– Вербуешь лучше, считаешь быстрее и точнее, видишь то, что большинство не замечает. Ты, Лева, мне надоел, давай о деле.
Гуров взглянул недоуменно, пожал плечами.
– Вот так! – Крячко нагнулся через стол, ткнул в Гурова пальцем. – Ты на людей не смотри. Так взрослый смотрит на пацана, я-то знаю, что ты непроизвольно, а людям обидно!
– Не смотри, не говори, дышать-то можно? – Гуров улыбнулся.
– Дыши, разрешаю. – Крячко скорчил гримасу. – Друг мой, ну дерьмовая жизнь, и люди в большинстве своем не очень, так не бери все к сердцу, будь проще и чаще сплевывай. Тебе жениться надо, ребятенка родить…
– И сделать его сиротой!
– А ты не думай об этом!
– Кто за меня будет думать? У меня сейчас вроде романа. Маша хочет регистрироваться и рожать.
– Давай организуем!
– Рожать?
– Дурак, свадьбу организуем!
– Если у меня будет семья, я стану трусом.
– Значит, я трус?
– Тебя я берегу, меня уберечь некому. Только я сам. Один.
– А я? А Петр?
– Петр поручил мне розыск «бюро», а ты промолчал. А ты понимаешь, что если такое «бюро» существует и я приближусь к нему, то сразу окажусь в зоне прямого огня? – Гуров смял лежавшую перед ним бумагу, швырнул в корзину. – Не знаю, люблю я Марию или лишь увлечен, но втягивать ее в омут не имею права… Да еще ребенок! С ума сойти можно.
– Лев Иванович! – Крячко вышел из-за стола и на манер Гурова стал расхаживать по кабинету. – Сотни ментов женаты и имеют детей!
– Сотни ментов – одно, а сыщик Гуров – иное, – сухо ответил Гуров. – Да, я не такой, как все, и сделать ничего не могу. Но я к тебе прислушиваюсь. Год назад ты сказал, что пью лишнее, я практически спиртное исключил. Теперь буду следить за собой, постараюсь быть мягче, интересоваться, как здоровье, как супруга, в какой класс перешел ребенок…
– Не надо! – перебил Крячко. – Лишнего не надо, людей напугаешь.
Звякнул телефон. Гуров снял трубку:
– Здравствуйте, слушаю вас внимательно, – и подмигнул Крячко.
– Здравствуй, Лев Иванович, ты здоров? Это Гойда.
– Привет, Игорь! Как здоровье, дома все в порядке? Прокуратура на месте? Ильюшенко сняли или он все еще в отпуске?
– Что с тобой? – удивился следователь прокуратуры. – Я работаю в прокуратуре города, меня и.о. Генерального мало интересует.
– Тогда выкладывай, что случилось?
– Вот, узнаю сыщика Гурова, – довольно произнес следователь. – Я получил анонимку, думаю, она тебя заинтересует.
– Анонимка? Это вряд ли!
– Шибко занят?
– Не скажу, начинаю одно дело, но очень не хочется.
– Вот и прокатись ко мне, тем более что у тебя новая машина.
– Насплетничали?
– Не каждый день ФБР дарит российскому менту автомобиль.
– Раз ты говоришь– надо, приеду. – Гуров положил трубку.
Кабинет старшего следователя прокуратуры ничем не отличался от множества других, чьими хозяевами были коллеги Гойды. Окно, боком к нему двухтумбовый стол, в углу сейф, три стула, у стены диван с высокой спинкой. Когда Гуров видел этот диван, всегда вспоминал молодость, первые годы работы в МУРе. Похожий диван стоял когда-то у него в кабинете, являлся гордостью не только опергруппы, но и всего отдела. Дежурный оперативник всегда мог вздремнуть на этом ложе.
Сыщик отлично помнил об упругих, не подвластных времени пружинах, которые таились под кожзаменителем, садиться на диван остерегался и неизменно занимал стул у окна.
Когда Гуров вошел, следователь лишь кивнул и продолжал быстро писать. Если сыщик добывает свой хлеб, бегая трусцой по улицам, лазая по подвалам и чердакам, то следователь постоянно пишет или печатает на машинке, и ни один бывалый сыщик не променяет порой бессмысленную засаду в промозглом, вонючем подъезде на теплый кабинет следователя. Однако следователь свой геморрой, синюшную бледность лица тоже не променяет на сыщицкую долю. Каждый сходит с ума по-своему.
Следователь писал быстро, четкими фразами, строчки ложились ровно, словно по линеечке. Наконец он поставил под написанным свою подпись, взглянул на Гурова задумчиво.
– Сегодня восемнадцатое сентября одна тысяча девятьсот девяносто пятого года от Рождества Христова, – сказал Гуров и закурил.
Гойда, круглолицый блондин лет сорока, написал число, захлопнул папку, начал массировать затекшие пальцы. Сыщик и следователь работали вместе сравнительно недавно, но относились друг к другу внимательно, даже бережно, зная, что дружба профессионалов родственных, однако различных профессий – явление достаточно редкое. Ведь кошка с собакой тоже живут в одном доме, порой пьют из одной миски.
– Ну что, дружище, служишь, нарушаешь закон? – Гойда откинулся на высокую спинку кресла.
– Обязательно, – улыбнулся Гуров. – Когда по самому краю ходишь, то нет-нет да и оступишься.
– Дерьмовые дела в нашей доблестной милиции.
– Равняемся на прокуратуру, она, как правофланговый, смотрит прямо, а мы направо, вот и заносит.
– Если изредка заносит, терпеть можно. – Гойда достал из папки конверт, протянул через стол.
Гуров взял конверт, вынул из него несколько снимков, просмотрел мельком.
– Я трупы однажды видел. Мужчина лет сорока, расстрелян из автомата, осмотр проводили ранним утром. – Он вложил фотографии в конверт.
– Почему ранним утром? – удивился Гойда.
– Я не прав?
– Прав. – Гойда взял конверт, вытряхнул фотографии, взглянул, убрал в папку. – Ты слишком умный.
– Мог бы сказать и по телефону. Долго разбегаешься, прыгай.
– Очередное заказное убийство. Управляющий банком, застрелен при выходе из дома.
– Случается.
– Не будь циником, тебе не к лицу.
– Кто из сыщиков занимается?
– МУР, ребята неплохие, стараются.
– Игорек, говори, не тяни резину. – Гуров взял с подоконника пепельницу.
– Понимаешь, банк разорился, неплатежеспособен, обычная история. Покойный был человеком, судя по всему, порядочным, за последний месяц продал дачу, две машины, выплатил что сумел… Жена и дочь у него живут то ли в Австрии, то ли в Германии, а брат в Москве. Якобы брат получил предупреждение: мол, если в течение двух недель не будут выплачены пятьсот тысяч долларов, включаем счетчик, а через месяц заказывай место рядом с покойным.
– А где работает брат? Он может выплатить такие деньги? – спросил Гуров, взглянул на следователя заинтересованно.
– Брат – член правления того же банка.
– Ты сказал, что он якобы получил предупреждение. Так он его получил или нет?
– Мне сообщили по телефону, что получил. Фамилия братьев Аляшины, покойный – Анатолий, живой – Борис. Я его допрашивал, вскользь спросил: мол, после смерти брата не было угроз, каких-либо требований? Он отрицает, мне кажется, он врет, боится.
– У Аляшина семья?
– Нет, одинок.
– Дай мне все его данные.
Следователь начал писать, сыщик продолжал:
– Что с тобой, Игорь? Ты же умница, заблудился в двух соснах.
– Поясни, – следователь протянул Гурову листок с полными данными на Бориса Аляшина.
– Долги банка невозможно покрыть суммой, вырученной с продажи дачи и машин. Покойник собирался выехать за рубеж, но, как говорят мои клиенты, жадность фраера сгубила. Ему следовало все бросить и улететь.
– Не обижай, Лев Иванович, я думал об этом. Судя по всему, покойный был человек умный и осторожный, но его взяли за горло, и он пытался вернуть не все долги банка, а лишь какой-то конкретный долг. При обыске квартиры заграничного паспорта не обнаружили, а он у покойного был. Есть основания предполагать, что паспорт забрали вместе с билетом на самолет.
– Возможно, покойный перевел значительные суммы на имя брата. Мафия разделалась с одним, принялась за другого. Ты подал мяч сразу после свистка. Сегодня утром генерал сообщил, что существует подозрение, что в криминальных структурах…
– Новообразование, – перебил следователь. – Аналитики пришли к выводу, что создана организация, скупающая долги.
– Верно, мы назвали эту организацию «Бюро добрых услуг».
– Тогда на крематории следует вывесить транспарант: «Добро пожаловать».
– А говоришь, что циник я. – Гуров погасил сигарету, поднялся, вытряхнул пепельницу в корзину, начал расхаживать по кабинету. – Очень возможно, что мы имеем дело именно с «бюро». Среди кредиторов банка есть знакомые лица?
– Егор Владимирович Яшин.
– Старый приятель, ничего не могу с ним сделать. Управление охраны Президента. Интересно, как Яшин попал в финансовые сферы? Я отвлекся. Если в милиции и прокуратуре известно, что долги начали выбивать централизованно, то руководство «бюро» об этом уже предупреждено. – Гуров сел, вздохнул. – Положение у меня, мягко выражаясь, хреновое.
Станислав Крячко, сидя за своим столом, писал, Гуров расхаживал по кабинету, диктовал:
– Установить за Аляшиным наружное наблюдение, телефон поставить на контроль.
– Кто исполнитель? – безразлично спросил Крячко. – Кто будет бороться с прокурором?
– Генерал-лейтенант Орлов.
– Шутки записывать?
– Записывать, записывать, – пробормотал Гуров. – Если начальник главка и наш любимый друг полагает, что его участие в предстоящей разработке ограничивается общими указаниями, он глубоко заблуждается.
– Генерал заблуждается, – повторил Крячко, но писал, конечно, иное.
Гуров на шутку не среагировал, продолжал:
– В задании «наружке» особо указать, что разработчиков главным образом интересует, не ведется ли за Аляшиным наблюдение. В случае, если такое наблюдение будет обнаружено, следует переключить свое внимание с Аляшина на ведущих наблюдение, о чем немедленно доложить разработчику. Написал?
– Бумага все стерпит.
– Посетить квартиру Аляшина и проверить, не установлены ли в ней подслушивающие устройства.
– Может, слово «посетить» расшифровать?
– Я не преподаватель ликбеза, не собираюсь учить профессионалов, как им проникнуть в квартиру. Они могут отключить телефон и прислать мастера либо придумать иной предлог. – Гуров начинал раздражаться, однако сказал: – Ты прав, слово «посетить» сродни «нанести визит» и абсолютно не годится. Напиши просто: проверить, нет ли в квартире Аляшина подслушивающих устройств.
– А если устройства имеются? – спросил дотошный Крячко.
– Тогда плохо, контрразведка в жизни не признается, мы будем гадать, кто подслушивание установил. То ли коллеги, то ли авторитеты. Работу с агентурой в этом плане указывать не станем.
– Хотя именно агентура может дать конкретный результат, – не удержался от реплики Крячко.
– Ты умный, но дурак, – парировал Гуров. – Я же не сказал, что с агентурой по данному делу не работаем. Я хочу иметь папку, которую в любой момент можно предъявить министру, замам, даже журналистам, считающим, что от них нет и не должно быть никаких секретов. Агентурные сообщения и работу по ним будем хранить отдельно.
– Мои помощники не имеют выхода на должный уровень, – сказал Крячко.
– Догадываюсь. Я думаю, что даже мой Харитонов, правая рука авторитета Лялека, мало чем поможет. В лучшем случае нам укажут дверь, за которой хранятся секреты, но открыть дверь не поможет никто. Станислав, как ты представляешь человека, способного организовать подобное «бюро»?
Крячко положил авторучку, отодвинул папку с бумагами, задумался. Гуров терпеливо ждал, неторопливо расхаживая по кабинету.
– Не вор в законе, они консервативны, к новшествам относятся настороженно, даже нетерпимо, так как их авторитет опирается на древние воровские обычаи.
– Однако человек должен иметь вес в определенных кругах, иначе сразу попадет под прессинг рэкета, – сказал Гуров.
– Он из ментов либо из бывшего КГБ, значит, человек, прекрасно знающий принципы агентурной работы. – Крячко выдержал паузу. – Допустим, таким промыслом занялся я, старший опер-важняк. Первое, самое сложное, подбор людей. Опасаясь проникновения агента, мое окружение должно не превышать трех человек. Желательно, чтобы они не знали друг друга.
– Согласен. Отношения со всеми тремя доверительные, но на каждого иметь компромат, – дополнил Гуров. – Один из троих должен быть вор в законе, осуществлять связь с ворами и зонами.
– А на кой нужна связь с ворами? – возразил Крячко. – Их время прошло.
– Верно, прошло, только воры этого признавать не желают. И зоны держат именно воры. С ними можно не сотрудничать, но и воевать сложно. Что ни говори, а вор в законе в организации нужен.
– Необходим и оперативник угро либо контрразведки, ему нужно подчинить боевиков. Такого человека лично я отыскал бы из своего прошлого. Лучше, если бы он и сейчас работал, но сгодится и уволенный, желательно несудимый. – Крячко задумался, покачал головой. – А может, лучше судимый?
– Вопрос спорный, – ответил Гуров. – Еще нужен молодой, головастый, управляемый бандит, имеющий авторитет среди «отмороженных».
– У них нет авторитетов.
– Есть, Станислав. Другое дело, что они долго не живут. Состав окружения понятен, мы, может, и ошибаемся, но, думаю, ненамного. Как говорится, возможны варианты. Я полагаю, что главарь русский. Прибалт исключается, украинец или белорус в Москву не полезет, азербайджанец, любой кавказец – это национальные распри. Русский в уголовной среде как бы не имеет национальности.
– Хорошего ты о нас мнения.
– Это не я о нас, а мы о себе, – усмехнулся Гуров. – К тебе за помощью обращается человек, ты ему протянешь руку только потому, что он русский? Нет. А чечен – чечену, абхазец – абхазцу и так далее протянут, да не одну руку, а обе. Нас много, империя была Российской, бывший Союз ходил под Москвой, потому русские объединяются не по национальному признаку, а по интересам. В общем, это сложный вопрос, считаю, что главарь преступного новообразования русский.
– От тридцати пяти до сорока пяти лет. – Крячко сунул в рот жвачку. – «Орбит» без сахара. Тебя не раздражает, что я жую?
– Ты, главное, думай. Я бы допустил и тридцать лет. Сейчас банкирами становятся и в двадцать пять.
– Пусть тридцать, но не старше сорока пяти.
– Не семейный, я имею в виду жену и детей, родители могут быть, но живет отдельно.
– Не факт, но скорее всего. – Гуров перестал расхаживать, присел на угол стола. – Он человек закрытый, хотя изображать способен невесть что, обязательно тщеславный, с комплексом неполноценности.
– У каждого человека, даже у тебя, имеется комплекс неполноценности.
– Имеется, имеется. – Голос у Гурова словно треснул, даже оттянуло в хрип. – Я похож на рыбу, которая не любит воду, но жить в иной среде не может.
– Не понял? – Крячко чуть не подавился жвачкой.
– Я русский и живу в России. Не будем об этом. Еще я сыщик и терпеть не могу свою профессию. Так что у меня комплексов выше крыши!
– Ладно, прекрати, не наговаривай на себя. – Крячко растерялся, подвинул телефон, начал набирать номер, положил трубку. – На чем мы остановились?
– На том, что ты меня уговариваешь жениться на Марии, а я не могу забыть Татьяну, которую убили по моей вине.
– Я сказал тебе – прекрати! Нельзя все мерзости жизни взваливать на свои плечи.
– Человек без памяти не человек, а манкурт.
– Давай выпьем и на сегодня закончим.
– Я больше не держу в кабинете спиртное.
– Поехали к тебе, ты принципиальный, а я обыкновенный, живой и слабый. Я выпью, а ты будешь наливать и упиваться своей силой.
Крячко собрал со стола бумаги, убрал в сейф.
Трагедия произошла минувшей весной. Гуров приятельствовал с молодой обаятельной женщиной, режиссером телевидения Татьяной. Они были близки, подумывали о женитьбе, но событий не форсировали, жили и жили, люди взрослые – понимали, что штамп в паспорте значения не имеет. Гуров вел очередную разработку, разыскивал огромную сумму фальшивых долларов, которую заслали в Россию через Италию. В розыске принимал участие Интерпол. Параллельно с МВД и ФБР фальшивые банкноты искали и российские авторитеты, которые напали на след Гурова, оказавшегося ближе других к цели.