел и сержант Буздаков за «неуставные отношения».
Больше всех пострадал, не считая убитых, сам Буцков. У него оставался один выбор: или сгнить заживо в какой-нибудь островной роте, или писать рапорт в Афганистан. Афган тогда все списывал.
— А ты как попал в Афган? — спросил я Петю, который нервно закурил.
Я чувствовал, что ему необходима небольшая передышка. В моем представлении его образ веселого щенка совсем не вязался со страшной войной, тем более что мальчик был явно из приличной семьи. Впрочем, не такой уж он и мальчик.
— К-как попал? К-как все. Забрили — и под ружье. Я учился тогда на журфаке, на втором курсе. Одна сволочь меня с «Архипеллагом» з-заложила. Тогда в Сибирь за ч-чтиво уже не ссылали, н-но из университета п-поперли к-как миленького. «Милые люди» из П-пятого уп-правления предлагали п-помочь. Но уж очень мне этого н-не хотелось. Тогда-то они и п-пообещали п-пристроить меня в Афган. И п-пристроили...
И Петя продолжил свой рассказ.
Зотов был в Афганистане уже третий месяц, когда их роту принял старший лейтенант Буцков вместо убитого во время патрулирования дороги в Кабул капитана Елисеева. Историю Буцкова, «переквалифицировавшегося» из помощников по комсомолу в командиры боевой роты, Зотову рассказал замполит капитан Егоров, с которым Зотова связывали дружеские отношения. Во-первых, когда рядышком лежишь под огнем, отношения завязываются сами собой. Во-вторых, даже в Афгане никто не отменял обязательность комсомольских собраний, а точнее их протоколов. Собраний как таковых практически не было, а протоколы с потрясавшей Егорова изобретательностью сочинял Зотов. Он же оформлял «Боевой листок» и писал для него заметки.
Поначалу Буцков пытался навести «порядок», в понятие которого у него прежде всего входило запрещение «травки». Но это его желание встретилось с таким невиданным упорством подчиненных, что он быстро понял: если слишком настаивать, то в какой-нибудь случайной перестрелке с «духами» можно получить целенаправленную «шальную» пулю в затылок. Со временем он и сам пристрастился к «травке», но всегда знал меру.
В ту пору в их краях стояло относительное затишье. Основные боевые действия переместились к югу. В задачу роты Буцкова входило постоянное патрулирование дороги и иногда — сопровождение грузов, следовавших на Кабул. Как и всякое затишье во время войны, оно оказалось чреватым самыми неожиданными последствиями.
Рота дислоцировалась в чистом поле: большие армейские палатки, автопарк, склад ГСМ, хилая «колючка» вокруг, пять караульных постов. Ближайшее селение, в которое, по слухам, регулярно наведывались «духи», находилось в шести километрах к востоку от расположения роты.
Тот черный день, точнее, черная ночь случилась с субботы на воскресенье. Так совпало, что в субботу пригнали цистерну с водой для бани, а у знакомых водителей из большого каравана бойцы прикупили спирт. К ночи подрались знатно.
Буцков загонял бойцов в палатки под дулом пистолета. Замполит накануне уехал в Кабул, а Буцкову надо было обязательно попасть в расположение полка. Телефонистки обещали ему почти стопроцентный разговор с Ивановом, где жили его старенькие родители, — отец тяжело болел. За себя он оставил лейтенанта Долю.
Этот Доля был примечательная личность. Он окончил Московский институт связи с отличием, а в армию попал обыкновенным двухгодичником. К удивлению начальства узла связи Генштаба, куда Игоря Долю взяли, как классного специалиста по радиооборудованию, этот лейтенантик написал рапорт с просьбой послать его в Афганистан. Там он стал командиром взвода связи — вся-то связь была полторы радиостанции.
Другие офицеры, вырвавшись в Кабул, волокли с его базаров все что ни попадя и отправляли в Союз (попутно не брезгуя и «трофеями»). Доля же привозил из Кабула книги, которые покупал в Военторге, и хороший одеколон.
Но главной страстью Доли было оружие.
Он разбирался во всех моделях и модификациях. Назубок знал даже то, что никогда не попадало ему в руки. Еще Доля был великолепным стрелком, и если был не в наряде, то два часа в день упражнялся в стрельбе по учебным мишеням.
Буцков на Долю мог положиться. Во-первых, лейтенант не пил, а во-вторых, его если и не уважали, то побаивались.
Однажды он пытался загнать в палатку быкоподобного, обкурившегося «травки» украинца Лeбядко. Тот куражился, орал гадости про москалей (не совсем по адресу, так как Доля по происхождению был из хохлов), сам не спал и другим не давал. Веселился, в общем. Худенький Доля достал свой ПМ и выстрелил три раза в землю.
Одна пуля легла ровно между подошвами огромных сапог Лебядко, вторая справа, третья слева — в сантиметре от ноги. Всю дурь словно ветром выдуло из головы Лебядко. На следующий день он приходил извиняться, видимо сильно его пробрало.
Когда Буцков уехал, а вся рота, чистая и благостная, рассредоточилась по палаткам и укромным местам, с удовольствием попивая водочку, Доля, положив перед собой на стол два пистолета, сидел в командирской палатке и читал «Преступление и наказание» Достоевского. Как раз на сцене первого разговора Раскольникова со следователем Порфирием Петровичем прибежал начальник караула сержант Ерменин:
— Товарищ лейтенант, там два аборигена пришли. Лекарства просят. Или пожрать. Мы не поняли.
Оказалось, изможденный седобородый старик и пацан лет двенадцати просили бинты. Якобы мать мальчика, дочь старика, руку порезала.
— Могли бы и тряпкой перевязать, — пробурчал Доля и распорядился выдать пару пакетов.
Глаза незваных гостей так и шныряли по территории лагеря, но об этом вспомнили только потом.
Ночью Доля проснулся от автоматной очереди. Выскочив из палатки — уже занимался рассвет, — он увидел прямо перед собой белое лицо Ерменина. Тот выпустил в воздух уже, наверное, полмагазина. Изо всех палаток выбегали полуодетые бойцы с «Калашниковыми» в руках. Но стрелять было не в кого.
«Духи» пришли под утро. Их было, скорее всего, трое-четверо. Задушив потихоньку караульного, они пробрались в ближайшую от хилой «колючки» палатку и бесшумно перерезали горло десятерым сладко спавшим бойцам. Тут-то и вспомнили мальчика со стариком.
Бойцы рвались в селение. Каждый представлял себя на месте зарезанного. Эта смерть требовала немедленного отмщения, ибо была слишком унизительна. Советских солдат зарезали как баранов. Доля едва смог сдержать их немедленный порыв. Решать предстояло Буцкову.
Подъезжая к лагерю. Буцков не сразу заметил нездоровую суету в расположении вверенной ему части — по телефону мать, рыдая, сообщила ему, что два дня назад похоронили отца.
Командирский «ЗИЛ» въехал в распахнутые ворота. Буцков выслушал короткий рапорт Доли прямо с подножки. Он побледнел, челюсти его сжались. Скрипнув зубами, он отрывисто приказал:
— Автомат мне. Лейтенант Доля и двенадцать человек со мной!
Он ткнул пальцем по очереди, казалось бы, в совершенно случайных бойцов, но уже через несколько секунд стало понятно, что выбор его был неслучаен. С ним поехали только «старики», бывшие в деле неоднократно.
Зотова, по которому скользнул взгляд командира, он все же не выбрал — Зотов был еще «молодым».
О подробностях того, что было в селении, никто не рассказывал. Создавалось такое впечатление, что все участники дали обет молчания. Только хохол Лебядко как-то по пьянке проговорился, что они расстреляли едва ли не всех: и стариков, и детей, и женщин.
Через неделю большой отряд душманов совершил нападение на расположение части. Они обстреляли роту сначала из гранатометов, потом пошли в атаку. Такого никогда не бывало — обычно они действовали исподтишка, в темноте. Доля, стреляя из «Калашникова» одиночными, уложил пятерых и хохотал, беспрерывно хохотал. Это производило жуткое впечатление.
Когда с севера прибыл вертолет огневой поддержки, «духи» уже в беспорядке отступали. «Трассы» с вертолета добили почти всех оставшихся в живых.
— П-после я Б-буцкова не в-встречал, его перевели в Кабул, а вслед за ним и Долю. Я д-до сих пор не з-знаю, что в действительности т-там произошло... Но предполагаю, ч-что они выкосили всех подчистую. P-разве что к-кто спрятался. Таких с-случаев было много. Тут в-все так совпало — «духи», с-смерть отца, д-да и вообще за т-такую с-самодеятельность не казнили. С-себе дороже.
— А после Афганистана ты его не встречал? — спросил я Петю.
Тот закурил и задумался — как бы вспоминая.
— Встречал. Более того, он предлагал мне стать пресс-секретарем Фонда воинов-интернационалистов. Эт-то было т-три года назад. Фонд уже в-вовсю процветал. Через его счета п-перекачивались колоссальные деньги. Все работавшие у Буцкова получали з-зарплату з-зелеными. Кстати, нашел он меня сам, я тогда подвизался в «Московском комсомольце», так что вычислить меня особого труда не составляло. Я п-покрутился немного в фонде, но б-быстро понял, что фонд на самом деле не то чтобы служит прикрытием д-другой деятельности, но является в-всего лишь верхушкой айсберга. Н-надо отдать должное Андрею Леонидовичу, организатор он отменный, но меня он в тайные дела не с-спешил посвящать. Я думаю, не потому, что не д-доверял, хотя, наверное, и это имело место, скорее в-все же потому, что на д-должность официального пресс-секретаря ему н-нужен был человек с хорошей репутацией, не имеющий для органов н-никаких зацепок.
— Ты отказался? — Я уже знал ответ.
— Это было самое т-трудное. Отказаться так, чтобы остаться в живых. Р-ребята его круто р-работают. Он с-слывет в определенных кругах ч-человеком очень опасным. Я специально с-старался в его дела не соваться. Понимаете, все-таки с-своя рубашка ближе к телу. Но от судьбы н-не уйдешь.
Похоже, она снова нас с-сталкивает. По-моему, Буцков в последнее время занялся нефтью, многие головы в р-разные стороны полетели. Н-но это только между н-нами. Я в своей газете переквалифицировался на мошенников и брачных аферистов — они, по крайней мере, безопасны.— Зотов усмехнулся, а потом продолжил очень серьезно: — С Буцковым можно пошутить только один раз. Мне недавно позвонили от него и очень спокойно объяснили, что у меня очень симпатичный маленький сынок. Я н-не мог с ними не согласиться, особенно после того, как мне передали личный привет от Андрея Леонидовича. И еще сказали, что должность в фонде меня всегда ждет...
— Ну и что ты решил?
— Я решил лечь на дно.
Что ж, решение понятное. Я задумчиво смотрел на погрустневшее лицо Зотова и не смел осуждать его. Тем более что Буцков работает так чисто, что под него особенно-то и не подкопаешься.
Меня сейчас больше интересовал Кларк — был ли он в самом деле связан с Буцковым. Если это так, то уровень серьезности Буцкова возрастает невероятно. Такие связи случайными не бывают. Надо будет вызвать Ольгу Лебедеву, чтобы она посмотрела фотографии Буцкова. Есть у меня сильное подозрение, что в «Самоваре» к Кларку с Ричмондом подходил именно он.
— Давай теперь немного о другом, — решил я перевести разговор в новое русло. — Ты помнишь свою статью по поводу смерти Нормана Кларка?
Петя аж развеселился:
— Я все свои статьи помню. А вас что, и друг с-советского народа интересует?
— Интересует, меня все интересует. Работа такая. Почему ты писал там о торговле оружием? Это журналистские фантазии ради сенсации или у тебя были серьезные источники?
— Если полковника Ульянова из особого отдела штаба Черноморского флота можно назвать серьезным человеком, то у меня была именно такая информация. П-похоже, он играл в какую-то свою игру и, возможно, потом пожалел о том, что мне сообщил. Однако это могла быть и организованная утечка информации. Уж очень хорошо и любезно меня принимали. Очень с-старались убедить, что за этим д-делом стоит обыкновенный к-криминал, пусть и на солидном уровне. В армейских кругах, насколько я з-знаю, сложилось сейчас несколько крупных группировок, пытающихся монополизировать торговлю оружием. Это ц-целые кланы, состоящие из высокопоставленных военных, директоров ВПК, банкиров и больших чиновников. За этим с-стоят многие и м-многие миллионы долларов. Идет большой передел сфер влияния. Кстати, в это дело пытался влезть и Б-буцков, но, кажется, его быстро отшили. Ведь он в-всего лишь майор. Д-да и то в отставке, — засмеялся Зотов.
— А что-нибудь непосредственно про смерть Кларка ты выяснил?
Да практически ничего, кроме того что написал. Только чует мой журналистский нос, что там дело очень и очень нечисто. Если вас действительно интересует Кларк, то о нем следует расспросить его лучшего друга, бывшего политического обозревателя Ф-Филина. Помните такого? Про Америку нам все вещал по ящику.
Ха! Филина! Помнил ли я Филина? Да слишком даже хорошо помнил я этого Филина.
— Что, собственно, за птица этот самый обозреватель Филин? Что и для кого он сейчас обозревает?
— Вообще-то если Филин интересует вас в-всерьез, то вам следует пообщаться с моим отцом — они вместе когда-то начинали работать, да и позже не раз пересекались. Когда Филин был корреспондентом «Правды» в Нью-Йорке, отец был в том же Нью-Йорке от «Литературки». Только позже к-карьера Филина неуклонно шла вверх, а у отца — только вниз.