– Мыться пойдёшь? – спокойно спросил он, сняв пальто и бросив его на кресло.
– С тобой? – я удивлённо моргнула, уставившись на его спину, обтянутую чёрной рубашкой.
Если быть предельно точной – он весь был в чёрном. Наверное, это такая униформа у наёмников, чтобы кровью одежду не пачкать.
– Естественно. В ванной есть окно, вдруг сиганёшь в него, – он развернулся ко мне лицом и почесал висок дулом глушителя.
От этого небрежного жеста я вздрогнула.
– Ты чего застыла, как статуя? – невозмутимо вопрошает он, на этот раз почёсывая пистолетом подбородок.
– Может уберёшь, – я кивнула на оружие в его руках, – Эту штуку.
Он широко улыбнулся, и готова поклясться – красивее улыбки я в своей жизни ещё не видела. Как—то странно всё это: я, он, этот номер, пистолет и вообще…
Да что там. Он горячий, как ад (банально, но иначе не описать). И по нему действительно не скажешь, что он – наёмник. Такое лицо должно быть на обложках журналов; мелькать в голливудских блокбастерах. И дело не в чертах лица, они—то как раз не идеальные. Это что—то другое.
Есть всего два типа мужской красоты: смазливая красота и красота мужественная. Что—то во взгляде, в улыбке, в мимике, в энергии. Лёгкий прищур голубых глаз. Ухмылка одним уголком губ, из—за чего на щеке появляется ямочка. Интонации голоса: от шутливости и мягкости, до холода Арктических льдов. Я не знаю, как объяснить это словами, это вообще возможно только почувствовать.
– У тебя слюнка потекла, – насмешливо сказал он.
Я дёрнулась и поняла, что я нагло разглядывала его с головы до ног. Моргнув, я тряхнула головой и радостно убедилась в том, что пистолет исчез из его руки. Мои плечи облегчённо расслабились, и я огляделась ещё раз.
– Ты так и будешь в одежде стоять или разденешься? – раздалось откуда—то сбоку.
Повернув голову, я лишилась дара речи, потому что, как бы это сказать, он раздевался, расстёгивая пуговицы рубашки.
– За—за—зачем? – заикаясь ответила я, наблюдая за движениями его пальцев.
– Я про верхнюю одежду, – закатил глаза мужчина, – Мне сказали тебя не трогать, если ты запамятовала.
Я молча сняла жилетку и сбросила сапоги. Глаза я старалась прятать, потому что он уже наполовину оголился и начал снимать брюки.
Кажется, я говорила, что он горячий, как ад? Так вот, это не точное сравнение. Ад вообще на его фоне, так, Тундра или Гренландия.
На левой груди красовался большой рисунок гор. Под ними были набиты жирные буквы «ММ». Логика подсказывала, что это римские цифры, обозначающие 2000 год. Я видела такие татуировки у людей Ратмира.
Бывший военный. Удивительно, что он так много юморит.
Помимо гор, его левое плечо обхватывала арабская вязь, а на шее сбоку был выбит чёрный равнобедренный треугольник, опущенный одним углом вниз. На другом плече был шрам от пулевого ранения.
– Я в душ, ты идёшь со мной, – коротко бросил он, спокойным шагом подходя к креслу. Достав из кармана своего пальто те самые наручники, которыми он пристёгивал меня в машине, он так же спокойно подошёл ко мне и застегнул один из браслетов на моём запястье, – Да не трясись ты так, я не буду заставлять себя мыть – он цокнул языком и усмехнулся уголком губ, – К батарее пристегну, чтобы ты не убежала. Поняла?
Я кивнула и последовала за ним, не в силах оторвать глаз от выпирающих вен на его предплечьях. И вообще от его рук. И от вырезанного неровными буквами слова на спине, между лопаток.
Лазарь.
Пока он мылся, я покорно сидела на полу с подвешенной рукой, и отчаянно искала взглядом хоть что—то отвлекающее моё внимание от изгибов тела, скрывающегося за прозрачной дверцей душевой. Как назло, в ванной ничего подобного не было, поэтому я смотрела то на его силуэт, то на кафель на полу, изучая пятна на белоснежной замазке в плиточных швах.
Выйдя из душа, он не стесняясь подошёл ко мне в чём мать родила и стянул полотенце со змеевика, к которому я была пристёгнута. Обмотавшись и прикрыв свои причиндалы, он снова усмехнулся:
– Не думал, что шлюха Ратмира умеет краснеть.
Я тоже не знала, что такое умею.
– Не думала, что наёмные убийцы страдают эксбиционизмом, – всё—таки ответила я, сглотнув.
Присев передо мной на корточки, он намотал одну дредину себе на указательный палец, и подтянул моё лицо к своему. Плечо вывернуло под неестественным углом, я поморщилась от простреливающей боли в лопатках и сцепила зубы. Он изучал меня несколько минут, периодически задерживая взгляд на моей правой щеке, а потом тихо сказал:
– Хорошенькая ты, – сделав паузу, он отпустил мои волосы, и я вернулась в более удобное положение, – Жаль, – со вздохом произнёс голубоглазый мужчина.
– Как всё—таки к тебе обращаться? – прошептала я.
– Моё имя написано у меня на спине, – усмехнулся он.
Лазарь, наши дни
– Прошу, – я мягко подтолкнул её вглубь дома, и она вошла в прихожую.
Свет включился автоматически, как только мы подошли к крыльцу. Ольга обхватила себя руками, вероятно, чтобы унять дрожь в пальцах и невольно вцепилась в мягкую ткань своего свитера. Бросив взгляд на своё отражение в зеркале, стоящем в углу у входной двери, она быстро пригладила растрепавшиеся волосы рукой, и вернула её в исходное положение.
– Проходи на кухню, – сказал я, стоя позади неё, – Ты ведь знаешь где она?
Она ничего не ответила и молча пошла в заданном направлении, по пути сбрасывая туфли. Мне пришлось поднять их и отшвырнуть в прихожую, чтобы не мешались под ногами.
– Где твоя аптечка? – неожиданно спросила она.
Я искренне удивился и моргнул, глядя, как она открывает по очереди шкафчики и заглядывает внутрь.
– Твоя рука, – сочла нужным пояснить Ольга, – Нужно обработать.
Я вспомнил, что ладонь по—прежнему горит и кивнул на ванную, примыкающую к помещению:
– Над раковиной.
Она направилась туда, бросив через плечо:
– Сядь.
Я опять удивлённо моргнул. Вообще—то, мы у меня дома. С какой стати она командует?
Сесть я не успел, потому что мобильник завибрировал в кармане брюк. Вытащив его, я увидел номер Тимура и снял трубку:
– Ну что ещё?
– Ты уверен, что твоя девушка остановилась в Прибалтийской и в четыреста четвёртом номере?
– Это то, что она сама сказала, – я покосился на открытую дверь ванной, – В чём дело?
– Дело в том, что я здесь, в этом номере, и он занят другими людьми, – вздохнул Тим, – Лазарев, это всё странно.
– Согласен. Проверь у администратора номер на имя Морозовой Ольги, из Эстонии. Если ничего не будет, убирайся оттуда.
– Понял.
Сбросив вызов, я положил мобильник на столешницу и устало потёр шею ладонью, в очередной раз поморщившись от боли. В этот момент в кухню вернулась Оля, держа в руках пластиковую коробку, которую я определил под домашнюю аптечку.
Она молча кивнула на стул у кухонного острова и поставила коробку. Открыв её, она начала рыться в бинтах, вате, пластырях и вытащила бутылочку с зелёнкой.
– Только попробуй, – буркнул я, – Этим ты меня не намажешь.
– Это очень хорошо дезинфицирует и заживляет раны, – ехидно заметила она, – Дай руку.
– Возьми лучше водку из морозилки, она тоже неплохо дезинфицирует.
– Игорь, не будь, как маленький, – закатила глаза Оля, открывая противную тёмную жидкость, – Это всего лишь зелёнка и смоется она быстро.
– Я не могу на встречах светить разукрашенной ладонью, – поморщился я.
– Давай забинтуем, – пожала плечами она, схватив меня за запястье и водружая мою руку ладонью вверх на столешницу.
Я не нашёл, что ответить и решил сосредоточиться на своих ощущениях. Она были смешанными – это факт. С одной стороны, в тех местах, где она ненароком меня касалась своими прохладными пальцами, я чувствовал покалывания, как будто по коже гуляют мелкие разряды тока. С другой стороны, зелёнка нереально щипала, пока Ольга протирала ссадины смоченным в нехитром антисептике куском ваты.
– Больно? – она наклонилась над моей ладонью и подула на неё, как будто я ребёнок.
– Терпимо, – ответил я.
– Забинтуем? – приподняв левую бровь, спросила моя медсестричка.
– Валяй, – я махнул свободной рукой и ослабил галстук.
Она проследила за моими действиями и за тем, как я расстегнул верхние пуговицы рубашки.
– Перестал носить чёрное? – хмыкнула она, возвращаясь к моим боевым травмам.
– Нет надобности, – повторив её интонации, хмыкнул в ответ.
Ольга замолчала, сосредоточившись на бинте и моей зелёной, как у Халка, ладони. Я отвлёкся на её родинку, которая красовалась на правой щеке; и на полную нижнюю губу; и на изгиб шеи и ключиц, выглядывающих из ворота её одежды. Несколько часов назад она появилась у меня в офисе и угрожала мне убийством; а я целовал эти губы и прикасался к тёплой, определённо очень тёплой и мягкой коже, которая пахнет розами и солью. От последних воспоминаний я ощутил дискомфорт, правда не в руке, а в брюках и постарался незаметно сглотнуть.
– Готово, – сказала она, распрямляя плечи и просовывая хвостик завязанного бинта внутрь повязки.
Хорошо хоть, не бантик.
– Есть хочешь? – я вспомнил, что пообедать мы так и не успели, – В холодильнике что—то должно быть.
– Не хочу, – покачала головой она, собирая аптечку обратно в коробку, – Игорь, в кого стреляли и зачем ты привёз меня сюда? – спросила она, скрещивая руки на груди.
– Я не знаю, в кого стреляли. В твоей машине нашли труп; а в номере, который ты мне назвала, живут другие люди, – сказал я, наблюдая за выражением её лица.
Если она и испытала удивление и вообще какую—то эмоцию, то вида не подала. Я бы даже сказал, что на её лице появилась бесстрастная маска. Глаза перестали выражать вообще что—либо, просто застыли и впились в моё лицо холодными иголками.
– Ты случаем не путаешь числа? – вырвалось у меня с усмешкой.
– Нет, – натянуто ответила она.
– Где ключи от твоей машины?
– В сумочке, навер… – она запнулась, – Чёрт. Я оставила их в зажигании.
– Скорее всего, машину хотели угнать, – вздохнул я, поставив локоть на столешницу и подпирая щёку забинтованной рукой, – А теперь подумай, кто хочет тебя убить.
– Таких в живых не осталось, – сухо бросила она, переместив ладони и теперь обхватывая себя руками.
– Кроме меня, – улыбнулся я.
– Возможно, – осторожно протянула Оля.
Потерев лицо, я зажмурился, ощутив непривычную усталость от событий сегодняшнего дня. Открыв глаза, я глубоко вздохнул и сказал:
– Ладненько. Сейчас ты поднимаешься наверх и ложишься спать. Скоро приедет Тимур, мой помощник и по совместительству – бывший мент, мы с ним обмозгуем.
– А мои вещи? – вдруг спрашивает она, выпрямившись, как струна, – Если в моём номере другие люди, где мои вещи?
Встав со стула, я развернул её спиной к себе и толкнул в холл. Оля стала упираться и причитать:
– Там мои документы, одежда, косметика… – тихо говорила она, – Там всё. Нужно найти мои вещи.
– Найдём или купим новые, Оль, – я толкнул её к лестнице, – Иди спать. Утром разберёмся.
Она послушно стала подниматься по лестнице, как загипнотизированная, с поникшими плечами и опущенной головой.
Странная она. Очень странная. Для человека, который хладнокровно расправился с четырьмя мужиками, она как—то слишком трепетно относится к шмоткам. Или я ничего не понимаю и это какой—то бабский бзик?
Задуматься над этим я не успел, потому что во дворе загорелся свет. Тимур появился на пороге моего дома, осветив прихожую тусклым светом лампочки. Я поставил датчики движения на освещении, чтобы не нащупывать выключатель, когда возвращаюсь с работы, а обычно это происходит затемно.
– Привет, – сказал он, по—хозяйски снимая куртку и разуваясь, – Ну и денёк сегодня.
– Не начинай. Пошли на кухню.
– Кофе угостишь?
– А как же, – улыбнулся я.
Кто ещё будет пить кофе в… Посмотрев на экран мобильника, я невольно присвистнул. Одиннадцатый час уже. Быстро летит день, когда ты лицом к лицу встречаешься с призраком из прошлого; потом этот призрак взрывает твою машину; а потом в вас стреляют прямо на людной улице.
– Ты чего такой смурной? – спрашивает Тим, усаживаясь у кухонного острова.
– Странный вопрос, – отчеканил я, – В меня чуть три пули не попали. Действительно, почему?
– Как будто тебе впервые, – фыркнул Тимур, – Ещё и машину взорвали.
– Ерунда, – я включил кофеварку и достал кружки.
– Ты знаешь того, кто это сделал? – он уставился на мою забинтованную руку и поморщился.