В конце концов, он может быть кем угодно.
4
– Расскажите о своем муже, – просит сотрудница полиции по имени Беверли. – Сколько ему лет?
Лили теребит низ футболки.
– Сорок.
Она видит, как брови полицейской непроизвольно взмывают вверх.
– А вам?
– Мне двадцать один, – отвечает она. Ей хочется закричать – какая разница? Всего девятнадцать лет. Когда за жизнь можно прожить девяносто. И что?
– И его полное имя?
– Карл Джон Роберт Монроуз.
– Спасибо. И он проживает по этому адресу? – она оглядывает маленькую гостиную квартиры, куда они с Карлом въехали, когда вернулись с медового месяца, проведенного на Бали.
– Да. Конечно! – Лили осознает, что ответила грубо, даже не успев окончить фразы. Она осознает, что для коренных жителей Великобритании ее манеры могут показаться довольно резкими.
Сотрудница полиции выразительно смотрит на нее и шумно заполняет форму заявления.
– И расскажите мне про вчерашний день. Во сколько вы видели мужа в последний раз?
– Он уехал в семь утра. Он уходил в семь каждое утро.
– И куда он ездит на работу?
– Он работает в Лондоне. В финансовой компании.
– А вы звонили в его компанию?
– Разумеется! Первым делом!
Неужели эта женщина считает ее идиоткой, которая звонит в полицию, прежде чем позвонить на работу?
– И что они сказали?
– Что он ушел с работы в обычное время. Как я и ожидала. Каждый день Карл возвращается домой на одном и том же поезде. Если он задержится на работе, то опоздает на него.
– Хорошо. А вы разговаривали с ним по телефону? Когда он ушел с работы?
– Нет. Но он прислал мне сообщение. Вот.
Она включает телефон и показывает его полицейской – сообщение уже там, открыто заранее.
«Знаешь, в чем безумие? Вот в чем: сейчас я люблю тебя еще сильнее, чем любил сегодня утром! Увидимся через час! Если бы я мог, то заставил бы поезд ехать еще быстрее! Ххххх».
– И вот, смотрите, – показывает она, проматывая историю переписки, – это написано позавчера.
«Неужели ты действительно моя жена? Неужели мне так повезло?! Мне не терпится тебя обнять. Еще пятьдесят восемь минут!»
– Видите, – говорит Лили, – сильнее всего на свете этот человек хотел возвращаться по вечерам домой. Теперь вы понимаете, почему я уверена, что случилось что-то плохое?
Сотрудница полиции возвращает Лили телефон и вздыхает.
– Похоже, у него все серьезно, – со смехом замечает она.
– Это не шутка, – говорит Лили.
– Нет, – полицейская мгновенно становится серьезной. – Я этого и не говорила.
Лили тяжело вздыхает. И напоминает себе, что нужно стараться быть любезной.
– Простите, – бормочет она. – Я очень переживаю. Прошлую ночь мы впервые провели не вместе. Я не спала. Ни минуты.
Она отчаянно взмахивает руками и снова опускает их на колени. Ее собеседница смягчается, когда видит, что глаза Лили застилают слезы, и мягко сжимает ее руку.
– Итак, – она убирает руку. – Вы получили сообщение прошлым вечером, в пять. А потом?
– Ничего. Ничего. Я позвонила ему после шести и звонила снова, и снова, и снова, пока его телефон не разрядился.
Полицейская на мгновение замирает, и Лили чувствует, что ее наконец понимают, что впервые с тех пор, как Карл не вернулся прошлым вечером домой, кто-то верит, что он мог действительно пропасть, и не в кровати другой женщины.
– Где он садится на поезд?
– На вокзале Виктория.
– Всегда на один и тот же?
– Да. На пять ноль шесть, до Восточного Гринстеда.
– И он прибывает в Окстед в..?
– Пять сорок четыре. От станции досюда идти пятнадцать минут. И он приходит домой в пять пятьдесят девять. Каждый вечер. Каждый вечер.
– А вы работаете, мисс Монроуз?
– Нет. Я учусь.
– Где именно?
– Здесь. Я на заочном обучении. Бухгалтерское дело. Продолжаю учебу, которую начала на Украине. Мне пришлось уехать и оставить университет, чтобы быть с Карлом. И теперь нужно закончить начатое, – она пожимает плечами.
– И как долго вы здесь живете? В Великобритании?
– Неделю. И три дня.
– Ого. Недолго.
– Да, недолго.
– У вас прекрасный английский.
– Спасибо. Моя мама – переводчик. Она научила меня говорить на нем не хуже себя.
Полицейская надевает на ручку колпачок и задумчиво смотрит на Лили.
– Как вы познакомились? С мужем?
– Через маму. Она переводила на конференции по финансовым услугам в Киеве. Им были нужны люди, чтобы присмотреть за делегатами – показать им город, заказывать такси, все в таком духе. А мне были нужны деньги. Меня приставили к Карлу и некоторым его коллегам. И с первой же минуты стало понятно – я выйду за него замуж. С первой же минуты.
Сотрудница полиции зачарованно смотрит на Лили.
– Ух ты, – изумляется она. – Ух ты.
– Да, – соглашается Лили, – именно так.
– Ну, хорошо, – полицейская убирает ручку в карман и закрывает блокнот. – Посмотрим, что можно сделать. Не уверена, что у нас достаточно аргументов, чтобы заявлять о вашем муже как о пропавшем без вести. Но если сегодня вечером он не появится, позвоните снова.
У Лили падает сердце:
– Что?
– Уверена, ничего страшного не случилось. Правда. В девяти случаях из десяти – причина проста и невинна. Уверена, он вернется домой прежде, чем вы ляжете спать.
– Правда? Я знаю, вы в это не верите. Я уверена – вы верите мне. Уверена, это так.
Полицейская вздыхает.
– Ваш супруг – взрослый человек. Он не в группе риска. Я не могу открыть дело. Но давайте я проверю его данные в нашей базе, посмотрю, не приводили ли кого-нибудь подходящего под его описание.
У Лили сжимается сердце:
– Приводили?
– Да. Ну, понимаете. Приводили в полицейский участок. На допрос. И отправлю запрос в местные больницы. Может, он попал к ним.
– О боже.
Лили представляла эти картины всю ночь. Карл под колесами автобуса, заколотый ножом и брошенный умирать в переходе, плывущий лицом вниз по темным водам реки Темзы.
– Пока это все, что я могу для вас сделать.
Лили понимает, полицейская оказывает ей любезность, и заставляет себя улыбнуться.
– Спасибо. Я вам очень признательна.
– Но мне нужна фотография. У вас есть подходящая?
– Да, да, конечно.
Лили роется в сумочке, открывает кошелек и достает снимок из фотобудки: Карл, серьезный и красивый. Она передает карточку полицейской, ожидая, что та скажет что-нибудь насчет его невероятной привлекательности. Или насчет того, что он похож на Бена Аффлека. Но та просто прячет снимок в блокнот и произносит:
– Я вам его верну, обещаю. А пока поговорите с его друзьями и семьей. С его коллегами. Может, удастся что-нибудь выяснить.
Оставшись одна, несколько минут Лили стоит и смотрит в окно. Внизу – маленькая парковка. Там стоит черный «Ауди А5» Карла, на том самом месте, где он оставил его после воскресной поездки в супермаркет. От одной мысли о совместном походе в супермаркет с Карлом ей хочется свернуться в комочек и зарыдать.
Потом она оборачивается и смотрит на их дом. Квартиру, которую Карл для них выбрал, новую квартиру в новом доме, где никто не пользовался до них кухней, а крышка унитаза была еще заклеена бумажной лентой. Новое место, чтобы начать новую жизнь. С тяжелым сердцем Лили начинает открывать и обыскивать ящики, просматривать бумаги, пытаясь отыскать какую-нибудь неизвестную ей ранее деталь о муже, которая поможет разгадать загадку его исчезновения.
5
В пять утра дождь наконец заканчивается. Мягкий солнечный свет окрашивает небо в серебристо-серый цвет, и нахальный птичий гвалт вперемешку со скрипом лодок вдоль стапеля заставляют Элис прийти в себя. Неприятное пробуждение. Она заснула всего час назад, а предыдущие пять часов провела в состоянии повышенной тревоги, прислушиваясь к каждому отдельному звуку ночного шума, каждому скрипу старого дома, пугаясь каждого всполоха лунного света, отраженного с поверхности воды у нее за окном.
У нее в сарае не впервые ночует странный человек. За прошедшие годы она сдавала его многим незнакомцам. И порой куда более странным, чем Фрэнк. Но она хотя бы знала, кто они такие, откуда пришли и зачем. У них была история.
Но этот человек, «Фрэнк», вышел на сцену с другой стороны, тихо, без сценария. Его обаяние – а он очень обаятелен – ее нервирует. Кусочки и обрывки бумаг в его карманах не дали никакой ценной информации, кроме того, что во вторник вечером он приехал с вокзала Кингс-Кросс в Рэдинхауз-Бэй, а в какой-то другой момент своей недавней жизни потратил двадцать три фунта в хозяйственном магазине и купил багет и банку колы в закусочной.
Приняв ванну, он вышел на кухню в одежде Кая – порозовевший, взволнованный и ужасно смущенный. С мокрыми густыми каштановыми волосами и босиком. «Красивые ноги», – подметила Элис. К сведению. Она смотрела, как он ел пиццу, пытаясь сдержать импульс запихнуть себе в рот все сразу из-за сильного, дикого голода. Она предложила ему пиво, и он на мгновение замешкался, видимо, пытаясь определиться, любит ли он пиво или нет.
– Бери, – сказала она. – Давай узнаем о тебе хотя бы это.
Он взял пиво, и картина получилась немного странная – они вчетвером стоят и едят пиццу в компании большого испуганного мужчины в подростковой толстовке. Тут и не знаешь, что и сказать.
Когда он ушел спать, все дети повернулись к ней с холодным неодобрением во взгляде.
– Мам, что ты творишь? – наконец подала голос Жасмин.
– Где твое сострадание? – ответила Элис. – Бедный человек. Ни куртки. Ни денег. В такую погоду, – она жестом показала на кухонное окно, на крупный, сильный дождь, бьющий по стеклу.
– Он мог пойти в другое место, – добавил Кай.
– Да? Куда, например?
– Не знаю. В гостиницу.
– Кай, у него нет денег. В этом вся проблема.
– Да, только я не понимаю, почему это наша проблема.
– Господи, – простонала Элис, хотя и понимала, что дети правы, – ребята, у вас что, совсем нет человеческого милосердия? Чему вас вообще учат в школе?
– Ну, про педофилов, мошенников, вуайеристов, насильников и…
– Нет, – перебила Элис, – этому вас учат СМИ, и я вам тысячу раз уже говорила: по существу, все люди хорошие. Он – потерянная душа. Я – добрый самаритянин. Завтра в это время его уже не будет.
– Запри заднюю дверь, – сказал Кай. – На два оборота.
В тот момент она не приняла его беспокойство всерьез, но позднее, крикнув «спокойной ночи» в темное пространство между задней дверью и сараем, она заперла за собой дверь. И потом еще закрыла на засов. И никак не могла заснуть. Представляла то большую мужскую руку, зажимающую нежный подбородок ее спящей малышки, и ее широко раскрытые от ужаса глаза. Или шаги этого странного человека в гостиной, тихо открывающего ящики в поисках золота или айпадов. Или как он подглядывает за силуэтом ее старшей дочери, бездумно раздевающейся перед окном. Хотя ее окно выходит на другую сторону. И хотя ее дочь никогда бы так не сделала, потому что глупое дитя считает себя толстой. Но все равно.
Элис оставляет попытки поспать и решает воспользоваться возможностью встать пораньше. Она пересекает комнату и вытаскивает из розетки айпад, включает приложение веб-камеры и какое-то время наблюдает за пустой гостиной родителей. С тех пор как они оба… Заболели, как она предпочитает называть то, что случилось с ними, избегая слов «слабоумие» и «старческий маразм», они начали вставать все позже и позже. Их утренняя сиделка приходит в десять, и ей приходится вытаскивать их из постелей, словно пару невыспавшихся подростков.
Она отключает айпад и распахивает шторы. После дождя море ровное, как стекло, и над ним поднимается розово-желтое солнце, сочное, как на Карибах. Гирлянды огоньков еще горят, как и фонари. Блестит угольно-черный тротуар. Красота!
Элис принимает душ, тихо передвигаясь по дому, чтобы не разбудить никого раньше времени. Возвращается в комнату и приводит себя в порядок. Обычно у нее никогда не хватает на это времени. Обычно она встает слишком поздно и успевает только убедиться, что выходит из дома не голышом. Она обнаруживает, что волосы выглядят весьма эксцентрично. Ее последнее мелирование было довольно смелым, или, как сказала Жасмин, полосатым. А теперь сквозь него виднеются непрокрашенные корни волос цвета соли с перцем. Дождливый день тоже не пошел на пользу ее прическе.
Она стирает остатки вчерашней подводки для глаз и принимается выискивать в верхнем ящике туалетного столика косметичку, которая обычно извлекается на свет лишь по особым случаям. Она пытается убедить себя, что делает это из-за того, что у нее появилось время. И это никак не связано с привлекательным мужчиной у нее в сарае. Она убирает безумную, напоминающую барсука шевелюру в пучок, находит чистые джинсы, просторную рубашку, которая скрывает живот, но облегает грудь, и любимые серьги с сине-зелеными камнями, оттеняющими цвет ее глаз.
Элис из тех женщин, кого мужчины часто называют сексуальными. И даже вульгарными. Она никогда не боролась за красоту. Никогда не считала узкое платье и туфли на каблуках подходящим нарядом (хотя когда она наряжается, то смотрится вполне естественно). Обычно Элис не заморачивается насчет своей внешности. Но по какой-то странной причине – не сегодня.
У двери спальни появляется Романа – спутанные светлые кудри, мешковатая пижама. Вместе с Гриффом они крадутся вниз по узкой лестнице с открытыми ступенями, ведущей в коридор. Другие собаки молча приветствуют их, растянув пасти в черногубые улыбки и молотя хвостами по плитке. Элис слегка задерживает дыхание, когда они заходят на кухню, беспокоясь о том, что скрывается за задней дверью, нервничая из-за непредсказуемости грядущего дня. Она наполняет собачьи миски мясом, делает для Романы поджаренный багет с арахисовым маслом, а себе – огромную кружку чая и миску мюсли. И все время поглядывает на заднюю дверь. С сомнением и тревогой.
Но к восьми тридцати, когда Кай и Жасмин уезжают на школьном автобусе, а она выходит из дома с собаками и Романой, его по-прежнему не видно и не слышно. В сарае стоит гробовая тишина, словно там вообще никого нет.
Дерри встречает ее у ворот школы, которые только открывает охранник, и смотрит удивленно.
– Ты рано. И… – она всматривается внимательнее, – на тебе косметика.
– Ерунда, – отмахивается Элис.
– Что происходит?
– Пришел дядя, – поясняет Романа. – Мокрый дядя с пляжа.
Элис закатывает глаза.
– Он не пришел, – поправляет Элис. – Я пригласила его сама. Обсохнуть. Принять душ и что-нибудь поесть. Уверена, он уже ушел.
Но сорок минут спустя, когда она возвращается домой, занавески в сарае открыты, и внутри заметно какое-то движение. Старым полотенцем она вытирает с собак пятна грязи, быстро смотрится в зеркало и включает чайник.
* * *
Ночью ему снились удивительные сны. После долгих часов пустоты и отсутствия мыслей в голове окунуться вдруг в мир людей, впечатлений и мест оказалось весьма бодрящим опытом. Он цепляется за тающие обрывки мыслей и воспоминаний, предполагая, что в них может заключаться что-то существенное, какая-нибудь нить, которая поможет ему вернуться к себе. Но они уплывают, и все его попытки тщетны.
Он садится в кровати и с силой растирает лицо. Занавески в комнате из очень тонкой ткани и пропускают утренний свет, идущий снаружи, – ярко-синий после ночного дождя. Он слышит, как в дверь кто-то скребется, выглядывает сквозь занавески в окно и встречается взглядом с темными глазами собаки. Кажется, пес вот-вот улыбнется, но потом его пасть растягивается все сильнее, обнажая зубы и десны, слышится рычание, и он поспешно опускает штору. Ну, он хотя бы может вспомнить, где сейчас находится. Вспомнить чай из термоса, пиццу на кухне, длинноногую женщину с пышной светлой шевелюрой и горячую ванну в заплесневелой, гулкой комнатушке. И еще вспомнить имя Фрэнк, которое ему даровала прошлым вечером маленькая девочка с золотыми кудряшками.