Игрушка - "Fantazerka"


========== I ==========

Пятьдесят один………………..пятьдесят два…………………пятьдесят три………………Боль. Последние три года она - неотъемлемая часть моей жизни …………………………………. шестьдесят ………………шестьдесят один………………..Хлесткие удары плетью, я чувствую, как она разрывает мне спину, кровь ручьем стекает по ногам…………….. семьдесят два……………..семьдесят три…………….семьдесят четыре………..Считаю автоматически, чтобы отвлечься, скулю и кусаю губы. Сегодня он очень зол, бьёт с чувством, с толком, без жалости. Хотя он ни разу меня не жалел. Я уже давно потерял интерес к жизни, но и сдохнуть здесь не хочу, терплю из последних сил, каждый раз выползаю из темноты забытья в реальность, чтобы жить. Ради чего? Каждый раз спрашиваю я себя, приходя в сознание, но ответа не нахожу..………………………сто………….сто один………Пауза, наверное, устал. Подходит ко мне вплотную. Пощечина. Это чтобы привести в чувство. Смотрю на своего мучителя. С каждым месяцем он становится все толще и воняет все сильнее.

- Нравится…. - он не спрашивает, просто действительно так считает. – С тебя на сегодня хватит. Увести! – орет он своим охранникам.

Меня отвязывают, колени тут же подгибаются, но упасть я не успеваю, с двух сторон подхватывают сильные, перекачанные руки. Туман заволакивает сознание, прихожу в себя уже в комнате, лежу на животе, чувствую чьё-то присутствие. Пытаюсь повернуть голову, все тело отдается дикой болью, еле слышно шиплю и встречаюсь взглядом с теплыми карими глазами Альберта. Моя «нянька». Альберта приставили ко мне, чтобы я не подох. Он должен был следить, чтобы я ел, мылся, обрабатывать мои раны, чтобы я не умер от потери крови. Кто бы подумал, что мы подружимся. Надеюсь, что никто и не подумает, иначе его ко мне больше не пустят.

Три года назад отец отдал меня этому борову в уплату своих долгов. Пять лет - такой был оговорен срок за ту сумму, что он задолжал. В тот день мне как раз исполнилось пятнадцать. Я умолял, рыдал, просил, чтобы меня ему не отдавали, но отец даже не глянул в мою сторону, на лице его блуждала довольная улыбка, он больше никому ничего не должен. Когда меня привели к моему хозяину, я едва держался на ногах. Мне вкололи что-то, я не мог пошевелиться, только кричать. Эта скотина трахнула меня, попутно выкручивая руки, оставляя множество синяков и выдирая волосы. Никогда не забуду сперму, смешанную с кровью, вытекающую из меня, и этот мерзкий запах - его запах. Тогда я думал, что умру, что хуже просто быть не может. Как же я ошибался! Едва я пришел в себя, меня снова привели к моему хозяину, привязали к стене. На память от нашей второй встречи мне достался сорванный голос и множество глубоких, уже давно заживших шрамов на руках, внутренней стороне бедер, ступнях и ладонях. С того дня я не кричу. Дальше было только хуже, пытки и издевательства становились все изощреннее, болезненнее. Я только тихо скулю, ощущая новые вспышки боли. Плакать я перестал через полгода, слез просто нет. Иногда он забывал про меня на месяц или два, тогда я много общался с Альбертом. Кроме него я больше ни с кем здесь не разговариваю. Он рассказывал истории, поил отварами для укрепления здоровья, учил, как мог. Завтра годовщина - конец третьего года. Наверное, если бы не Альберт, я бы давно умер от заражения крови как минимум. Я пытался сопротивляться поначалу, когда отошел от первоначального шока, но быстро понял: чем больше я сопротивляюсь, тем больше боли мне причинят. Так и живу. Альберт часто со мной разговаривает, рассказывает сказки, когда сильно плохо, кормит с ложечки, если я не могу двинуть рукой. Сколько у меня было переломов - не сосчитать. Радует тот факт, что после первого изнасилования за три года секса больше не было. Проваливаюсь в сон. Бредовые картины, нереальные, бередят сознание, не давая восстановить силы, выспаться, все из-за боли. Я научился терпеть боль в реальности, поэтому она терзает меня во сне.

Открываю глаза, не зная, спал ли я вообще.

- Тебе нужно поесть, – подлетает ко мне Альберт. - Давай помогу сесть, - заботливый старик с измученным лицом и необыкновенно теплыми глазами.

- Спасибо, – шепчу я, в горле пересохло и звуки даются с трудом. Мне пододвигают тарелку с бульоном. Потихоньку ем.

- Ты проспал почти сутки, малыш, я намазал тебя, чем только можно, чтобы скорей затянулись раны. Господин велел сегодня привести тебя в кабинет, – еле слышно говорит он.

- Будут гости? – спрашиваю я.

- Какой-то господин, иностранец. Хозяин желает сотрудничать с ним.

- Плохо, я вчера много крови потерял, сил почти нет, - он любит выставлять меня напоказ, мучить при партнерах, запугивая или наоборот хвастаясь, унижая меня перед незнакомыми мне людьми. Благодаря этому, я многое о нем знаю, обо всех его темных делишках. Он, конечно, не догадывается об этом, но я много могу рассказать, память у меня замечательная.

- Выпей, - какой-то отвар, я никогда не спрашиваю, что я пью, это всегда помогает, и, слава богу.

Доел бульон, Альберт уложил меня на живот, снял повязки, снова все смазал, ругаясь сквозь зубы на непонятном мне языке. Страшно подумать, на что похожа моя спина, по ней вчера чем только не прошлись, одних только плеток сменили штук семь. Синяков на теле, как всегда, нет. Волшебные лекарства Альберта - синяк любой сложности сходит за пару часов, а вчера живот, руки, бедра - все цвело различными оттенками синего и фиолетового.

- Пора, малыш, – с горечью в голосе говорит Альберт. Я встаю, он помогает надеть черный халат и выводит в коридор, дальше меня сопровождает охрана. Сегодня в доме её очень много, в каждом коридоре по несколько человек, все с оружием, странно.

В кабинете, как всегда, мрачно - полумрак. Боров уже ждет, подпрыгивает в нетерпении.

- Раздевайся! – рявкает он.

Без слов скидываю халат и иду в центр комнаты, по пути мне попадается зеркало, мельком окидываю себя с ног до головы. Ничего особенного, шрамов почти не остается, синяков уже нет, одна только спина похожа на кровавый шмат мяса. Бледный, худой, тени под глазами, волосы чистые, подстриженные, но достаточной длины, чтобы можно было в них вцепиться. Мои ноги плотно приковывают к полу, руки связывают в запястьях и, выворачивая в плечах, подтягивают к потолку - не шевельнуться. Я как натянутая струна, между полом и потолком. Почувствовал, как полыхнула от лезвия ножа правая щека, из неё потянулась теплая кровь. Терпимо.

- У нас сегодня праздник, игрушка. Развлечемся! – дьявол, я так надеялся, что он забудет. – Но сначала дела.

Проходит примерно двадцать минут, рук уже не чувствую, все тело стонет, спину жжет словно огнем. Вот в дверь постучали. Кто-то вошел. Он осматривает меня, пока его не вижу, но его взгляд чувствую, знаю, что рассматривает спину, потом проходит к дивану, на котором уже сидит мой мучитель, как раз напротив меня. Разглядываю пришедшего и пропускаю начало разговора. Строгий костюм, элегантный, подтянутый явно тренируется, красивый, совсем не похож на всех остальных. Они сидят довольно близко, вижу его серые глаза, безразличный взгляд, скользящий по моему телу, никаких эмоций. Широкие скулы, черные волосы, очень приятное, бесстрастное лицо. От него чувствуется сила. Не прогадал ли мой мучитель, показывая меня такому серьезному человеку. Не все такое оценят. Разглядывая гостя, также пропустил и первый, прилетевший в меня дротик. Длинная тонкая игла вошла глубоко в тело, я дернулся, причиняя себе ещё больше боли в вывернутых руках, тихо застонал. От иглы по телу расползался жар, ещё одна, потом ещё и ещё, уже шесть, все в разных местах. Тело горит, с жаром приходит тупая боль, не дающая покоя и сводящая с ума.

- Нравится вам моя игрушка? – спрашивает боров.

- Игрушка … - задумчиво, – вы позволите? – произносит через пару минут молчания он и встает с дивана, направляясь ко мне.

- Пожалуйста, пожалуйста, – лебезит боров.

Мужчина подходит ко мне медленно, словно хищный зверь, идет так, что полностью закрывает собой обзор моему мучителю. Я с трудом поднимаю на него глаза и забываю про все. В его взгляде множество эмоций. Боль, тепло, нежность, жалость. Жалость, наверное, на первом месте. Внутри все сжимается, когда он подходит совсем близко. Неотрывно смотрю в его глубокие серые глаза. Такой мягкий, теплый взгляд. С чего бы это? Не надо меня жалеть, прошу, не надо, это больно!!! Мужчина протягивает руку и нежно проводит подушечками пальцев по здоровой щеке. Меня словно огнем обдает, глаза начинает жечь, все заволакивает пеленой слез, как же давно я не плакал, чувствую, как по щеке катится слеза, он смахивает её. Губы почти неслышно шепчут: «Потерпи». Он разворачивается и возвращается к дивану. Я ничего не пониманию, что это? Зачем? Зачем он так нежен? Это так больно!!!

- Поскольку вы остановитесь у меня, я предлагаю вам освежиться и за ужином обсудить сделку, – стелится боров.

- Через полчаса, - властно произносит гость.

Они вышли, но через пару минут боров вернулся.

- У нас мало времени, игрушка, но я постараюсь! - пугающе произносит он.

Чувствую укол, опять какой-то наркотик. Пара секунд и тело горит, ощущается возбуждение, сильное, ужасно сильное, это пугает. Он стягивает мой член у основания тугим ремешком, таким же ремешком затягивает и головку. Перед глазами красная пелена, я тихонько скулю.

- Если ты будешь меня умолять, возможно, я тебя пощажу, – произносит, как всегда он, и начинается марафон. Таким жестоким он не был давно. Боль, боль, сплошная боль. Полчаса, а как будто вечность. Пострадала каждая клеточка моего тела, каждый миллиметр. От препарата тело стало чувствительным, потерять сознание не получается, все ощущается ярко, неправильно. Но я ничего не сказал, ни слова, я ни разу с ним не разговаривал за все три года. Если я попрошу прекратить, мне кажется, я сломаюсь, сдамся, и я молча терплю. Но в конце сил уже нет. Напряжение внизу живота невыносимо, боль и невозможность кончить почти свели меня с ума. Душераздирающий вопль вырвался из моей груди, длинный, воющий, и сознание резко угасло.

- Терпи, малыш, терпи, сейчас будет легче, сейчас! – словно молитву повторяет Альберт и вливает в меня очередной отвар. Я уже час мечусь в агонии от боли, не могу лежать на спине, на животе, на боку. Наркотик отпускает, боль усиливается, перед глазами все плывет. Он мажет меня мазями, кажется, всеми подряд, а в глазах – слезы, и руки трясутся. Он начинает тихонько петь мою любимую песню, стоя рядом и перебирая мои мокрые от пота волосы, стараясь успокоить, отвлечь. Я погружаюсь в его голос, боль не отступает, я просто про неё не думаю, за три года ко всему привыкаешь, многому учишься. «Хоть бы заснуть», - молю я, а перед глазами теплый взгляд серых глаз. Сердце сжимается от боли, и я опять плачу. Кажется, мои молитвы услышаны, и я проваливаюсь в дрему, сидя на кровати. Голос Альберта неожиданно пропадает. Похоже, его отвары начинают действовать. Через время появляются другие голоса.

- Что вы уже успели с ним сотворить? – грозный, рычащий, пугающий.

- Ничего страшного, мы просто немного поиграли, – пищит мой мучитель.

- Поиграли!? – снова злобный рык и звук удара. – Кто ты?

- Я его врач, – милый Альберт, ты гораздо больше, чем просто врач.

- Поедешь с нами! – тон, не допускающий возражений. Сознание незаметно ускользнуло от меня. Что это было? Галлюцинации? Бред умирающего? Что?

========== II ==========

Мне жарко, нечем дышать, болит все, открываю глаза только потому, что темнота кружится, и меня сейчас стошнит. Резко перекидываюсь на бок, боль пронзает сознание, и меня рвет несколько раз. Тут же подбегает Альберт и ещё какие-то люди, перед глазами все плывет, ничего не разобрать. Такое чувство, что внутри циркулирует огонь, и скоро я сгорю, дыхание тяжелое и сбитое.

- Все хорошо, малыш, все хорошо. Хочешь чего-нибудь?

- Пить, – одними губами произношу я, горло горит, я опять сорвал голос. Краем сознания понимаю, что обстановка здесь другая, но думать тяжело, меня лихорадит. К губам подносят стакан теплой маслянистой жидкости. Выпиваю залпом и прошу ещё. Ещё стакан, глаза закрыты, все равно зрение расфокусированное. Когда допиваю его, чувствую сонливость и мгновенно засыпаю - опять штучки Альберта.

Просыпаюсь неожиданно резко, открываю глаза и тут же закрываю, потому что все начинает кружиться. Чувствую, что кто-то подходит, стоит рядом и гладит по голове. Стараюсь глубоко дышать. Все ноет, но уже немного легче, совсем немного, но легче. Кажется, жар спал. Медленно открываю глаза, моргаю несколько раз. В комнате приятный полумрак, мягкие тона, домашняя обстановка.

- Где я? – спрашиваю вслух, только очень тихо. Слабость, не могу даже голову повернуть.

- Тебя выкупили, малыш, все будет хорошо, – слышу родной голос Альберта, и становится легче. – А сейчас тебе нужно спать, он вливает в меня что-то и тихонько напевает какую-то песенку, я снова засыпаю.

Просыпаюсь еще несколько раз, все тело ломит, а голова гудит так, что не слышно даже своих мыслей. Пытаюсь что-то спрашивать, но, видимо, получается плохо.

- Что, мой хороший? Чего ты хочешь? – слышу я женский голос.

- По…почему…..так… пло…хо? – с десятого раза, наконец, произношу одну единственную фразу.

- Это наркотики, их очень много в твоем организме, и они очень сильные. Это пройдет, когда мы их выведем, а пока спи, – отвечает тот же голос.

Очередное пробуждение, в комнате, кажется, никого нет, поворачиваю голову и натыкаюсь взглядом на стену с дверью, поворачиваю вправо - там окно, плотные шторы. На улице, видимо, день - солнечный свет пробивается через маленькую щелку, у окна стоит кресло, в нем дремлет мужчина. Приглядываюсь к нему и узнаю того самого гостя. Вспоминаю слова Альберта про то, что меня выкупили, значит, это был не сон? Но как? Зачем? Что он от меня хочет? Столько вопросов, на которых не могу сосредоточиться, хочу в туалет, оглядываю ещё раз комнату и замечаю открытую дверь, судя по тому, что мне видно - ванна. Запоздало удивляюсь тому, что почти ничего не болит, а сознание ясное. Откидываю одеяло, я весь в бинтах и пластырях. Пытаюсь сесть - слабость. С третьей попытки мне удается спустить ноги с кровати. Медленно касаюсь ступнями пола, все конечности слушаются плохо. Делаю попытку встать и с грохотом падаю - ноги еле держат, цепляю какие-то баночки, стоящие рядом на тумбочке. Мужчина резко просыпается и вскакивает с кресла. Я испуганно сжимаюсь на полу, начинаю дрожать, когда он подлетает ко мне. Зажмуриваюсь и не смотрю на него. Страшно. Секунда, другая, ничего не происходит. Вздрагиваю, когда макушки осторожно касается чья-то рука.

- Малыш, не бойся. Я ничего тебе не сделаю, скажи, чего ты хотел, я помогу, – голос мягкий и тихий, открываю глаза, но дрожь не проходит. Серые глаза смотрят по-доброму. Открываю рот, чтобы сказать и не могу, смущаюсь, и, кажется, краснею. Кошусь в сторону туалета и краснею ещё больше. В серых глазах вспыхивает понимание. Мужчина осторожно берет меня на руки, я хмурюсь оттого, что он задевает больные места, но молчу, дрожь только усиливается от боли.

- Прости, – виновато говорит он, видимо, на лице все написано. Не спеша опускает меня на ноги и слегка придерживает. – Сможешь сам? – спрашивает он, и снова этот мягкий заботливый тон. Я неуверенно киваю, и он выходит. – Позови, – говорит напоследок.

Я не знал, как мне быть, голос так и не прорезался, то ли я онемел, то ли так сильно боюсь. Медленно доковылял до раковины, устав при этом неимоверно. Включил воду и умылся, так приятно. До двери далеко, в моем нынешнем состоянии. Ползу по стенке, сантиметр за сантиметром. Дверь неожиданно открывается, и снова появляется этот мужчина, я вздрагиваю, колени от страха подгибаются, меня подхватывают сильные руки и несут в комнату, он аккуратно укладывает меня на постель.

- Полежи, я позову врача.

- А Альберт? – еле шепчу я.

- И Альберта, не переживай, - говорит он и осторожно проводит пальцами по щеке. – Просто ему тоже нужно отдыхать, – такая мягкая улыбка. Меня это пугает, чего ему нужно от меня? Зачем все это?

Пара минут, и комнату наполняет народ. Альберт врывается первым, подлетает ко мне и обнимает, родные руки, его голос, становится легче и спокойней. Следом за ним вбегает женщина в белом халате и очках, врач?

- Отойдите, дайте мне провести осмотр! – деловым тоном произносит она, узнаю её голос. Альберт ворчит, огрызается, но отходит.

Осмотр длится, кажется, бесконечно, мне задают множество вопросов, на которые тяжело отвечать. От усталости мысли путаются, и язык еле ворочается. Крутят, вертят, ничего не понимаю и хочу спать. К тому же, я почувствовал голод, но стеснялся сказать. Под конец желудок не выдержал и громко заурчал. Я покраснел, как помидор.

Дальше