впечатление, что и к паре севастопольских убийств, то есть Сотникова и некоего «Васи», тоже они руку приложили. Смотри, Костя, как все мило и по-домашнему: сначала Вася убирает Сотникова со второго захода, а потом убирают Васю — с первого. И похоже, что это наши, а не хохлы.
— А что украинцы? — заинтересовался Меркулов.
— Ну, те мне хвост привесили. Пышный, лисий, но такой непрофессиональный, что пришлось ребятам популярно объяснить, что они не правы.
— Надеюсь, ничего лишнего себе не позволил? Международного скандала не будет? — усмехнулся Меркулов и погрозил мне пальцем, словно нашкодившему не в первый, но и не в последний раз ребенку.
— Да нет, Костя. Просто одному нос прищемил. В буквальном смысле. Так что дело покрыто черным мраком. Теперь надо попробовать зайти с другой стороны. Историей Кларка занимается у меня Ломанов, да и я потихоньку вчитываюсь. Загадочная фигура, ох загадочная! Русский язык, например, начал изучать во время войны. К чему бы это? Вот как раз сегодня я должен встречаться с сотрудником американского посольства Стивеном Броуди. Похоже, что этот парень из тамошней конторы. Побеседуем, пообедаем.
— В «Метрополь», поди, идете?
Да нет, он, похоже, эстет. В ЦДЛ... А завтра я договорился встретиться с этой американской девочкой. Внучкой Спира. Чувствую, что надо заходить с тылу, из Америки. Вполне возможно, Костя, что придется нам и туда слетать, за океан. Потянет наше ведомство такие расходы?
— Ну, если ты не в Лас-Вегас собираешься, на рулетке играть, а по делу и обратно, то потянет, — уверенно ответил Меркулов.
— Спасибо на добром слове. Другое соображение. Есть ли у нас какие-то возможности воздействия на Службу внешней разведки? Неформальные такие? И очень осторожные. Меня через Филина уже практически впрямую предупредили, чтобы не совал нос в их дела.
— Надо будет, найдем, — твердо сказал Меркулов. Он вышел из-за своего монументального стола и зашагал по залитому солнцем монументальному кабинету. Его тень то удлинялась, то становилась совсем крохотной. Благо шагать Косте было где. В его бесконечном кабинете вполне можно было устраивать деревенские танцы.
— Можно через Администрацию Президента или через Службу охраны. У меня с ними хорошие отношения. А СВР они не очень любят. Потом, не забывай, что есть еще замечательное армейское ведомство под названием ГРУ. Там у меня старые связи. Слушай, Саша, может быть, стоит обеспечить вашей следственной бригаде охрану и прикрытие?
Меркулов наконец перестал шагать, остановившись вместе со своей трансформирующейся тенью у широченного подоконника. Он смотрел в окно и задумчиво ощупывал землю в цветочном горшке. Создавалось впечатление, что больше всего на свете его сейчас заботят проблемы ухода за домашними растениями. А про охрану он спрашивает меня так, между прочим. Выдалась вроде минутка свободная, отчего бы и о Турецком не позаботиться?
— Ты представляешь себе картиночку: наша «вольво», перед ней гаишный «форд» с мигалкой, а позади автобус со спецназовцами. Едем, народ пугаем, тайны по пути открываем. Одну за другой. Щелкаем как грецкие орехи.
— Ладно, Саша, ты не ерничай, я так, на всякий случай. Дело-то серьезное.
— Когда же они у нас несерьезными были? — усмехнулся я.
Меркулов согласно кивнул, изучая все тот же кактус на своем подоконнике. И далась ему эта колючка!
— Другое дело, что здесь как-то все на геополитику замыкается. Мне тут Филин такую лекцию на эту тему прочитал. Но я ж тебе рассказывал...
— Да-да, я по твоему примеру тоже образовываться стал. Тут пять часов подряд беседовал с одним помощником Президента. И все на эти темы. Он мне все буквально на пальцах объяснил.
О, наконец-то! Меркулов оторвался от своего растения пустыни, словно убедившись, что хоть тут, в мире зеленых насаждений, тихо, спокойно и по полочкам разложено. Фикус не стремится в розы, а кактус не прикидывается ландышем. Цветы все-таки откровеннее и честнее большинства людей... Особенно такие, как кактусы. Они всегда готовы к защите и не скрывают этого.
В общем, все это выглядит примерно так. Насколько я понял. Когда на рубеже восьмидесятых — девяностых рухнул Восточный блок, то во всем мире была по этому поводу радостная эйфория. Всем казалось, что «холодная война» позади и что ее выиграл Запад. Однако все получается не совсем так. Точнее, совсем не так. Североатлантический блок, а попросту — НАТО, оказался единственной фундаментальной силой, на которой держится Европа. Но он в гордом одиночестве этой нагрузки не может осилить.
Совершенно незаметно вошла, видимо, Валерия Петровна с чайным подносом. Иначе откуда бы вдруг перед нами на столе возникли стаканы с чаем и тарелки с аппетитнейшими булочками?
— Получается, что вместе с Восточным блоком были разрушены основы европейской и даже мировой структуры. НАТО заигрывает сейчас с Польшей и другими восточно-европейскими странами. Но Россия, понятно, с этим не может примириться.
— А чем же тогда была так хороша ситуация, в которой мы с Западом стояли по разные стороны баррикад?
Дело в том, что при всем идеологическом противостоянии после войны мир был на удивление стабилен. Все договоры между державами-победительницами были сформулированы четко и хорошо работали. Не было двусмысленности, была во всем достаточная ясность. СССР, США, Франция и Великобритания все вместе были гарантами стабильности в мире. Костя взял четыре булочки с тарелки и выстроил их в ряд перед собой. В такой интерпретации булочки олицетворяли собой не что иное, как великие мировые державы. Думаю, Валерия Петровна была бы довольна таким применением продуктов. Не совсем по прямому назначению, зато весьма и весьма почетно.
— Отпадение или исключение одной из держав означало нарушение равновесия. В этом никто не был заинтересован. Все это создавалось с расчетом на поколение вперед и закрепляло результаты победы в чудовищной войне. Четко были определены и сферы влияния. Даже военные блоки на самом деле охватывали лишь те зоны, которые были закреплены за каждой из сторон. Все было поделено, новый скорый передел не грозил. Поэтому вся внешняя идеология была лишь надстройкой над этой прочной основой. Но благодаря противостоянию между НАТО и Варшавским Договором эта система начала потихоньку разрушаться.
Меркулов разрушил ровный строй булочек, изолировав и надкусив одну из них. Очевидно, это был СССР.
— Блоки играли даже не столько военную, сколько общеполитическую роль. НАТО стало структурой, в системе которой готовились кадры для всего Запада. Варшавский Договор отчасти выполнял ту же роль, но в нем раньше начали развиваться внутренние противоречия. Яблоко оказалось червивым, а червяк прожорливым. СССР уже не выдерживал дальнейшего наращивания военного потенциала.
Словно в доказательство слабости СССР и его неспособности гнаться со всех ног неведомо куда, бряцая оружием, прежде лишь надкусанная булочка оказалась съеденной суровым прокурором уже
больше чем наполовину и сослана на дальний край стола.
— Наша экономика была близка к кризису. Надеюсь, еще не забыл, это происходило на наших глазах — вся Россия в Москву за колбасой стала ездить. Собственно, последней каплей был Афганистан, который слишком явно доказал слабость нашей грандиозной военной машины. Последняя капля оказалась самой мутной и самой вонючей.
Меркулов опять встал и стал шагать по прежде проложенному маршруту, то есть от кактуса — к двери, и наоборот. Я глотнул чаю и откусил, по моему личному предположению, кусочек Америки. Она оказалась свежеиспеченной и с корицей. Костя тем временем продолжал свою речь:
Потом произошла «перестройка», воссоединение Германии, с полным отказом и практическим уничтожением советской зоны влияния в Европе, распад СССР, довершивший дело. Некоторое время много говорилось о создании новой единой Европы, но, как известно, из этого ничего не вышло. Однако главный парадокс заключался в том, что с потерей СССР, точнее Россией, статуса державы-победительницы этот статус автоматически потеряли и другие партнеры по Ялтинской конференции. Особенно по отношению к Германии. Все права Германии восстановлены. В системе бундесвера уже возникают структуры, достаточно независимые от НАТО. В этом факте, в частности, проявляются новые возможности геополитического переустройства мира. Если в России все будет развиваться более-менее нормально, то есть если не победят фашисты или коммунисты, то главным партнером России становится конечно же Европа, в первую очередь — Германия.
— Слушай, Костя, ты говоришь почти то же самое, что говорил мне Филин.
— Но это же объективная реальность, с этим не поспоришь, Саша. Другое дело — средства, которые для этого используются. Ведомство, которое представляет Филин, готово применять самые жесткие меры, как они считают во благо. Я в такое «благо» не верю. И никогда не поверю. Все это кончится очередной диктатурой. Ведь можно изнасиловать женщину для того, чтобы родился ребенок, а можно зачать ребенка в любви и согласии. Результат — один, средства — разные.
— Доходчиво говоришь.
— Вникай, вникай, пригодится. И вот еще что. Ты все-таки с этими американцами поосторожнее. Сейчас, конечно, времена другие, но, видишь ли, здесь наши интересы пересеклись со Службой внешней разведки. Эти ребята зачастую не выбирают средств. Если что, они тебя и подставить легко могут. Отмывайся потом. А меня держи постоянно в курсе. В резерве всегда есть возможность связаться с серьезными людьми.
Уходя, от Валерии Петровны я получил еще один совет:
— Александр Борисович, в нашем буфете прекрасный свежий кефир продают. Не поленитесь, сходите...
— Спасибо огромное, — вполне искренне поблагодарил я ее.
Удивительно прозорливые существа — женщины. Как она смогла догадаться, что глоток кефира — это именно то, что сейчас мне требовалось более всего? То, как говорится, что доктор прописал.
Старушка с первого этажа оказалась единственной свидетельницей:
— Я, когда чай пью, всегда у окна сижу. А сегодня утром опять воду отключили. Ну, у меня на этот случай всегда вода припасена. Дочка принесла бутылки пластмассовые, очень удобные. Я в них и масло растительное, которое разливное, покупаю, оно хорошее, густое, подсолнушком пахнет, не то что импортное, ни запаха, ни вкуса, и воду для цветов отстаиваю. И вот еще и запасаю.
Они последний год часто у нас воду отключают, все роют и роют. Не то ищут чего, не то чинят. А для цветов обязательно отстаивать надо, они хлорки этой не любят, хиреют. А люди, они все стерпят, и хлорку, и пестициды.
Человека этого я знаю, он тут уже с пол года живет. Там евреи раньше жили, на пятом этаже в трехкомнатной, в Америку уехали. А этот их квартиру купил. Говорят, за много миллионов. Откуда только такие деньжищи у людей? Не иначе как воруют. Я-то на свою пенсию даже подоконничка не куплю...
И машины-то у него какие! В таких раньше только правительство ездило. Да все разные, одна другой красивше. Он утром всегда в одно время выходил.
Машина за ним приезжает, шофер выходит, за ним заходит, в подъезде дверь никогда не придержит, бумкает со страшной силой, аж стекла трясутся. Никогда, я специально смотрела. Я и объявление специально вывесила: «Уважаемые жильцы! Не хлопайте дверью!» Как об стенку лбом — все равно хлопает. Будто не русским языком написано или будто его не касается.
Жена у него, не у шофера, а у жильца нашего, правда, вежливая, поздоровается всегда. И дочка у них лет восьми. В школу ходит, ее тоже на машине возят. На другой. Ну сейчас семьи-то его не видно. То ли на курорте, то ли на даче.
Как машина приехала, я не видела, сначала в комнате была, потом из кружечки умывалась. Потом гренки жарила. Когда за стол села да в окно посмотрела — машина уже стояла. Он ее, шофер-то, всегда так прямо у подъезда ставит, ни пройти ни проехать. Даже на тротуар заезжает.
Напротив нашего подъезда бачки мусорные стоят, вон, видите, прямо напротив. Мы не раз жаловались, писали, дочка в исполком звонила, и в эту самую мэрию всем подъездом подписывались, а они все стоят и стоят. Убивец там-то и прятался.
Эти двое, шофер и наш, из подъезда вышли, садиться в машину хотели. И тут вдруг сначала наш упал, а за ним и шофер. А выстрелов-то и не слышно было. Шофер еще так руками взмахнул, а наш- то сразу повалился как сноп. Я даже и не поняла сначала, что произошло.
Потом, гляжу, этот из-за мусорных бачков туда, влево побежал. Там у нас проход на Ленинский проспект, через арку. Да, еще. У нас тут собачка дворовала. Ничья, ее все подкармливают из жалости. Белая такая, лохматенькая, Белек зовут. Мухи не обидит, а побрехать любит. Так Белек на того, за бачками, бросился, а он, убегая и почти не оборачиваясь, в Белька стрельнул. Собака-то ему чем помешала?
Ой, что я говорю! Ведь людей поубивали! Я-то сразу вышла, а что делать — не знаю. Обратно побежала, в милицию звонить. С перепугу номер позабыла, ноль один или ноль два... Вспомнила, когда в пожарную сначала попала. А девушка такая вежливая в милиции. Все выслушала, куда, говорит, приезжать, бабушка... Ну адрес-то я сказала, чай, не такая глупая.
Выглядел-то как? Да худенький такой, вроде невысокий, разве тут углядишь? Люди мертвые лежат, да и шел он быстро, почти бежал. Лишь на минутку остановился, Белька застрелил когда. Да вроде не блондин и не брюнет, пегий такой. В курточке короткой, светлой. То ли серой, то ли бежевой...
Так рассказала Клавдия Степановна Семенова об убийстве председателя правления акционерного общества «Нефть России» Константинова Льва Адольфовича и его шофера-телохранителя.
Нефтяная война в Москве шла своим ходом.
Количество ее жертв к августу 1994 года исчислялось уже не единицами, а десятками человек. Заказные убийства верхушки нефтяного бизнеса превратились из случаев чрезвычайных в почти обыденные, повседневные.
Я подъехал к Центральному Дому литераторов со стороны улицы Герцена. Теперь она опять называется Большой Никитской, но по старой привычке, да и для краткости ее продолжают «обзывать» Герцена. Конечно, в Герцене ничего плохого нет, кроме того, что, когда его разбудили декабристы, он развернул революционную пропаганду и агитацию, но Большая Никитская звучит как-то более по-московски, патриархально и традиционно.