Тихо вошла старуха и присела, звеня спицами.
- Взбалмошный, но хороший человек, - бормотала она, считая петли чулка. - Вот так всегда - сначала напугает, а потом просит прощения.
Нахмурив брови Харита возилась с замочком небольшого чемодана.
- Прощайте, бабушка Санстон, - сказала она наконец, забрасывая на плечо вещевой мешок. - Я вас не забуду.
Старушка глянула на неё мышиным взглядом.
- Значит, расстаёмся? - раздражённо сказала она. - А жаль, давно у меня не ели свежего мясца, не зажимали рта ладонью; давно не слышала я визга и писка. Убирайся! Пусть ты станешь калекой, ослепнешь, пусть волосы твои вырвет под забором бродяга.
Харита тяжело вздохнула.
- Бабушка, бабушка, сколько вам лет?
- Семьдесят, милочка, семьдесят!
- Как же вы будете умирать, бабушка Санстон?
- Лучше, чем ты, бродяга! - вскричала старуха и, окончательно рассвирепев, вытолкала Хариту на улицу.
Девушка, утерев слезы, принудила себя дышать ровнее и твёрдой, решительной походкой зашагала прочь от дома.
***
Был тихий вечер. Заря уже легла бриллиантом на тёмно-синий бархат неба.
Харита шла по аллее вдоль стройного ряда пирамидальных тополей, время от времени останавливаясь, чтобы отдохнуть. В голубеющей дымке вечера уже зажглись сиреневые фонари. Едва - едва пахло светильным газом и ванилью. Мимо шли нарядные весёлые люди, наверное, с какого-то концерта или торжества. Кое-кто присматривался к странной одинокой девушке, бредущей по улице.
Группа бодрых моряков позвала её с собой:
- Эй, красавица, пойдём с нами! Мы только причалили и будем весело отдыхать! У нас есть деньги, а тут неподалёку хорошая пивная "Весёлый краб"! Мы тебя щедро угостим!
Но Харита лишь махала рукой, виновато улыбаясь сквозь слёзы. И только оставшись одна в глухом уголке парка на скамейке под липами, она дала волю слезам.
Спустя час девушка подошла к больнице и зашла в приёмный покой.
Заметила знакомую рыженькую медсестру. Гедда Ларсен настороженно смотрела на неё.
- Посетителей не пускаем, - строго сказала она. - Если вы к доктору, то он уже ушёл.
Харита умоляюще посмотрела на неё.
- А вы не могли бы передать записку моему отцу? Клаус Ферроль.
- Да, я помню...Вообще-то не положено...
Харита смотрела умоляющим взглядом.
Гедда задумалась, поджав губы.
- Ладно пишите.
"Хозяйка прогнала меня, она - сводня", - писала девушка. - "Отец, если ты чувствуешь себя лучше, то пойдем куда-нибудь, а если не можешь, то напиши, что я должна теперь делать".
Гедда взяла записку, взглядом велела Харите ждать, а сама поднялась по лестнице.
Через полчаса в вестибюль медленно спустился бледный Ферроль.
- Девочка моя, ты ничего не должна делать, - промолвил он, обнимая дочь. - Я уже здоров. За лечение заплачено, и дежурный врач выписал меня. Вот воздух, вот ночь и мир. Нас ждёт дорога. Пойдём!
Он застегнул поднятый воротник куртки английской булавкой, забрал у Хариты вещи, и они направились к выходу.
Теперь девушке было легко.
В парке, среди шелестящей под ветром тёмной массы листвы, кто-то в сером больничном халате, под которым виднелась тельняшка, сидел на скамейке и курил.
- Что, Клаус, уходишь уже? - спросил хрипловатым голосом, поднявшийся им навстречу пожилой мужчина. Его волосы вились седыми колечками. Он стоял, опираясь на трость.
- Да, более оставаться здесь мы не можем. На работу пора, и денег у нас сейчас не Клондайк, сам понимаешь.
- А это никак доченька твоя...
Харита легонько кивнула.
- Она... Харита. Помнишь я тебе карточку Таис показывал? Правда копия?
- Что есть, то есть! А я - Том Вильсон, меня забросило в этот порт по причине поломки. И видимо застрял в этом порту надолго, сто акул ему в глотку! - нарочито грубовато сказал мужчина и от досады стукнул тростью. - Ну, семь футов под килем тебе, Клаус!
- Выздоравливай, Том, поскорее, ремонтируй ногу, и тебя ждут море, парус и рыба. Счастья тебе!
- А вы теперь куда? - спросил Том Вильсон.
- Нам бы уйти из города...
- Слушай, здесь справа, за углом, останавливается трамвай. Поспешите, может успеете на последний. И - до конечной...
Обнявшись с Вильсоном и потрепав его по плечу, Ферроль поспешил к воротам, за которыми мелькали огни. Харита бодро шагала впереди и ей было просто и легко.
Когда они выехали на окраину города, трамвай остановился.
Здесь шелестела листва, и подслеповато мигали огни небольших домов.
Вагоновожатый осветил фонарём последних пассажиров.
- Конечная! Выходи!
- Нам нужно за город, - сказал Ферроль.
- А это - вот по той дороге...
***
Чернеющее небо то и дело заволакивалось рваными клочьями туч, сквозь которые выглядывали любопытные звёзды.
Уже полчаса они шагали по шоссе за пределами города. Далеко на равнине мелькали редкие огни. Месяц наклонившись, уцепился за небосвод и висел, молочным светом озаряя дорогу. Серебристая пыль легко опадала под ногами.
- Что же мы будем делать, Клаус? - спросила Харита, звавшая иногда отца по имени. - Ведь нам надо где-нибудь спать, а в особенности тебе, потому что ты еще слабый. Да и поесть тебе бы не мешало.
- Не беспокойся, - ответил Ферроль, поворачивая на дорогу, ведущую к глухо шумевшей на ветру роще. - Смотри, вон там горят огни, значит живут люди, есть кров, быть может и для нас найдётся тёплый уголок...
Ферроль незаметно для Хариты снял обручальное кольцо покойной жены.
Харита молча последовала за отцом.
Так они дошли до опушки рощи, уже погрузившейся в сон, лишь небо время от времени зажигалось далёкими сполохами. С низины из-за деревьев, доносился грибной запах, остро пахло травами и подгнившими ветками. За кустами акации светились окна под железной крышей.
- Подожди пока здесь, я всё разузнаю, - сказал Ферроль и зашагал к воротам.
Харита, смахнув пыль, села на лавочке под старым орехом.
Ферроль нажал на щеколду калитки - она оказалась незапертой, и очутился в запущенном дворе, поросшем травой.
Что-то звякая толкнуло Ферроля в ногу. Он вздрогнул. Рядом стоял, поскуливая, большой и мохнатый пёс. Машинально погладив его, Ферроль взошёл на порог и постучал.
Дом, к которому подошли путники, принадлежал учителю Гревсу.
Услышав стук, рыжие дети учителя - пять девочек и три мальчика, ложившиеся спать в другой комнате, подхватились. Старшая девочка закричала:
- Папа, папа, не пускай, это опять пришли просить милостыню!
Гревс, сжав узкое лицо костлявой рукой, скосил глаза на дверь. При свете лампы он чинил карманные часы и теперь, нехотя оставив своё занятие, приподнялся со скрипучего стула.
Его высокая сутуловатая фигура застыла у окна.
Жена Гревса, беременная и сварливая женщина со спутанными волосами, подняла палец и сказала:
- Странно, почему собака не лает?
- Не лает, потому что не бита! - рявкнул в ответ Гревс и снял с двери запоры.
Увидев при свете фонаря седеющую бороду Ферроля и его ясные морщины вокруг острых, прямых глаз, он успокоился.
- Немного поздно, - промолвил Гревс. - Что вы хотели?
- Простите, что потревожил, - сказал Ферроль, - мне бы ненадолго переговорить.
- Заходите.
Ферроль вошёл в дом, вдыхая чужой, какой-то кисловатый запах. Перед ним стоял тощий человек с худым, почти безбровым лицом, рачьими глазами и длинными волосами медного цвета. Его тонкие бескровные губы были недовольно поджаты.
Ферроль представился и вынул из кармана кольцо.
- У меня тут такое дело... Не купите ли вы кольцо? Мне нужны не деньги, а пища; я только что оставил больницу и иду с дочерью искать работу.
Кольцо, тускло блеснув золотом на свету, перекочевало в костлявые и длинные пальцы учителя.
- Отойдем в сторону, - шепнул Гревс своей остроносой жене. - Смотри, это кольцо обручальное...
- Кажется золото, - промолвила жена и зашептала что-то мужу на ухо.
Ферроль прислонился к стене, устало смотря, как из рук в руки ходит кольцо, уже не блестя, как блестело на пальце двойника Хариты - его любимой Таис.
Из раскрытой двери спальни доносились крики детей:
- Папа! Там кто? Мама, я тоже хочу смотреть! Папа, гони бродягу, выстрели в него из ружья! Мама, я боюсь!
В это время учитель и его жена продолжали обсуждать предложение Ферроля.
- Да... а потом узнаём, что на дороге кто-то зарезан, - горячо шептал Гревс жене.
- Кольцо доказывает! - возражала жена. - А пастор сказал: "Блажен тот, который..." Ну, понимай сам. Вот мне пришло в голову, что, если ты их не пустишь ночевать, я заболею.
- Будь по-твоему Кетти, - вздохнул Гревс и подойдя к Ферролю, сказал: - Вы можете привести дочь. Мы положим вас спать, а за кольцо я утром вам дам провизии.
- Спасибо вам. Вы очень добры, - слегка улыбнулся Ферроль и ушёл позвать Хариту, сидевшую, закутавшись в плащ, под старым орехом в полной простора и сна тьме. Она глядела на свет далёких звёзд, мерцающих на небосводе.
- Ну что, папа, удалось договориться? - спросила девушка, разглядев в темноте фигуру отца.
Ферроль кашлянул и взялся за чемодан.
- Идём, нам предложили ночлег. И продукты кое-какие прикупим...
Девушка вскочила и отряхнулась, весьма довольная.
- По крайней мере, мы хорошо выспимся, - звонко сказала она, - смотри, как нам повезло!
Войдя во двор и закрыв за собой калитку, они пошли по узкой дорожке, шурша травой.
Скачущий силуэт собаки гремел цепью, но она не лаяла, порываясь рассмотреть тех, кто не внушает тревоги.
Войдя в дом, Харита и её отец сразу попали под пристальные взгляды любопытных детей, выбежавших посмотреть на неожиданных гостей.
Рыжие, полуголые или закутанные в одеяла, они сидели на стульях и подоконниках, гримасничая и наделяя друг друга щелчками.
Харита опустила мешок с вещами на пол и встретила взгляд жены учителя, затем взгляд Гревса - первый недружелюбно метнулся, второй начал поблёскивать.
Она осмотрелась - комната была тусклой. Висевшие на стене дешёвые картины, изображавшие в основном фрукты и овощи, были засижены мухами. В боковой комнате виднелось на стене охотничье ружьё и оленьи рога.
Кетти внимательно осмотрела пришельцев, уставив руку в бок.
- Странно, что собака на вас не лаяла, - промолвила она, и её намерение сварить кофе исчезло. - Чего же ты стоишь? - обратилась она к мужу: - Принеси-ка из сарая соломенные матрасы да те одеяла, которые я буду перешивать. А вы пройдите на кухню.
На кухне пахло затхлостью и немытостью, клеёнка на чёрном столе была липкой и усыпана крошками. Стены были выкрашены коричневой краской.
- Садитесь, милочка. И вас прошу, - обратилась хозяйка к Харите и Ферролю.
Она положила на стол хлеб, поставила блюдо с тыквенным пирогом и кувшин молока.
Гости уселись на шатких табуретках. Харита во все глаза смотрела на еду, но как ни велико было чувство голода - дать себе волю она не могла. Опустив глаза, медленно отломив кусок пирога, она стала прихлёбывать молоко.
Ферроль ел равнодушно и механически, поминутно вздыхая, стремясь насытиться раньше, чем горло начнёт сопротивляться еде.
Наконец, отодвинув тарелку, он поблагодарил хозяйку, которая суетясь бегала по делам. Потом встал у открытого окна, закуривая трубку.
Спустя время вошла хозяйка с мешочком в руках. С нею была старшая девочка. Она уселась в углу и стала презрительно оглядывать странных гостей.
- Вот это вы заберёте с собой, - строго сказала Кетти. - Тут провизия: яйца, сыр и хлеб.
В это время кто-то тронул ногу Хариты под столом.
Девушка нагнулась и увидела крошечного мальчика.
- Тётя драная, - сказал он, тыкая пальцем в лопнувший башмак девушки.
- Ой, а я и не заметила, что у меня тут такая авария! - воскликнула Харита как можно веселее. Она осматривала свой башмак.
Рыжая девочка на стуле презрительно хмыкнула.
- Ничего, починим, - нагнувшись, промолвил хмурый Ферроль, разглядывая обувь дочери, пыхая трубкой в уголке рта.
- Мама, ты заперла серебряные ложки? - нарочито громко спросила чинно сидевшая старшая девочка, нахмурив рыжие бровки.
- О, да! - значительно заявила мать, и добавила, обращаясь к гостям: - Я вам постелю в гостиной на полу...
Харита рассеянно кивнула.
- Так куда же вы идёте, дорогие гости? - спросил вошедший Гревс.
- Мы пойдем по дороге - всё прямо, как ведёт дорога, - ответила ему Харита, - ведь нам ничего другого не остается, не правда ли, Клаус?
- Харита иногда называет меня по имени, - пояснил Ферроль, видя, что Гревс поднял брови, удивляясь и странному ответу, и не менее странному обращению.
- Вы откуда... позвольте спросить? - вежливо улыбаясь обратился Гревс к девушке. Но та не успела ответить хозяину, так как жена быстро рявкнула:
- Тебе-то какое дело?!
- Мы с дочерью едем из Бедвайка, - ответил Ферроль, - обстоятельства разорили нас. Пытаемся найти работу...
Гревс побоялся дальше спрашивать, а Кетти двинула бровью в знак безразличия.
Дети подняли рёв - двое из них получили шлепки за намерение тайно допить оставшееся молоко. Между тем Гревс, видя, что Харита почти ничего не ела, решился намазать ей кусок хлеба маслом. Он сделал это вполне корректно, даже чуть сухо; подвигая угощение, покраснел до ушей.
Это заметила старшая девочка, которая отчётливо и звонко донесла:
- Мама, мама, смотри - папа намазал ей хлеба с маслом... и как толсто!
Взгляд Кетти скользнул по хлебу, она сморщила лоб:
- Твой отец готов всем делать доброе, кроме нас, - сказала она раздражённо. - Что же вы не едите ваш хлеб?
- Спасибо, мне не хочется, - сказала нервно смеясь Харита. - И нам даже пора идти.
- Да, пора, - тихо подтвердил серьёзный Ферроль, выколачивая трубку. - Ночь хороша и тепла, а днём идти очень жарко.
Горбатенький мальчик с бледным острозубым лицом глядел на них белёсыми глазами.
- Они гордые, - произнёс он нарочито громко. - Им здесь не нравится!
Повисла тишина и смешавшийся Гревс дёрнул плечами.
- Ну да, разумеется, как хотите, - сказал он неуверенно. - Провизия для вас готова.
Кетти удивлённо подняла брови и сказала раздражительным тоном:
- А в чём дело? Нет, подождите! Я хочу знать, в чем штука? Что дети изволили пошутить, что ли?
Она подступила ближе, глядя в лицо Ферролю.
- О, нет, - сказал Ферроль, с трудом удерживая гнев, - тут такое дело... Моя дочь страдает припадками эпилепсии, и я один замечаю, что у неё должен быть припадок.
- Ах, так! Что же вы не сказали об этом раньше? Нехорошо с вашей стороны, - отозвался Гревс, дрожа щеками. - И давно это у вас?
Харита, глянув на отца, сделав паузу, произнесла:
- Давно... Ладно, собираемся, отец.
И встав, она взяла отцовскую шляпу, лежавшую рядом с цветком на подоконнике, и надела ему на голову.
Поправив шляпу, Ферроль вышел из кухни и одел свою куртку, застегнув воротник булавкой.
Быстро собравшись, они вышли, сопровождаемые смешливым, хотя и стеснённым молчанием. Вслед им раздался голос старшей девочки:
- Мама, вымой хорошенько тарелки после них, может они какие больные...
Скрипнув калиткой, Ферроль и Харита вышли в громаду торжественно стоящей ночи под густые шапки деревьев, плавно колеблющиеся от тёплого ветра.
Оглянувшись на синюю тень от дома, на осеребрённую светом месяца крышу, они остановились, разобрали и поправили вещи.
Крепко прижимаясь к отцу, несшему чемоданчик и провизию, Харита тихо сказала:
- Под ветерком, Клаус, правда хорошо? Нам будет легко шагать вперёд... А как нравится тебе семейство?..
И она рассмеялась сквозь слёзы так заразительно, что Ферроль небрежно подхватил её смех, уводя девушку к приюту шепчущего и покорного леса.