Я нашел отца в гараже, из-под «Мустанга» торчали только его ноги. Общаться с ним здесь было все равно что с манекеном, брошенным на складе.
– Привет, пап.
– Кто там?
Лет в шестьдесят пять отец начал понемногу терять слух.
– Это я, Расс.
– Расс? Какого черта ты здесь делаешь?
– Вот, решил привезти Лондон повидаться. Она в доме с мамой, Мардж и Лиз.
– Шустрая девчушка, – буркнул он. На боґльшую похвалу из уст моего отца не стоило рассчитывать, хотя он и обожал Лондон. Особенно ему нравилось смотреть очередной матч вместе с внучкой, сидящей у него на коленях.
– Мама говорит, на днях ты никак не мог отдышаться. Она считает, что тебе надо к врачу.
– Зря она беспокоится.
– Когда ты в последний раз был у врача?
– Не знаю, может, год назад. Он сказал, я здоров, как бык.
– Мама считает, что прошло гораздо больше времени.
– Может, и так…
Я увидел, как он ощупал несколько ключей, разложенных возле его бедра, и выбрал один из них. Намек я понял: мне следовало сменить тему.
– А что с машиной?
– Где-то масло подтекает. Вот, пытаюсь понять. Наверное, что-то с фильтром.
– Разберешься.
А вот я бы даже не нашел этот самый масляный фильтр. Мы совершенно разные – я и мой отец.
– Как идет бизнес? – спросил он.
– Медленно, – признался я.
– Так я и думал. Нелегко начинать свой бизнес.
– Может, посоветуешь что-нибудь?
– Нечего мне советовать. Я толком и не знаю, чем ты занимаешься.
– Мы же об этом сто раз говорили. Я придумываю рекламные кампании, пишу сценарии для роликов, разрабатываю печатные и цифровые рекламные материалы.
Он наконец выбрался из-под машины, его руки были все в масле, под ногти забилась грязь.
– Те ролики с машинами – твоя работа? Где какой-то тип орет-надрывается про последнее выгодное предложение?
– Нет.
На этот вопрос я уже отвечал.
– Видеть эту рекламу не могу. Слишком уж громкая. Сразу приходится убирать звук.
Вот одна из причин, по которой я уговаривал дилеров не делать голоса в рекламе столь громкими – большинство зрителей убирают звук так же, как мой отец.
– Знаю, ты мне говорил.
Он медленно выпрямился. Наблюдать, как отец поднимается, было все равно что следить, как образуется гора в результате столкновения тектонических плит.
– Говоришь, Лондон здесь?
– Она в доме.
– И Вивиан, наверное, тоже.
– Нет. Она сегодня занята.
Он продолжал вытирать руки тряпкой.
– Всякими женскими штучками?
Я улыбнулся. С точки зрения моего отца – в глубине души консервативного сексиста, – к «женским штучкам» относилось практически все, чем занималась мама: от стряпни и уборки до вырезания купонов и поездок в магазин за продуктами.
– Да, женскими штучками.
Он кивнул, считая это объяснение исчерпывающим.
– Я говорил тебе, что Вивиан подумывает снова выйти на работу?
– Хм-м.
– Дело не в том, что нам не хватает денег. Знаешь, она уже давно об этом говорит. Конечно, после того, как Лондон пойдет в школу.
– Хм-м.
– Думаю, так будет лучше для нее. На неполный день. А то заскучает.
– Хм-м.
Я замялся.
– А ты что думаешь?
– О чем?
– О новой работе для Вивиан. И моем новом агентстве.
Он почесал за ухом, явно чтобы выиграть время.
– А тебе никогда не приходило в голову, что, может, ты зря бросил работу?
Мой отец, хотя и является для меня олицетворением мужественности, не любил рисковать. Для него стабильная работа и регулярная зарплата значительно важнее преимуществ собственного бизнеса. Семь лет назад бывший владелец компании, в которой работал отец, предложил ему выкупить ее. Отец отклонил предложение, и бизнес перешел к другому работнику, более молодому и предприимчивому.
Честно говоря, я не ждал от отца советов насчет карьеры. Эти вопросы находятся вне его ведения, но я ничего не имею против. Его жизнь слишком отличалась от моей: если я продолжил учебу сразу после школы, то он пошел служить на эсминце у берегов Вьетнама. В девятнадцать он женился, отцом стал в двадцать два, а через год после этого его родители погибли в автомобильной аварии. Он работал руками, я – головой, и если его представления о мире, поделенном на белое и черное, добро и зло, – кое-кому могут показаться примитивными, они, в сущности, выражают взгляды на то, каким должен быть жизненный путь настоящего мужчины. Женись. Люби жену и относись к ней с уважением. Заведи детей и научи их ценить труд. Делай свое дело. Не жалуйся. Помни, что семья – в отличие от большинства людей, которых ты встретишь в жизни – всегда будет рядом. Чини то, что можно починить, а что нельзя – выбрасывай. Будь хорошим соседом. Люби внуков. Поступай по совести.
Хорошие правила. Замечательные. Они в большинстве своем остаются неизменными на протяжении всей его жизни. Но одно из них отвергнуто и уже не значится в его списке. Отец был воспитан в южной баптистской вере, и все наше детство мы с Мардж посещали и вечерни в среду, и дневные церковные службы в воскресенье. Каждое лето на каникулах мы занимались в библейской школе, и вопрос о том, бывать в церкви или нет, для моих родителей никогда не стоял. Как и все прочие, это правило продолжало действовать, пока Мардж не объявила моим родителям, что она лесбиянка.
Могу лишь догадываться, как волновалась Мардж. Мы росли в лоне церкви, считающей гомосексуализм грехом, и моим родителям привили точно такие же взгляды – или, пожалуй, даже более строгие, ведь они относились к другому поколению. В конце концов мой отец обратился к пастору – из тех, что вечно пугал прихожан адскими муками за совершение грехов. Пастор объявил отцу, что Мардж выберет жизнь во грехе, если покорится своей натуре, и что родители обязательно должны привести ее в церковь, дабы не лишать ее надежды обрести милость Божию.
Моего отца по праву можно назвать резким, порой жестким и грубым, но своих детей он всегда любил. И верил в них, поэтому, когда Мардж сказала ему, что не выбирала свой образ жизни, а родилась такой, он только кивнул, сказав, что любит ее, и с этого дня наша семья перестала бывать в церкви.
Думаю, в мире есть немало людей, которые могли бы многому научиться у моего отца.
– Паршиво выглядишь, – сказала мне Мардж. Мы отнесли кексы на веранду, пока мама, Лиз и Лондон пекли очередную партию. Отец сидел в гостиной, смотрел, как играют «Атланта Брейвс», и наверняка ждал, что Лондон вскоре составит ему компанию. Она звала его дедулей, и это меня всегда умиляло.
– Умеешь ты подбодрить, даже настроение поднимается.
– Просто говорю то, что думаю. У тебя нездоровый цвет лица.
– Это от усталости.
– О, значит, ошиблась, – отозвалась она. – И дело не в том, что я хорошо тебя знаю и вижу, когда ты врешь. У тебя стресс.
– Небольшой.
– Не ладится с бизнесом?
Я поерзал на стуле.
– Напрасно я думал, что будет легко найти клиентов.
– Еще появятся. Просто дай им время. – Не дождавшись ответа, она спросила: – А что думает Вивиан?
– Об этом мы с ней почти не разговариваем.
– Что так? Ведь она твоя жена.
– Не хочу, чтобы она волновалась. Пожалуй, поговорю с ней, когда смогу сообщить хоть что-нибудь хорошее.
– Видишь? Вот в чем твоя ошибка. Вивиан должна быть тем самым человеком, с которым ты мог бы говорить о чем угодно.
– Наверное.
– Наверное? Вам обоим давно пора поработать над этим. Сходить к семейному психологу, например.
– Может, нам стоило бы записаться на прием к Лиз. Она ведь психотерапевт.
– Она тебе не по карману. Ты же вообще не зарабатываешь.
– Вот теперь мне намного легче.
– А ты предпочел бы, чтобы я приукрашивала действительность?
– Как бы заманчиво это ни звучало, я пас.
Она засмеялась.
– Суть в том, что я уже не раз видела подобное.
– Что видела?
– Одни и те же ошибки, которые люди совершают, начиная свое дело. – Она попробовала кекс. – Избыток оптимизма, когда речь идет о доходах, и недостаток пессимизма, когда дело касается затрат на бизнес или хозяйство. Или, в твоем случае, кредитки.
– Откуда ты знаешь?
– Ну, привет! А Вивиан и ее походы «по делам»? Выписка, приходящая в середине месяца? Мы же ведем этот разговор далеко не в первый раз.
– Баланс немного превышен, – нехотя признал я.
– Тогда послушай совета твоей сестры с дипломом бухгалтера: откажись от кредитки. Или хотя бы установи лимит.
– Не могу.
– Почему?
– Потому что я обещал Вивиан, что ее жизнь не изменится.
– С чего вдруг тебе взбрело в голову такое обещать?
– Потому что она не должна страдать.
– Ты ведь понимаешь, насколько по-дурацки это звучит, да? Меньше бегать по магазинам – еще не значит страдать. Вы должны быть партнерами, играть в одной команде, особенно в трудные времена.
– Мы и так в одной команде. И я люблю ее.
– Знаю, что любишь. Если уж на то пошло, ты любишь ее слишком сильно.
– Так не бывает.
– Ага, но… в общем, я просто хочу сказать, что быть ее мужем не всегда легко.
– Это потому, что она женщина.
– Тебе напомнить, с кем ты разговариваешь?
Я замялся.
– Думаешь, я сделал ошибку? С собственным бизнесом?
– Не стоит себя винить сейчас. У тебя все равно не было выбора, разве что уехать чуть ли не на другой конец страны. Мне кажется, что постепенно все наладится.
Именно это мне и было нужно. Но пока она говорила, я невольно задумался, что хотел бы услышать эти слова от Вивиан, а не от своей сестры.
– Я так понимаю, кулинарные курсы тебе еще не надоели? – спросил я у Лиз полчаса спустя. На прошлое Рождество я подарил ей сертификат на пробные уроки по кулинарии под названием «Мечта шеф-повара», и они ей настолько понравились, что она продолжала посещать их. К тому времени я уже доедал второй кекс. – Очень вкусно.
– Это в основном заслуга твоей мамы. Мы редко что-то печем. Сейчас изучаем французскую кухню.
– Вроде эскарго и лягушачьих лапок?
– В том числе.
– И ты это ешь?
– Не поверишь, но они повкуснее этих кексов.
– Еще не уговорила Мардж походить на курсы с тобой за компанию?
– Нет, но это ничего. Я не прочь какое-то время побыть одна. И потом, это же всего один раз в неделю. Тут и говорить не о чем.
– Кстати, о Мардж: она считает, что я тряпка.
– Просто она беспокоится за тебя, – объяснила Лиз. Длинные темно-русые волосы, миндалевидные глаза оттенка кофе и покладистый нрав – она подходила скорее под типаж старосты, чем лидерши команды поддержки, но, на мой взгляд, именно этим и объяснялась ее привлекательность. – Она понимает, насколько тебе сейчас тяжело, потому и волнуется. А как дела у Вивиан?
– Все в порядке, но и ей нелегко. А я просто хочу, чтобы со мной она была счастлива.
– Хм-м.
– То есть?
– А что я должна была сказать?
– Ну, не знаю. Возразить мне? Дать совет?
– С какой стати?
– Ты же как-никак психолог.
– Ты не пациент. И даже будь ты пациентом, вряд ли я смогла бы помочь.
– Это еще почему?
– Потому что на терапию ходят не для того, чтобы изменить кого-то другого. А в попытках изменить самого себя.
К машине я вел Лондон за руку.
– Только маме не говори, что я съел два кекса, ладно?
– Почему?
– Потому что мне вредно, а я не хочу, чтобы она расстраивалась.
– Ладно, – согласилась она. – Не скажу. Обещаю.
– Спасибо, детка.
В шесть часов мы с Лондон вернулись, привезя с собой партию ванильных кексиков, и обнаружили, что дома никого нет.
Я отправил Вивиан сообщение, спрашивая, где она, на что получил ответ: «Осталась пара дел, скоро приеду». Ответ раздражал своей уклончивостью, но прежде, чем я успел написать еще одно сообщение, Лондон потащила меня за рукав к розовому трехэтажному «Дому мечты» для Барби, который возвышался у нас в углу гостиной.
Лондон обожала Барби, души в ней не чаяла. У нее было семь кукол Барби, два розовых кабриолета и пластмассовая коробка нарядов, которых хватило бы на целый торговый центр. По-видимому, Лондон ничуть не смущало, что все куклы носят одно и то же имя; еще больше меня удивляла уверенность дочки в том, что всякий раз, переходя из одной розовой комнаты трехэтажного «Дома мечты» в другую или сменяя занятие, Барби обязательно надо переодеться. Это происходило примерно каждые тридцать пять секунд. И еще больше, чем самой переодевать Барби, Лондон нравилось, когда за нее это делал папа.
В течение следующих полутора часов я провел, по кукольным меркам, целых четыре дня, только и делая, что переодевая Барби.
По-вашему, это бессмысленно? По-моему, тоже. Вероятно, тут есть какая-то связь с теорией относительности, но Лондон, похоже, не заботило, скучно мне или нет, лишь бы я продолжал переодевать кукол. Не волновало ее и другое – понимаю ли я причины, по которым она выбирает конкретную одежду. Помню, ближе к вечеру, когда в игре наступил третий день, я потянулся за зелеными брючками, и Лондон покачала головой:
– Нет, папа! Я же сказала: на кухне на ней должны быть надеты желтые брюки.
– Почему?
– Потому что она на кухне.
М-да.
Наконец я услышал, как к дому подъехал внедорожник Вивиан. В отличие от моего «Приуса» его расход бензина ужасал, зато он был большой, надежный, а Вивиан на это заявляла: водить гораздо более экономичный минивэн она не согласится ни за что.
– Мама приехала, детка, – сообщил я и вздохнул с облегчением, когда Лондон кинулась к двери, открыла ее и радостно произнесла: «Мамочка!» Прежде чем последовать за дочерью, я наскоро навел порядок в углу, где мы играли. К тому времени, как я вышел на крыльцо, Вивиан уже держала на руках Лондон, багажник был открыт, и я произвел беглый осмотр. Волосы Вивиан стали заметно короче, до плеч, и были подстрижены, как во время нашего знакомства.
Она улыбнулась мне, щурясь от угасающего летнего солнца.
– Дорогой! – позвала она. – Пакеты не захватишь?
Я спустился с крыльца, слушая щебет Лондон, рассказывая Вивиан, как прошел день. Когда я приблизился, Вивиан опустила Лондон на землю. По выражению ее лица я понял, что она ждет реакции.
– Ух ты! – Я поцеловал ее. – Сразу столько воспоминаний!
– Нравится? – спросила она.
– Очень красиво. Но как ты умудрилась подстричься в воскресенье? Неужели нашлась работающая парикмахерская?
– В центре есть салон, который работает по воскресеньям. Я наслушалась об одном из их мастеров, вот и решила попробовать.
Почему она не упомянула об этом утром, я понятия не имел. Но заметил, что она успела и на маникюр…
– Мне тоже нравится, мамочка! – вмешалась Лондон, прервав мои размышления.
– Спасибо, детка.
– А я сегодня у бабули пекла кексики.
– Да ты что!
– Такие вкусные! Папа целых два съел!
– Правда?
Моя дочь закивала, явно забыв о нашей договоренности.
– А дедуля – четыре!
– Наверное, и вправду вкусные. – Вивиан улыбнулась и забрала из салона пару пакетов полегче. – Ты не поможешь мне отнести покупки?
– Ладно. – Лондон взяла пакеты и направилась к крыльцу. А я заметил озорную улыбку на лице Вивиан – похоже, она была в настроении.
– Два кекса, значит?
– Ну, что я могу сказать? – Я пожал плечами. – Было вкусно.
Она достала еще несколько пакетов и четыре из них вручила мне.
– Похоже, вы вдвоем сегодня отлично провели время.
– Да, развлекались как могли, – согласился я.
– Как твои родители?
– У них все в порядке. Мама опять беспокоится, что у отца рак. Говорит, на днях никак не мог отдышаться.
– Ничего хорошего.
– Это только верхушка айсберга, но я уверен, что беспокоиться не о чем. Мне показалось, что с ним все в порядке. Конечно, в чем-то мама права. Ему стоило бы провериться.