– Вероятно, они устроены иначе, чем листья земных деревьев.
– Это безусловно так. И их надо основательно осмотреть.
Кратковременная, но сильная гроза прервала разговор. В шуме потока, треске молний и раскатах грома они не слышали друг друга. Клокочущая пена целиком накрывала кабину.
А когда вновь прояснилось, они увидели, что над водой осталась незначительная часть кожуха. Ещё один-два грозовых фронта – и поверхность залива сомкнётся над ними.
– Кажется, самый раз прийти подводной лодке, – заметил Второв.
– Придёт в своё время.
На панели приёмника замигала лампочка вызова. Второв повернул ручку. Вызывал Топорков.
– Как положение? – спросил он.
Мельников опередил своего товарища, собиравшегося ответить.
– Без особых перемен, – поспешно сказал он.
– Погружение?
– Идёт нормально. Ничего угрожающего.
– Я уже давно не имею связи с лодкой, – сказал Топорков. – Где они?
– Километрах в пятидесяти.
Было слышно, как Игорь Дмитриевич тяжело вздохнул.
– Мы одень тревожимся за вас.
– Нет никаких оснований.
Связь снова прервалась. Условия прохождения радиоволн на Венере были на редкость капризны.
– Зачем вы их обманываете? – спросил Второв. – Не лучше ли сказать правду?
Мельников не сразу ответил. Он смотрел на Второва, словно изучая его лицо.
– По личному опыту, – медленно заговорил он, – я знаю, что переживать бедственное положение товарища гораздо труднее, чем самому находиться в таком положении. Они ничего не могут сделать для нас, кроме того, что уже сделали. Что же мне им сказать? Что лодка может подойти не раньше как через час, они сами знают. Что, если пройдут ещё два ливня, мы окажемся под водой и найти нас будет неизмеримо труднее? Что любой грозовой фронт может оказаться таким же длительным, как тот, который послужил причиной нашего теперешнего положения?..
Он с минуту молчал, потом спокойно произнёс:
– Правда хороша всегда, но во имя спокойствия друзей ею иногда надо жертвовать. Пусть они думают, что у нас всё по-прежнему.
– Вы думаете, что наше спасение ещё под вопросом?
Мельников улыбнулся:
– Ты сам знаешь «милый» характер Венеры. Пока мы не окажемся внутри лодки, я ни в чём не уверен. Всё же у нас неизмеримо больше шансов, чем до ремонта радиостанции. Тогда не было почти ни одного. Но и это не причина приходить в отчаяние.
– А если бы радиостанция не заработала?
– Вот тогда мы оказались бы в серьёзном положении.
Последний час ожидания был самым тягостным.
Баландин сообщил, что локационный прибор показывает твёрдую землю в пятнадцати километрах от лодки. Это мог быть только тот берег, возле которого находился самолёт, – подводная лодка шла прямо на него.
Прошло ещё двадцать минут, в продолжение которых ни один ливень не обрушивался на залив; и лодка подошла совсем близко. Маяк был выключен, в нём не было больше никакой нужды.
– Вот нам и достался тот шанс, о котором вы говорили, – весело сказал Второв.
Мельников, ничего не ответив, поспешно наклонился к микрофону:
– Зиновий Серапионович!
– Слышу.
– Не всплывайте! Держитесь на глубине! Приближается мощный фронт.
Из-за вершин леса, зловеще поднимаясь всё выше и быстрее, надвигалась широкая тёмная полоса. По количеству молний, по раскатам нарастающего грома Второв понял, что это не кратковременный, а долгий, затяжной ливень. Края водяного занавеса скрывались в туманной дали.
– Ну, держись, Геннадий! – сказал Мельников. – Это последнее и самое серьёзное испытание.
Сорок минут неистовствовала вокруг разнузданная ярость стихии. Люди видели над головой только белую пену. Удары грома приглушённо доносились до них. Это могло быть следствием того, что кабина ушла вглубь, ниже поверхности залива.
И Мельников и Второв были уверены, что не увидят неба, что, когда гроза пройдёт, они уже «с головой» окажутся в воде.
Но, когда наконец грозовой фронт промчался, они к своему величайшему удивлению, не заметили никакой перемены в своём положении. Уровень залива относительно кабины был на той же высоте, что и раньше, до грозы. Сорок минут тяжесть водяного потока «вдавливала» самолёт, но он ни на сантиметр не опустился ниже.
– В чём тут дело? – озадаченно спросил Второв.
– Вероятно, мы легли на плотный грунт.
Это было единственным и, по-видимому, правильным объяснением. Теперь уже никакая опасность не угрожала и можно было бы спокойно ждать ещё несколько часов, пока не истощатся запасы кислорода. Но в этом не было нужды, – подводная лодка находилась где-то близко.
– Вы были правы, Борис Николаевич, – сказал Второв. – Если бы мы сказали правду, то доставили бы этим много напрасных волнений.
– Запомни, Геннадий! – ответил Мельников. – Основное, правило – думать всегда о других прежде, чем о себе. Это всегда полезно, а в космических рейсах является законом. Следуй этому закону, и ты никогда не ошибёшься.
– Ваших слов я не забуду, – с чувством сказал молодой инженер.
Ждать пришлось всего несколько минут.
Недалеко от них забурлила вода, и прозрачная «спина» подводной лодки показалась на поверхности залива. Можно было только поражаться изумительному искусству, с которым Зайцев провёл лодку в совершенно неизвестном ему океане Венеры, руководствуясь сигналами радиомаяков.
Открылся люк, и из него показалась голова профессора Баландина в шлеме противогаза. Вступили в действие личные рации.
– Друзья мои! – сказал он. – Да ведь вы совсем затонули. Сию минуту снимем вас.
– Можно не торопиться, – ответил Мельников. – Кабина больше не погружается.
Зайцев, тоже вышедший наверх, приветствовал друзей жестами обеих рук.
– Вы так погрузились в воду, – сказал он, – что ещё немного, или будь тут малейшее волнение, мы не смогли бы увидеть вас.
Опасаясь новой грозы, поспешно вынесли и опустили на воду надувную резиновую лодку. Зайцев подплыл на ней к затонувшему самолёту.
Инженер был одет в непромокаемый костюм, не имевший охлаждающей системы, и почувствовал себя словно у доменной печи. Горячий воздух, нагретый до восьмидесяти градусов, проходя через фильтр противогаза, обжигал лицо и затруднял дыхание.
Не мешкая, Зайцев прыгнул в воду и, ощупью отыскав стойку стабилизатора, прикрепил к ней конец троса.
– Тащите! – крикнул он, забираясь обратно в лодку и отплывая в сторону.
Полторы тысячи лошадиных сил, заключённые в моторе, шутя вытащили самолёт из песчаной могилы. Через несколько секунд он всплыл на поверхность и был подтянут вплотную к борту лодки.
– Добро пожаловать! – пошутил Баландин, обнимая спасённых.
– Вы блестяще выполнили задачу, – сказал Мельников, – спасибо!
Прежде всего связались со звездолётом и сообщили о благополучном завершении спасательной операции. Ко всеобщему удовольствию, радиосвязь действовала.
– Что делать с самолётом? – спросил Мельников.
– Нельзя вынести его на берег?
– Невозможно. Кругом почти отвесные скалы.
– Значит, придётся его бросить.
Пользуясь передышкой, предоставленной грозами, фюзеляж самолёта полностью разгрузили. Пустая кабина с открытым кожухом будет потоплена первым же ливнем.
– Жаль машину! – сказал Мельников. – Но что поделаешь!
– Хорошо бы выйти на берег, – предложил Второв.
– Здесь это опасно. Слишком крутые скалы. Постараемся найти такое место, где можно в случае грозы успеть укрыться в лодке.
– Надо направиться прямо к кораблю, – вдруг сказал Баландин. – Вы ранены.
– Это не раны, а царапины, – ответил Мельников. – Мы о них совсем забыли.
Профессор продолжал настаивать. Мельникову и Второву с трудом удалось уговорить его не сообщать на звездолёт о полученных ими, действительно незначительных, повреждениях. Баландин согласился только тогда, когда осмотрел обоих и переменил неумело наложенные повязки.
– Константин Евгеньевич будет очень сердиться, – сказал он.
– Это я беру на себя, – ответил Мельников. – Зачем терять время. Мы у неизвестной земли, и надо исследовать её.
Было решено пройти на лодке вдоль берега и выяснить, остров это или материк. Белопольский посоветовал направиться к северу. По его расчёту, «СССР-КС2» пролетал севернее и виденную с него реку следовало искать именно там.
– Если найдёте реку, – сказал Константин Евгеньевич, – то это сразу покажет, что земля Мельникова – континент.
Он так и сказал – «земля Мельникова».
Держась в надводном положении, лодка вышла из залива и повернула на север. Фюзеляж самолёта остался покачиваться на воде, в ожидании очередной грозы, которая пустит его на дно.
Линия берега тянулась в обе стороны до самого горизонта. Насколько хватал глаз, она была сплошь заросшей лесом из гигантских оранжево-красных деревьев. Иногда лес подходил к самой воде, иногда отступал, образуя поляны, покрытые жёлтой и коричневой травой. У подножья деревьев виднелась сплошная стена более низкой растительности. Были это кустарники или молодая поросль тех же деревьев, нельзя было определить.
Из осторожности лодка держалась в двухстах метрах от берега. Здесь было уже заметное волнение, качка мешала наблюдениям, но с этим приходилось мириться. Зайцев опасался сесть на мель.
Когда проходили грозы, подводная лодка опускалась в глубину и пережидала, стоя на месте. Этими остановками пользовались, чтобы осмотреть подводный мир, но он был очень беден. При свете прожекторов они видели только красноватые водоросли и пунцовые мхи, облепившие каждый выступ и многочисленные камни, лежавшие на песчаном дне. Ни рыб, ни моллюсков.
Действительно ли их не было здесь или они исчезали, когда появлялась лодка и загорался её свет? Кто мог ответить на этот вопрос.
– Мы собственными глазами видели живые существа в океане, – говорил Баландин.
– Положим, это не совсем так, – поправлял его Зайцев. – Мы их не видели, а предполагали, что видим. Может быть, это были не животные, а плавающие растения…
Профессор не соглашался.
– Разве вы не помните, – разъяснял он, – что попав в луч прожектора, эти «растения» спешили уйти в темноту, что совершенно естественно для животных, привыкших к мраку.
Как бы то ни было, здесь у берега ни животных, ни плавающих растении не было видно.
Час за часом подводная лодка шла на север. Радиосвязь со звездолётом прерывалась только по вине грозовых фронтов.
Характер местности не изменялся. Всё тот же лес тянулся без конца, закрывая западный горизонт. Берега были всё такими же высокими и обрывистыми. Появились небольшие холмы, также заросшие деревьями. Ни малейших следов другой, не растительной, жизни не замечалось.
Уже больше суток никто из звездоплавателей не смыкал глаз, но, как это ни странно, об усталости вспомнили не на лодке, а на корабле. Доктор Андреев категорически потребовал, чтобы они остановились «на ночь».
Мельников поддержал это требование. Все с удовольствием согласились. Лодка погрузилась и легла на грунт.
Сказалось физическое и моральное утомление. Экипаж лодки проспал десять часов подряд. Отдохнувшие и освежённые, поднялись на поверхность и поплыли дальше.
Снова потянулся нескончаемый лес.
Внезапно береговая полоса круто повернула на северо-запад. Далеко на горизонте виднелся другой берег, идущий как будто параллельно.
– Залив, – сказал Баландин. – Будем заходить в него?
– Разумеется, – ответил Мельников.
Залив, по-видимому, очень глубоко врезался в сушу. Замыкающий его берег не был виден даже в бинокль.
Лодка шла вдоль южного побережья. Несколько раз из-за грозы приходилось останавливаться и погружаться.
– А может быть, это не залив, а пролив? – высказал предположение Зайцев.
– Возможно. – Мельников пристально всматривался в противоположный берег, который стал заметно ближе, чем раньше. – Остановитесь!
Приказание было исполнено. Лодка слегка покачивалась с кормы на нос.
– Смотрите на берег!
Теперь все заметили, что лодка не стояла на месте, а медленно двигалась назад.
– Это не залив и не пролив, а река, – сказал Мельников.
– Константин Евгеньевич, как всегда, оказался прав, – заметил Баландин. – Это материк.
– Пройдёмте дальше, вверх по реке, – предложил Зайцев. – Берег должен стать ниже, и тогда можно будет высадиться.
Его предположение оправдалось. Уже через час стало заметно понижение берегов. Обрыв постепенно спускался к воде, становился менее крутым.
Поверхность реки была пустынна. Иногда попадались ветви, плывшие по течению, навстречу лодке.
На исходе четвёртого часа пути гидрографы передали на пульт отдалённый гул. Было похоже, что где-то впереди находится водопад.
Лодка замедлила ход.
Берега сходились всё ближе и ближе. Река суживалась, течение становилось быстрее.
Ещё около трёх километров осторожно продвигались вперёд. Шум становился всё более явственным. Наконец, увидели его источник.
Поперёк реки, которая в этом месте имела не больше трёхсот метров ширины, протянулось нагромождение огромных камней. Вода с рёвом неслась между ними, крутясь пенными водоворотами. В воздухе стоял туман водяных брызг.
– Обыкновенные пороги, – сказал Мельников.
Товарищам послышалось разочарование в его голосе. Но что он рассчитывал увидеть?
– Наше путешествие по реке окончилось, – сказал Баландин. – Дальше лодка не пройдёт.
– Мне кажется, что именно здесь лучше всего выйти на берег. Как вы думаете, Борис Николаевич? – спросил Зайцев.
– Да, именно здесь, – подчёркивая последнее слово, ответил Мельников.
Он казался чем-то очень недовольным.
Зайцев направил лодку к северному берегу, который был заметно ниже южного. На тихом ходу лодку сильно сносило течением.
Лес почти вплотную подходил к реке, но перед ним была узкая, поросшая травой полоса, полого спускавшаяся к воде.
– На берег выйдем вдвоём, – сказал Мельников. – Я и Зиновий Серапионович. Киноаппарат я возьму сам, – прибавил он, видя, что Второв собирается возразить.
Геннадий Андреевич только тяжело вздохнул. На его несчастье, заместитель начальника экспедиции прекрасно владел искусством киносъёмки. Пришлось молча подчиниться.
Лодку удалось подвести к самому берегу. Глубина оказалась вполне достаточной для судна, осадка которого не превышала полутора метров.
– Внимательно следите за барометром, – сказал Баландин. – Как только он начнёт показывать ионизацию, немедленно предупредите нас.
– Не беспокойтесь! Предупредим вовремя. Но не удаляйтесь слишком далеко от лодки.
Через двойной люк Баландин и Мельников выбрались наверх. Берег был так близко, что можно было без труда прыгнуть на него. Но прежде чем это сделать они внимательно осмотрелись.
– Топи как будто нет, – сказал Мельников. – Но на всякий случай обвяжите меня верёвкой. Я прыгну первым.
– Это будет самое лучшее, – согласился Баландин.
Мельников прыгнул. Его ноги погрузились по щиколотку, и из-под травы брызнула вода. Он быстро сделал несколько шагов по склону и вышел на сухое место.
– Прыгайте, профессор!
– Одну минуту! – раздался голос Второва. – Погодите! Борис Николаевич, – сказал он тоном упрёка, – если вы взялись за моё дело, то относитесь к нему как следует. Снимите, как Зиновий Серапионович будет сходить на берег.
– Успокойся! – ответил Мельников. – Я потому и прыгнул первым, чтобы это сделать.
Он засмеялся про себя, так как на самом деле совершенно забыл про камеру, висевшую на его груди, и поспешил выполнить законное требование оператора экспедиции.
Гигантские деревья, вершины которых находились где-то в небе, были теперь так близко, что участники экспедиции могли хорошо рассмотреть их.
Ничего общего с коралловыми «деревьями», растущими на острове! Это были настоящие деревья – исполинские представители растительного мира. Стволы, имевшие у «земли» до трёх метров в диаметре, были покрыты гладкой корой красноватого цвета с темно-вишнёвыми пятнами. Ветви с длинными листьями начинались высоко, и до них невозможно было добраться. Между деревьями густо разросся оранжевый кустарник, переплетённый какой-то другой, не такой, как под их ногами, – высокой, в рост человека, травой, странного мертвенно-белого цвета. Ветви кустарника были усеяны острыми шипами.