– Шарлотта, голубушка, подойди поздоровайся с кузенами, а потом мы с тобой поедем на прогулку.
Подбежала Шарлотта; на ней были джинсы и просторный свитер, длинные темные волосы спутались и ниспадали на плечи, а золотистые глаза, точно такие же, как у Вирджинии, весело сверкали. Фред с обожанием посмотрел на нее; этот взгляд не ускользнул от внимания Мэри Роуз. Шарлотта протянула руку:
– Привет, Фредди. Привет, Кендрик. Очень рада вас видеть. – Ее английская интонация и манера слегка формально строить фразу звучали чрезвычайно мило. – Фредди, поехали, покатаемся, будет здорово!
– Э-э-э… нет, у меня немного болит горло, – смущенно пробормотал Фредди. – Мама считает, что мне надо сегодня посидеть дома. Пойду поздороваюсь с бабушкой.
– Фредди, возьми Кендрика. И смотри внимательно, чтобы он не поскользнулся на лестнице.
– Да, мама.
Взгляды Шарлотты и Фреда III на мгновение встретились, и в них промелькнуло полное взаимопонимание и какое-то злое удовольствие оттого, что оба они так хорошо все понимают; потом Шарлотта обратилась к Фреду:
– Пойду переоденусь для верховой езды. Увидимся позже, тетя Мэри Роуз.
– Кажется, она немного располнела, – приторным голосом проговорила Мэри Роуз, глядя вслед умчавшейся в дом Шарлотте.
– Ну, она прекрасно выглядит, – возразил Фред. – Не люблю я тощих детей. Да и Вирджи в ее возрасте была кубышкой. Но она чудесный ребенок. Смелая! И жуть какая умная, – добавил он, наказывая Мэри Роуз за то, что та покрывает и тем самым укрепляет трусость Фредди. – Она умеет складывать в уме целые ряды цифр быстрее, чем я. И разбирается в балансе, понимает, что такое дебет и кредит. Потрясающе! Она еще станет когда-нибудь президентом «Прэгерса». Честное слово, станет.
Выпрямившись, как палка, Мэри Роуз обошла его и молча направилась в дом.
Малыш приехал в субботу утром на белом «мустанге», своей новой машине, которую называл своей новой любовницей и которая, как он утверждал, дала ему возможность снова почувствовать себя молодым. Ему нравилась эта шутка; ему вообще всегда нравилось ходить по острию; теперь, когда построили новую автостраду, до Хамптона можно было домчаться гораздо быстрее, да и сам процесс езды доставлял ему наслаждение. Он любил приезжать в Хамптон; каждый раз, очутившись на его широких, как-то по-особому изысканных улицах, застроенных бесконечными рядами белых, колониального стиля домов, снизив скорость и вдохнув свежий соленый воздух, он чувствовал себя так, словно родился здесь и прожил всю жизнь – хотя он и был до мозга костей городским человеком. Вот и сейчас, когда он свернул на Уотерлили-драйв и совсем медленно поехал по широкой дороге с заросшими травой обочинами, с высокими живыми изгородями вдоль нее, дружески махая рукой знакомым, которые все были одеты так, как неизменно одеваются весьма состоятельные люди, когда хотят казаться небрежными в одежде, – то ощутил, что его словно обволакивает со всех сторон теплая волна благополучия и благодушия, и почувствовал себя абсолютно счастливым и в полном смысле слова дома.
Он свернул еще раз и поехал по длинной гравийной дороге, которая поднималась вверх и круто заворачивала к тому месту, где на берегу, высоко над морем, стояло имение Бичез; и здесь на него налетел шквал приветствий: Шарлотта с разбегу бросилась ему в объятия, Георгина обхватила его за ноги, а Вирджиния просто стояла на месте и широко улыбалась ему. Он с удовольствием отметил про себя, что выглядела она великолепно: чувствовала себя явно хорошо, смеялась, держалась без малейшего внутреннего напряжения.
– Так рада тебя видеть, – сказала Вирджиния, здороваясь с ним за руку, когда он наконец-то постепенно высвободился из детских объятий. – Знаешь, я скучаю по тебе. А ты прекрасно выглядишь!
Малыш улыбнулся и ответил, что он и чувствует себя тоже превосходно.
– Как ты этого добился, Малыш? Какой-нибудь новой чудотворной диетой?
В сознании Малыша возникло вдруг, как живое, видение этой его новой чудотворной диеты, и он с большим трудом заставил себя возвратиться в реальный мир.
– С тебя пример беру, – проговорил он. – Бросил пить. И чувствую себя просто потрясающе.
Вся семья в разговорах придерживалась той версии, что Вирджиния сама, добровольно перешла в разряд трезвенников. Ее это очень забавляло: она не имела бы ничего против, если бы прямо назывались истинные причины; но она понимала, что так ее родителям легче примириться со всем происшедшим, и поэтому не возражала.
– Тебе пошло на пользу. Ты так здорово похудел. Значит, и похмелий больше не бывает?
– Нет. Если честно, то я без них даже скучаю.
Вирджиния рассмеялась:
– И Мэри Роуз тоже выглядит лучше, чем раньше. Немного оттаявшей. Видимо, от тебя польза передается и ей.
– Угу. – Он поспешил сменить тему. – А как Александр?
– Прекрасно.
– Доволен, что получил сына и наследника?
– Безмерно, – улыбнулась Вирджиния. – И я тоже могу больше об этом не думать. Теперь у Хартеста есть наследник.
– Больше рожать не будешь?
– Нет, хватит.
– А как с работой?
– Потихоньку. Александру теперь не нравится, что я всю неделю живу в Лондоне, а это создает мне определенные трудности. Точнее, он не возражает против того, чтобы я сама там жила, но не позволяет мне брать с собой детей. Говорит, они должны привыкнуть к тому, что их дом в Хартесте.
– Ну что ж, может быть, он и прав.
– О господи, Малыш, ну почему вы, мужчины, всегда друг друга поддерживаете?!
Фред III находился в потрясающей форме. Он поговаривал о том, что уже думает над торжественным приемом в честь своего ухода в отставку – а это надо будет сделать незадолго перед следующим Рождеством (Фред часто говорил о своей отставке, но потом всегда находил какую-нибудь причину, которая мешала этому). Ему ведь уже почти шестьдесят пять, а Малыш трудится на все сто процентов своих способностей. Так что банк останется в хороших руках. Вирджиния про себя отметила: всякий раз, когда Фред III заговаривал об этом, у Мэри Роуз был такой вид, словно она вот-вот испытает оргазм. Вирджиния очень жалела, что ей не с кем поделиться этим своим наблюдением.
В понедельник после обеда Малыш только было позволил себе мысленно с удовольствием унестись в Нью-Йорк, как Вирджиния пригласила его прогуляться с ней вместе по берегу. Он пошел, но несколько неохотно и настороженно: видел, что сестре хочется поговорить по душам, и, понимая, насколько хорошо она его знает, боялся, что она сможет прочесть в его душе слишком многое.
– Я и вправду без тебя скучаю. – Вирджиния взяла его за руку; они шли вдоль самой кромки воды, и ветер, гнавший соленый воздух, развевал их волосы. – В Англии у меня нет никого, с кем я могла бы поговорить так, как с тобой.
– Что-то не верится, – полушутя возразил Малыш.
– Нет, честное слово, это правда. Ну разве что с Катрионой, но даже и ее я бы не назвала очень уж близким мне по духу человеком.
– Да уж, ее родной душой не назовешь, – согласился Малыш, вспоминая шумную, любящую поразглагольствовать и поизливать чувства Катриону и недоумевая, как они с Вирджинией вообще смогли подружиться, а тем более сойтись достаточно близко.
– А с тех пор, как уехала Энджи, стало совсем плохо. При всех ее отрицательных чертах и недостатках я по ней ужасно скучаю. Мне было очень жаль, что она не смогла приехать на крестины. Насколько я понимаю, сюда она несколько раз приезжала. Маме она очень нравится. Ты с ней не встречаешься, Малыш?
– Изредка.
Оба замолчали.
– Что с тобой, Малыш? – спросила вдруг Вирджиния. – Ты сам на себя не похож.
– Да нет. Нет, ничего. Извини, Вирджиния. Просто голова настолько забита. Всякие дела, понимаешь. Меня сейчас опять запрягли, и я тащу изо всех сил. Я сейчас та курица, что несет золотые яйца. Делаю все. Не могу пока сказать, чтобы папа был мной доволен, но он уже не в такой мере недоволен, как бывало.
– Ну что ж, – рассмеялась Вирджиния, – похоже, и Мэри Роуз тобой довольна. Выглядит она, во всяком случае, в сотню раз лучше, чем прежде.
У Малыша возникло столь сильное желание поделиться с сестрой, что оно ощущалось почти физически, как голод.
– Вирджи, – начал он.
– Да, Малыш?
– Вирджи, я… н-ну… – огромным усилием воли он заставил себя остановиться. Он же обещал себе, что никому ничего не станет рассказывать; это был своеобразный договор с самим собой. Раз никто ничего не знает, то не будет и никаких разговоров; а как бы ни любил он сестру, он все же понимал, что она может кому-нибудь разболтать. Ему, правда, было не совсем понятно кому, но ведь может! – Да нет, ничего, – проговорил он наконец, – ничего существенного. Расскажи лучше, как ты там живешь, в Англии? Как там этот парень… такой приятный, долговязый, кажется, Мартин? Который женат на твоей подружке Катрионе. Мне он нравится, он славный малый.
– Как у нас там, в Англии, говорят.
– Да, как у вас говорят. – Ему показалось, что сестра смотрит на него как-то странно.
В тот же день, но уже ближе к вечеру, когда он помогал Мэри Роуз укладывать в машину багаж, Вирджиния предложила:
– Малыш, давай как-нибудь на этой неделе пообедаем вместе?
– Обязательно, – согласился он, – с удовольствием. Если только у меня будет время. Я тебе позвоню с работы. – Он понимал, что Мэри Роуз слушает их разговор и что его ответ прозвучал несколько уклончиво; и то и другое ему было неприятно.
– Ну, если не на этой неделе, то на следующей. Я тут пробуду почти месяц. Хочу снова восстановить здесь свое дело. Есть кое-кто, с кем мне надо встретиться.
– Н-ну… я…
– Вирджиния, – заговорила Мэри Роуз с интонациями, типичными для классной наставницы, – Малыш в обеденное время бывает обычно очень занят. У него каждый день деловые ланчи.
Малышу и в голову не приходило, что он сможет когда-нибудь испытать к Мэри Роуз искреннее чувство благодарности.
– Это правда, Вирджи, – подтвердил он. Потом взглянул на ее обиженное лицо и почувствовал угрызения совести. – Но я обещаю, что позвоню и постараюсь выбрать время. А ты что, собираешься работать в Нью-Йорке? Я думал, Александр хочет, чтобы ты почаще бывала в Хартесте.
– Да, – ответила она, – ты прав.
И на лице у нее при этом было выражение, которое стало появляться теперь достаточно часто; Малыш не мог понять, что именно оно означает, но оно ясно показывало, что данная тема не подлежит дальнейшему обсуждению.
Два дня спустя Вирджиния села за руль и укатила в Нью-Йорк. Она начала работать, используя пока в качестве своей базы дом на 80-й Восточной улице, и рассчитывала, что сможет заниматься там делами хоть круглые сутки. Бетси, наслаждавшаяся общением с внуками, фактически вытолкала ее из Бичеза. Фред III не собирался выходить на работу до самого конца недели, решив, что будет помогать Бетси присматривать за детьми. Он купил Шарлотте, в качестве пасхального подарка, карманный калькулятор, и теперь горел нетерпением показать ей, как он действует.
Стоял один из тех ясных, ветреных, золотисто-голубых дней, для которых и создан Нью-Йорк: когда улицы внезапно заливает поток солнечного света и здания становятся светлее, веселее, не давят так, как в сером зимнем полумраке. После в высшей степени удовлетворительной встречи с одним из новых клиентов и посещения вслед за ним универмага «Ди энд Ди» Вирджиния не спеша шла по Мэдисон-авеню. В такие дни у нее всегда бывало приподнятое настроение, ей словно передавался от города заряд радости и энергии.
Ожидая, когда можно будет перейти улицу, и равнодушно, от нечего делать глядя на снующие взад-вперед машины, она вдруг поймала себя на том, что смотрит на желтое такси, в котором видна чья-то знакомая фигура. Она видела только широкую спину и затылок со светлыми волосами, больше ничего, потому что обладатель этих спины и затылка был полностью занят тем, что целовал сидевшую с ним рядом женщину. Но вот такси дернулось вперед, мужчина со смехом откинулся на спинку сиденья, и Вирджиния смогла хорошо разглядеть его; разумеется, это был Малыш. А рядом с ним, разбросав золотистые локоны по его вытянутой вдоль спинки сиденья, полуобнимающей ее руке, смеясь и глядя на него своими зелеными глазами, сидела Энджи.
– Малыш, мне обязательно надо срочно с тобой увидеться.
– Вирджи, дорогая, только не сегодня.
– Именно сегодня. Сегодня же вечером. Здесь, дома.
– Вирджиния, я не могу. Я жутко занят. Я сейчас работаю над одной колоссальной сделкой, и у меня скопилась масса бумаг.
– Ничего удивительного. Работать надо, а не кататься на такси. И поменьше тратить времени на все эти деловые ланчи, которые так одобряет Мэри Роуз.
Первым чувством, которое испытал Малыш, было облегчение. Наконец-то он может говорить откровенно, не нарушая при этом заключенный с самим собой договор.
– А-а-а… – протянул он.
– Вот именно. Малыш, ты что, с ума сошел?
– Вирджиния, ты не понимаешь. Ты просто не понимаешь.
– Ну, попытайся мне объяснить. Если тебе так удобно, можешь прийти поздно, даже очень поздно. Я не возражаю.
– Ладно. Но мне придется придумать какое-нибудь объяснение для Мэри Роуз.
– Полагаю, – весело заявила Вирджиния, – что в этом ты уже успел неплохо напрактиковаться.
Он приехал в семь вечера и сразу же налил себе изрядную порцию виски.
– Мне казалось, ты бросил.
– Только по хорошим дням, – ответил Малыш. Он вдруг понял, что таких дней за последнее время у него было очень много, и улыбнулся ей одновременно и сконфуженно, и счастливо. – Вирджиния, дай я все тебе объясню. Это… ну, это совсем не то, что ты думаешь.
– Малыш, я знаю, что это такое. Это всегда одно и то же. Какой же ты дурак, Малыш. И с кем – с Энджи! Другой не нашел.
– Ну, – он старался, чтобы голос его звучал беззаботно, – она для меня лучше всех других.
– Честно говоря, Малыш, меня поражает она. И это после… после того, как я столько для нее сделала.
– А может быть, – Малыш как-то странно взглянул на сестру, – именно то, что ты столько для нее сделала, как ты выражаешься, и заставило ее так поступить.
– Не понимаю, о чем ты, Малыш.
– Я хочу сказать, что она несколько устала от необходимости испытывать благодарность. И от того, что для нее много делают. У нее появилась возможность сделать что-то самой. Потому что… ну, потому что…
– Потому что тебе ее захотелось?
– Да, – ответил он с легким вызовом. – Да, потому что мне ее захотелось. Должен тебе сказать, Вирджиния, что я ее действительно обожаю.
– Ну разумеется. Она молода, она соблазнительна, и она…
– Красива, – закончил он. – Ты никогда мне не говорила, насколько она красива.
– Не считала нужным об этом говорить. Да, она красива. И напрочь лишена всякой морали. Пожалуй, она даже не знает, что это вообще такое. Ну, да не в этом дело. Малыш, это же страшно опасно. Уж если тебе так необходима любовница, неужели нельзя найти такую, которая никак не была бы связана ни с кем из нашей семьи? Где-нибудь в другом городе? Ты с ума сошел! Как к этому отнесется Мэри Роуз, если узнает? А папа?!
– Мэри Роуз от этого только выигрывает, – грустно произнес он. – Впервые за многие годы я обрел способность относиться к ней по-человечески. Я так счастлив.
– В подобных ситуациях все так говорят.
Он посмотрел на нее и в конце концов все-таки набрался мужества спросить о том, что ему давным-давно уже страшно хотелось узнать.
– Вирджиния, а ты когда-нибудь… ну…
– Господи, Малыш, не говори глупостей! – Она вспыхнула и явно рассердилась; потом зажгла сигарету. – Как я могу пойти на такой риск? Я слишком заметная в обществе фигура, моя задача – стать основательницей династии.
– Да, но… ты хоть когда-нибудь думала об этом?
– О да, часто, – беззаботно ответила она.
Малыш налил себе еще виски, и Вирджиния вздохнула.