Я сняла, слава Богу, не завинченную крышку системного блока и выдернула коробку с драгоценными жесткими дисками, чтобы никому не пришло в голову прикарманить оставшиеся у нас богатства. Потом отнесла его вместе с телефоном в машину и вернулась за художником, который к этому времени уже открыл глаза и непонимающе смотрел по сторонам. Веня с Рамаданом не шевелились, на свое счастье, иначе мне пришлось бы их просто пристрелить, чтобы не терять времени. Пинками заставив подняться, я загнала очумевшего Палыча в машину, посадила на переднее сиденье, открыла ворота, села за руль и выехала на улицу. Художник что-то бессвязно мычал, беспомощно хлопал пустыми глазами и морщился от боли, потирая горло и почку.
Местность была незнакомая, и я поехала по проселочной дороге мимо небольшой церквушки туда, где за деревьями виднелись многоэтажки. Справа показались какие-то водоемы, и вскоре я узнала Серебряные пруды. Когда-то я вместе с братьями ездила сюда купаться и прекрасно знала эти места. Выбравшись на асфальтовую дорогу, я остановилась на обочине и повернулась к своему пленнику. Он уже вспомнил все и теперь со страхом смотрел на пистолет, который я держала в руке.
— Ну что, Палыч, сам скажешь или поговорим о вырванных ноздрях и вывороченных суставах? — процедила я гневно. — У меня нет времени, а у тебя — выбора. Мне не нужна твоя никчемная жизнь, мне нужны мои друзья, которые для меня и пища, и воздух, и смысл жизни, — начала я повторять его же слова. — Отдай мне их и останешься жить. Ну!
— Что я должен сделать? — вдруг зло усмехнулся он, прижавшись к правой дверце. — Ты сама все испортила, и их уже наверняка нет в живых.
— О чем это ты? — насторожилась я.
— О том, что должен быть контрольный звонок…
— Врешь, я слышала, как ты приказал всем сматываться и больше не звонить!
— Мало ли что ты слышала! — с издевкой прошипел он. — Тот, кто все это задумал, очень недоверчивый человек и всегда проверяет лишний раз. Он очень осторожный и обязательно позвонит еще раз, чтобы убедиться, что все идет нормально. Если я не возьму трубку — твоим друзьям конец. И он наверняка уже звонил, потому что, — он скосил глаза на часы в машине, — уже должен быть по дороге в аэропорт. Так что у тебя есть только один шанс спасти себя от угрызений совести — застрелиться! — выдохнул он мне в лицо с ненавистью.
Я скрипнула зубами и чуть не ударила мерзавца. Он нагло врал, потому что сам приказал своим псам забрать телефон оттуда, где сидели босс и Валентина, и теперь, даже если бы что-то и случилось, им нельзя было сообщить об этом и приказать убить моих друзей. Но что-то больно уж нагло держался художник и слишком уверенно врал, и меня это беспокоило.
— Послушай, — начала я тоже блефовать, — денег ты все равно не получишь — я отменила перевод, и вы не сможете снять их со счета…
— Рассказывай сказки! — Он криво усмехнулся, но глазки все-таки забегали. — Поезд уже ушел, и теперь только владелец счета может распорядиться этими деньгами, уж я-то в этих делах разбираюсь! А владелец, поверь, вам их никогда не отдаст — слишком много трудов затрачено. Ладно, если ты, смотрю, мне не веришь, тогда слушай. Мне нужна моя жизнь и законная доля этих денег, усекла, глупенькая? А тебе нужна твоя компания, правильно? Предлагаю обмен, баш на баш. У нас с хозяином был уговор: если кого-то из нас двоих не окажется в аэропорту в нужное время, то второй звонит в город братве и дает команду убрать вас всех, а потом улетает один. Самолет через два часа, до аэропорта час езды, вникаешь? Если я там появлюсь в нужное время и в нормальном виде, то могу, так и быть, ничего не говорить хозяину о твоих шалостях. Тогда мы спокойно улетим, и все пойдет так, как я тебе уже говорил, то есть по ранее намеченному плану. Ты вообще понимаешь меня? Мне почему-то кажется, что ты совсем ничего не соображаешь, глупая, — он презрительно усмехнулся. — Но я поясню. В аэропорту ты не сможешь стрелять и вообще причинить нам какой-нибудь вред. Зато мы с хозяином сможем в любой момент позвонить братве, они сразу же поедут на ту хату и прикончат твоих дружков. Так что ты по-прежнему у нас в руках, и деваться тебе некуда, крошка. Ты можешь меня пытать или убить, но я понятия не имею, где спрятаны твои друзья, — это одно из условий плана, который, повторяю, продуман до мельчайших деталей. Даже то, что происходит сейчас со мной, тоже было предусмотрено. Как видишь, хозяин не зря ломал голову, он великий человек, гений, и тебе его не переиграть. У тебя есть только то, что я предлагаю, и больше ничего. Соглашайся и вези меня в аэропорт живым и здоровым, если хочешь еще спасти кого-то.
Как ни странно, но я ему почему-то поверила. И мне стало страшно. У меня уже не было оснований сомневаться в умственных способностях этого таинственного хозяина после того, как он с такой легкостью обобрал самого Родиона. Поэтому и все остальное могло быть правдой, а это означало, что я должна буду сейчас доставить этого подонка в аэропорт и всю дорогу еще сдувать с него пылинки, чтобы, не дай Бог, хозяин ничего не заподозрил. Но сдаваться вот так просто мне не хотелось.
— Допустим, что все это так, — проговорила я задумчиво. — Но как я потом, когда вы улетите, узнаю, где находятся мой босс с Валентиной?
Художник почувствовал, что начал выигрывать, и злорадно ухмыльнулся:
— Все будет, как договаривались: некто позвонит в милицию и сообщит адрес. Нам не нужна лишняя кровь, тем более что мы уже будем вне вашей досягаемости. В милицию вы ведь не побежите — денежки-то черные.
— А если никто не позвонит?
— А у тебя есть другие варианты?
— Есть.
— Какие?!
— В аэропорту я буду рядом с тобой. Перед отлетом ты мне дашь адрес, я позвоню кое-куда, проверю и, если ты соврал, застрелю тебя у всех на глазах — мне уже наплевать, что со мной будет! Я не шучу, мразь, вникаешь? — Я вдавила дуло ему в щеку. — Так что, если хочешь спасти свою шкуру, сделаешь, как я говорю!
— Тише, ты, успокойся, дура! — пробормотал он, испуганно косясь на пистолет. — Это все, конечно, замечательно, если бы не одно но…
— Ну что еще?
— Ты забыла про шефа. Он тебя увидит в аэропорту и сразу же позвонит братве, чтобы они убрали твоих дружков.
— Ничего, скажешь ему, что я твоя подружка, проводить приехала, — нашлась я.
— Как же, подружка! Он знает, что я должен приехать один — таков уговор. И заподозрит неладное. Он очень подозрительный тип. Кстати, куда ты собираешься звонить, чтобы проверить адрес? — сменил он тему.
— В справочное бюро, идиот! — начала я блефовать. — Я запомнила номер, по которому ты звонил, и, если он не совпадет с адресом, сразу же всажу тебе пулю в живот.
— Но вряд ли тебе сразу дадут такую справку…
— Это таким ничтожествам, как ты и твои дружки, не дадут. А у моего босса все схвачено, слава Богу, секретаршей у него работаю и знаю его связи.
— Что-то не похожа ты на простую секретаршу. Я бы сам от такой не отказался…
— Ну все, с меня хватит! — решительно прекратила я разговор. — Едем в аэропорт. Если что пойдет не так — убью вас обоих!
— Но мы все равно не успеем — время…
— Заткнись!
Положив пистолет на колени, я завела машину и с бешеной скоростью понеслась по шоссе в сторону Шереметьева. Палыч молча сопел, отодвинувшись к окну, и что-то переваривал, наверняка готовил какую-нибудь пакость.
— Кто, кроме вас двоих, там еще должен быть? — спросила я.
— Никого. С братвой я уже рассчитался, — нехотя ответил он.
— Давай сюда загранпаспорт с билетом, — я подняла свободной рукой пистолет.
— Это еще зачем?!
— Обменяю его на адрес.
— Но ты же узнаешь, куда я лечу! — запротестовал он.
— Если не отдашь, то вообще никуда не улетишь, — тихо процедила я.
Взглянув на мое потемневшее лицо, он спешно полез в задний карман брюк, вытащил паспорт с вложенным в него билетом и протянул мне:
— Только не нервничай, голуба, я тебя умоляю. Позволь нам улететь, и я все сделаю, что скажешь. Не забывай, мне еще нужно как-то вытянуть из хозяина адрес. А он обязательно спросит, зачем он мне понадобился, вникаешь? Мне нужно в себя прийти, чтобы хорошо выглядеть и улыбаться при встрече с ним. И ты еще проверить должна…
Насчет проверки я ему тоже нагло наврала. У меня не было никаких знакомых в справочном, и я так и не смогла рассмотреть номера телефонов, по которым он звонил. Но даже если бы все это у меня и было, то я все равно не успела бы этим воспользоваться — слишком мало было времени. Нужно было спешить, и я гнала быстроходную «Хонду», притормаживая только при виде гаишников, недоразумения с которыми сейчас были бы совсем некстати.
4
Когда впереди показался аэропорт, Палыч заерзал на сиденье и встревоженно спросил:
— Слушай, а как ты пистолет собираешься прятать? Под твоим платьем, я смотрю, даже лифчик не поместился. Не в руках же ты его понесешь — заметут обоих.
— Мне пистолет не нужен, чтобы тебя прикончить.
— Как это?
— А вот так.
Я швырнула пушку на заднее сиденье и одним движением руки с треском выдрала из спинки его кресла огромный кусок поролона вместе с кожаной обивкой и шелковыми нитками. И сунула ему под нос, не отрывая глаза от дороги.
— Точно так же я вырву твое сердце, если понадобится.
Ошеломленный художник побледнел как смерть и до самой стоянки не произнес ни слова. Наверное, мечтал побыстрее избавиться от меня. Мечтать не вредно.
Бросив машину на стоянке, мы пошли к зданию аэропорта. Я держала его под ручку и мило улыбалась. Его паспорт с билетом мне пришлось засунуть себе в трусики — больше было некуда.
— Послушай, Мария, — взволнованно проговорил он, когда мы подошли к дверям, — если ты такая крутая и действительно хочешь выручить своих, то лучше позволь мне идти одному. Если я буду знать, что ты где-то рядом, то буду нервничать и шеф догадается. Клянусь, ты только навредишь этим себе и друзьям, — и посмотрел на меня с неподдельным испугом. — Прошу тебя, Мария, я не лукавлю. Побудь где-нибудь в сторонке, покрутись у ларьков, но на второй этаж не поднимайся. Без паспорта я все равно не смогу улететь, ты же знаешь. Я возьму у него адрес и спущусь вниз. Не рискуй хотя бы своими друзьями…
— Что это ты так о них забеспокоился? — Я внимательно посмотрела на него, но не нашла на его лице никаких признаков фальши: он действительно боялся своего хозяина. — И потом, как я узнаю, что у тебя все получилось? А вдруг твой хозяин что-то заподозрит и побежит звонить своим псам? Ты потом дашь мне адрес, а я найду там лишь хладные трупы? Неувязочка получается.
— Да, действительно, — пробормотал он, — и такое может случиться. Но я постараюсь, чтобы он ничего не заметил, честное слово, — он уже чуть не плакал. — Этот тип и меня прикончит, если что. Он страшный человек. Понимаешь, я тоже в опасности и не хочу рисковать. Поверь, я не последний идиот и не такая мразь, как ты думаешь… Мне уже пора идти, до встречи всего одна минута осталась.
— Черт с тобой, иди, — я выпустила его локоть. — Но учти, через пять минут я поднимусь и убью вас обоих или получу адрес. Мне уже терять нечего…
Он весь съежился, уменьшившись чуть ли не наполовину, быстро вошел в сенсорные стеклянные двери и исчез в толпе пассажиров.
Немного помедлив, я отправилась за ним, сгорая от желания увидеть этого загадочного типа — его хозяина. Я была уверена, что людей, способных обмануть моего босса, можно пересчитать по пальцам, и мне обязательно нужно было взглянуть на него, чтобы в дальнейшем знать, кого обходить стороной.
Палыч уже вошел на эскалатор и поднимался на второй этаж. Лицо у него было напряженным и серьезным. Неизвестно, кого он в данный момент больше боялся, своего шефа или меня, но в любом случае я бы не хотела сейчас оказаться на его месте. Я вела почти честную игру и была готова выпустить их обоих, если бы они оставили в живых босса с Валентиной. Можно было бы спокойно обо всем договориться, но ведь с бандитами разве можно решить что-то по-хорошему? Они сами всю жизнь врут и подличают и другим не верят, потому что считают такими же. Сразу нервничать начнут, подозревать и еще выкинут какую-нибудь непоправимую для моих друзей глупость. И уж тем более не поверят, что мне совсем не нужны эти проклятые деньги, из-за которых они всю жизнь кого-то убивают и обманывают. Как это так можно, мерить всех по своей линейке? Нездоровая все-таки у них психика, у этих преступников, перевернутая с ног на голову, и, по сути, они глубоко несчастные, больные люди, которые свое духовное убожество выдают за достоинство, ибо ничего другого им не остается…
Выждав пару минут, я поднялась на второй этаж по лестнице в конце зала и начала высматривать клетчатую рубашку Палыча в густой толпе снующих туда-сюда пассажиров. Зал был огромным, и найти кого-то было не так-то легко. Внимательно глядя по сторонам, я медленно шла вдоль билетных касс, стоек регистрации и пестрых ларьков, обращая особое внимание на телефонные автоматы, развешанные по стенам. Но Палыча нигде не было.
Дойдя до конца, я развернулась, почувствовав, как щемяще засосало под ложечкой от недоброго предчувствия, и быстрым шагом обошла весь зал еще раз. И с тем же успехом. В мозгу злорадно засвербела поганенькая мысль, что меня облапошили, как последнюю дуру, провели, как маленькую девочку. Метаться по всему аэропорту не было никакого смысла — он был слишком велик. А клетчатых рубашек там было не меньше, чем тех долларов, что у нас увели эти мошенники. Сейчас они, наверное, уже звонили своим псам и давали команду убить моих несчастных друзей. Господи, ну почему со мной опять происходило такое?! Вроде бы все сделала, что могла, чтобы избавить их от смерти, и вот в последний момент взяла и сама все испортила, выпустила удачу из рук, а с ней, может быть, и жизнь своих друзей! Во второй раз перенести гибель близких людей я бы уже не смогла…
Я до крови прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Мимо сновали равнодушные пассажиры, и никому не было никакого дела до моих страшных проблем. Стиснув зубы, я взяла себя в руки и помчалась на первый этаж, где обежала все из конца в конец, просмотрела все таможенные стойки, но так никого и не нашла. Слезы уже бежали по моим щекам, и все оборачивались мне вслед, недоумевая, почему такая красивая девушка плачет, находясь, можно сказать, на самом пороге счастливой жизни за границей. А я все металась и металась, цепляясь к каждой клетчатой рубашке, расталкивая всех и понимая, что все уже напрасно, драгоценное время, отпущенное мне для спасения близких, безвозвратно утеряно. Я была на грани отчаяния, граничащего с безумием, ибо не представляла своей жизни без них и знала, что других таких уже никогда не найду, потому что таких больше нет. Да другие мне и не нужны…
Выбившись из сил, опустошенная и потерянная, я вышла из аэропорта и поплелась на стоянку, где оставила злосчастную синюю «Хонду». Я осознавала, что совершила величайшую глупость в мире — поверила преступнику — и больше не имела права жить. Машины на стоянке не было, и это добило меня окончательно. Сев на бордюр, я закрылась от этого страшного, жестокого мира руками и разрыдалась…
…Какой-то сердобольный частник довез меня до города и высадил при въезде во двор, где располагался офис. Он так и не услышал от меня ни слова, хотя всю дорогу спрашивал, что случилось. Я лишь тупо смотрела перед собой невидящими глазами и показывала, куда ехать, кивками своей несчастной головы с засохшими на щеках слезами. Как он меня понял и довез куда надо — одному Богу известно. Я была выпотрошена, вычерпана до дна и шла в контору только лишь потому, что нужно было хоть что-то делать в этом вдруг ставшем для меня чужим и неприветливым мире. Впереди ждали только одиночество и пустота. Смертная тоска снедала мою изможденную душу.
Войдя во двор, я невольно подняла глаза и вдруг увидела… синюю «Хонду». Она стояла около нашей конторы среди других, незнакомых мне машин. Силы начали оставлять меня, а когда я увидела еще и выходящую из дверей офиса живую и здоровую Валентину, в голове моей что-то щелкнуло и белый свет померк…
5
…Очнулась я на диване в кабинете Родиона. Радом сидела испуганная Валентина и держала перед моим лицом ватку с нашатырем. Босс сочувственно взирал на меня из-за своего стола. В кресле для посетителей сидел, угрюмо опустив голову, Палыч — творец и художник, любитель живописи и ценитель прекрасного. Выродок! По бокам от него стояли двое интеллигентного вида здоровенных парней в одинаковых строгих костюмах и держали творца несусветных гадостей за плечи, вжимая его и без того согбенное тело в кресло.