И что теперь делать? Вон задницы вверх выставили, так и хочется пинка дать. А, собственно, почему бы и нет? Спрыгнул, обошел дедушку и лапкой задней ему по деликатному месту, от всей души приложил. Жрец-то лёгонький оказался, аж перевернулся в воздухе, шмякнулся на спинку и лежит, потолок разглядывает, капюшон только соскользнул и теперь раскинулся как черная лужа вокруг головы. Когда только сообразит, что бежать надо? Эх, придется, видно, все самому. Как не противно, но все же подошел, раскрыв пасть, брезгливо ухватил жреца за капюшон и потащил к выходу. Остальные шестеро только косились, помогать что-то не спешили. Капюшон отчетливо вонял дымом, так что мне скоро опротивело это занятие, и я, бросив тело в дверях, вернулся в храм.
И что, мне вот теперь всех оставшихся в пасти таскать? Фу. Во рту и так дрянь какая-то. А если нарычать на них?
- Ррауу... - ничего себе у них тут эхо!
У четверки аж капюшоны с головы посдувало! Вон как одновременно в двери рванули, и наплевать, что там старичок только что на живот перевернулся и на четвереньки встал, поднимаясь. Такую кучу-малу устроили... Этак вы отсюда никогда не уберетесь.
- Ррауу… - все, вынеслись все семеро!
Занятное зрелище было, но я рано радовался, рык сзади предупредил, что еще не все было кончено. Обернувшись, я застыл... Над человеком стоял моран, поставив тому передние лапы на грудь и обдавая смрадом из пасти. Человек яростно дергался, пытаясь освободиться, но не кричал, хотя завязаны у него были только глаза, видно, ни на чью помощь он здесь не рассчитывал.
Но я-то был здесь! И в прыжке я сшибся с мораном, впиваясь тому в загривок зубами. Господи, как же противно! И яд мой на него не действует! Мы оба завалились на алтарь, подминая под себя человека, но постепенно в борьбе скатились на пол, обматываясь вдвоем цепью. Моран визжал как резаный, рвал меня лапами, но цепь, все сильнее связывая нас, не давала ему развернуться. В злобе я только рычал, не в состоянии разжать зубы. Кровь морана заполнила пасть, отфыркиваясь, я старался ее не глотать и постепенно сжимать челюсти все крепче, пока под моими зубами не хрустнули кости позвонков. Моран, взвизгнув, затих. Я принялся извиваться, пытаясь освободиться от цепи, и как-то даже неожиданно для себя освободился. Отплевываясь и кряхтя как старик, я поднялся. И с отвращением посмотрел на себя. Фу... Весь в грязи, в крови... Во рту мерзкий вкус... Гадость.
И я поменял ипостась на кота. Ну вот! Весь красивый, чистый, белый. Красота! И довольный собой я направился к человеку.
Так, а с человеком у нас что? Надо его освободить. И с этими благородными намерениями я взошел на пирамиду.
Человек лежал, напряженно вслушиваясь. Я подошел и уселся рядом, рассматривая его. Длинные черные волосы удерживались повязкой, закрывающей глаза, разбитые губы, шрам на скуле, сейчас невозможно было сказать точно, сколько ему лет, спереди в волосах несколько тонких седых прядей, но тело молодое... Странно.
Только вот пахнет от него как вкусно! Вот чуть-чуть понюхаю и уйду. Одуреть можно! Ну, может, немного пооблизываю, хотя нет, что это я, ну как же пахнет-то, аж голова кружится. И потереться об него хочется, чтобы запах на мне остался. Да, вот здесь возле шеи, тут лучше всего! Куда это меня понесло? И что это меня так пробирает? Даже глаза закрыл, открыть что ли, посмотреть, ради чего все. Мужик обыкновенный, правда половины лица не видно из-за повязки на глазах, но то, что видно, не особо впечатляет, а вот веночек на нем красивый, из кошачьей мяты. Мята!!! Мяуууу....
И я, кубарем скатившись с пирамиды, бросился опрометью вон из храма. Опомнился, только вылетев на солнце. Нет, стоп, парень-то прикован, эти семеро за ним точно не придут, а если придут, то все равно его не обрадуют. А ему теперь погибать, что ли? Придется вернуться. Может, меня в моране меньше накроет? Хотя что-то я очень сомневаюсь, дома даже в человеческом виде попадал, но моран вроде собака... Так что теперь? Надо найти какой-нибудь выход...
А выход? Выход - просто не нюхать, заткнуть нос и дышать пастью. Только и надо, что освободить одну руку, а дальше он сам выберется.
И, перекинувшись в морана, я снова вошел в храм. Издалека все казалось логичным и вполне выполнимым. Подошел, открыл браслет на одной руке и ушел.
Я и подошел...
Так. Опа! А на парне-то то еще и заклятия написаны по всему телу. Про это мне нагайна рассказывала. Вот на животе у него заклятие, повышающее желание, причем его, мне от него ни жарко, ни холодно. А заклятие-то работает, между прочим, и это сразу видно, парень-то неодетый ведь.
Так что, успокаиваться рано...
Интересно, что они здесь задумывали? С мораном его, что ли, спаривать или самим воспользоваться? Теперь и не узнаешь, наверное. Вот уроды, честное слово...
Ну ладно, можно успокоиться. Ааа! Нет. Ноги они ему тоже разрисовали, только это уже ко мне, наверное, раз я тут, как дурак, болтаюсь. Как бы мне в это во все не вляпаться.
Но старик не зря тут ножом махал, стоит в кровь наступить и все...
Ладно, дышим пастью, открываем и уходим. Всего-то штырек из наручников вынуть, всего-то...
Ну и как можно дышать пастью, если зубами штырь не вытаскивается?
Да еще этот, который лежит, дергается все время. Надо только сначала головой руку отодвинуть, а то царапнешь зубом и все, зря старался.
Да не крути ты руками! Вот неугомонный!
Тьфу, чуть все зубы не пообломал, пока не понял, что штырь с другой стороны вытаскивается. Только аккуратно, только...
Так, задней лапой через талию переступить и не вляпаться никуда, передней за шею и теперь осторожно... Вытянул! Носом наручник откинул... и...
И чего он не шевелится? Может, помер, пока я тут прыгал? Может, я его все же зубами задел? - Эй, аууу!..
И как это понимать?
Я наклонился над лицом пленника, а тот в эту минуту просто повернул голову.
Папа! Полна пасть мяты! Открытая ведь была, я же ею дышааал...
Все, сдаюсь. Сдаюсь, сказал.
А освобожденная крепкая рука уже обхватила меня за шею, приглаживая вздыбившиеся на загривке перья, и опускаясь вниз, проводила по крыльям.
Ох, как приятно! И за ушком еще... А лапы, разъезжаясь, скользят по крови. Ну все, вляпался...
Судьба, смеясь, играла в свои игры...
Глава 3.
*** Ташер. Храм в Ларнейских горах.
- Аанн...
Это заклятие... В голове какая-то каша. Не могу. Не знаю. Не понимаю. А тело горит так, словно с меня заживо сдернули шкуру...
И от любого прикосновения внутри рождаются огненные вихри. Он путается в перьях... Не хочу так. Хочу ближе. Хочу, чтоб ничего не мешало...
И я перехожу в человеческий облик, а его рука, замерев на мгновение, продолжает ласкать уже мою обнаженную спину, волны мурашек наслаждением пробегают по всему телу, но мне мало одной его руки и я тянусь открыть второй браслет...
А он освобожденной рукой притрагивается к повязке на глазах.
- Прошу, пожалуйста, не надо, – мой хриплый шепот проникновенен, я вложил в него все обаяние, которое имел, и парень послушался, убрав руку.
От повязки, но не от меня. Теперь его руки, путаясь в моих волосах, ласкают затылок и осторожно, завораживающе медленно наклоняют меня для поцелуя. Он спрашивает разрешение? Под заклятием?
Его разбитые губы имеют вкус крови. Восхитительной, пьянящей крови! Ближе! Я двумя ладонями обнимаю его лицо, зарываясь пальцами в венок. Зараза! И сорвав, я отшвыриваю его, не глядя, как можно дальше.
А поцелуй? Он сводит с ума и шероховатость его разбитых губ даже приятна, я пьянею от танца наших языков, это чувство такое необычное, словно я целуюсь первый раз.
А его запах, теперь, когда венка нет, я чувствую его запах, он... он не похож на запах человека, что-то родное, до боли знакомое, но словно из очень большого далека...
Оборотень! Дошло до меня словно вспышкой озарение.
За всю свою жизнь в доме отцов я ни разу не сталкивался с оборотнем. И вот...
Но мысли путаются, я подумаю об этом потом, когда меня перестанет ласкать между лопаток его рука. Я не замечал, какая чувствительная у меня там кожа...
- Ммррр...
Где-то в глубине тела рождается урчание, никогда со мной такого не было, никогда я не расслаблялся настолько, чтобы дать понять своим партнерам, с кем они имеют дело...
А тут вдруг это оказалось неважным! Он такой же, как я! И я теснее прижимаюсь к его телу. И сквозь поцелуй слышу стон, но не стон страсти. С этим заклятием я совсем забыл, что его тело истерзано.
Но это ничего, это ерунда, это я сейчас поправлю. Свет единения, дарованный мне ритуалом Хаоса, со временем стал еще ярче, он словно накапливал силы. И теперь я с удовольствием вижу, как на глазах пропадают синяки, закрываются раны, исчезают ожоги. Пропал даже старый шрам на скуле. Я улыбнулся, предвкушая его удивление.
- Подожди, дай я освобожу тебя, - шепчу я ему, выскальзывая из объятий, ведь ноги его еще скованны.
Освобождаю и, подняв глаза, замечаю, что по залу все еще бродят отсверки моей энергии, высветляя самые черные уголки этого храма. Высветляя и убирая весь ужас, содеянный тут. Нет больше потеков крови на пирамиде, ее камень девственно чист, нет больше жуткой вони и атмосферы ужаса, нет...
Но сильные руки подхватывают меня, не давая дальше оглядываться, а глаза сами закрываются, не выдерживая порыва его страсти. Теперь это не нежный, изучающий поцелуй, теперь он берет, он требует...
Он взрыкивает словно зверь, нежно, но непреклонно борясь с моими попытками остаться сверху. Не произнося ни слова, он словно уговаривает меня всем своим телом, медленно, настойчиво...
Ласковые руки на ощупь познают все изгибы моего тела, так нежно, но так неотвратимо, словно обвязывая невидимыми путами. Вот еще виток, еще и уже нет сил сопротивляться. И не только сил, нет даже желания...
Только одно бьется в уплывающем сознании: «Еще!»
Мало. Мне мало его поцелуев, мне мало его рук, ласкающих меня, мне мало...
Хочу его! Хочу всего, в себе... Запоздалым всплеском приходит воспоминание – заклинание... это не мы – это оно... Но мне уже все равно... дурман не отпустит меня, да я и сам не хочу чтобы меня отпускали...
Не хочу, хочу только с упоением чувствовать под своими ладонями силу этого тела. Да, силу! Впервые повстречав того, кому хочется уступить и не просто уступить, отдаться, отдать всего себя, отдать в чужие руки, наивно, доверчиво, глупо... но я подумаю об этом завтра... и переживать буду завтра... знаю, что буду... но завтра.
А сейчас, лежа спиной на черном камне, я только покорно раздвигаю ноги и стоном зову его, стоном, потому что слов больше нет, тело не хочет думать, оно хочет только чувствовать.
И все же краем сознания я готовлюсь к боли, смазки-то нет, и сам о себе не позаботишься, а я привык все сам...
Поэтому с изумлением смотрю на парня, когда он клыками вспарывает себе ладонь. Зачем? Я же только вылечил его! Но... он рукой в собственной крови растягивает меня. Чтобы не больно было мне, он причинил боль себе! Но он же не знает меня! Зачем? Ведь это только заклинание... Он даже не видел меня! Я для него случайный партнер, которого завтра не будет... Почему?
Почему даже под заклинанием, сводящим с ума от страсти, он забывает о себе? Кто он? Но... зааавтра... все завтраааа...
О боже! Может быть, всю свою жизнь я как-то неправильно занимался сексом, может быть, мне просто не попадался нормальный партнер, а может, мне просто на роду написано быть снизу?
Но это непередаваемое чувство, когда полностью отдаешься чужим рукам, когда позволяешь делать с собой все, что угодно, когда способен только стоном показать свое восхищение, это чувство... Оно восторгом воспламеняет кровь, и волна за волной в такт его движениям проходит сверху вниз и возвращается снизу вверх, не останавливаясь и только нарастая, уже захлестывая с головой, и нет сил молчать, и уже не стоны, раздаются уже рыки проснувшегося зверя и до безумия хочется выпустить когти и притянуть это тело еще ближе, еще сильнее, еще яростней.
- Да!
И с самой вершины волны я падаю вниз, разбивая свою страсть на тысячи осколков удовольствия. И задыхаясь, все прижимаю к себе бьющееся в агонии экстаза сильное, будто звериное тело.
Моё! Я впервые в жизни хочу сделать кого-то своим.
Впервые в жизни после секса мне не хочется никуда уходить, не хочется оставлять, хочется только прикасаться, гладя это еще подрагивающее тело. Хочется целовать эти губы, словно благодаря за нежность, за заботу, да я не знаю, за что, просто за то, что он есть, что он такой. И еще хочется снять повязку с его глаз и посмотреть в них, но я боюсь. Чего? Я не знаю... может быть, разочарования. Я никогда не был так не уверен в себе как сейчас.
Почему? Я не доверяю ему? А ведь он полностью доверился мне, он даже сейчас не снимает повязку сам. И я, чувствуя себя виноватым, обнимаю его за плечи, притягивая к себе, и целую. Целую его шею, плечо, ключицы. И умираю, чувствуя себя беспомощным котенком... А его руки гладят мои волосы, губы целуют меня в висок, в глаза... и отстраняются. Почему? Я же снова чувствую его возбуждение? Заклятие не даст нам остановиться до утра...
А он? Я чувствую под руками дрожь этого сильного тела, сдерживаемую дрожь. За приоткрытыми губами нешуточные клыки, вот почему он перестал целовать меня! Бережет! Меня?!