– И зачем вам это нужно?
– Чтобы расщепить нормально сбалансированное сознание, отделив сознательный процесс мышления от подсознательного, и этим путем открыть подавленные сознанием хранилища избыточной информации. Я предполагаю, что в них хранится память прошлых поколений, обычно вскрывающихся у человека только на низших ступенях нервной деятельности и гораздо более развитая у животных, с их сложными инстинктами и бессознательными действиями.
– Но ведь это чепуха! Мистика какая-то!
– Что и требуется проверить опытами. Кибернетику тоже не так давно считали чепухой. А именно кибернетика дала нам возможность впервые создать научное представление о работе мозга. То же будет и с памятью.
– Не намерен с вами спорить. Хотя стоило бы разгромить вас как следует.
– Мы много говорим о спорах. «Надо спорить, спорное утверждение, пьеса, книга» – встречается на каждом шагу. Но как-то забывают, что словесный спор – это всего лишь схоластика, не более. Единственный серьезный и реальный спор – делом, не словами. Спорный опыт – поставьте другой, спорная книга – напишите другую, с других позиций, спорная теория – создайте другую. Причем по тем же самым вопросам и предметам, не иначе. Я тоже не хочу спорить, а просто работаю.
– Работа ваша опасна! – внезапно выпалил директор. Гирин изумленно воззрился на него. – Да, опасна и безответственна. Подумали ли вы, что может случиться с какой-либо из ваших «морских свинок»? Что отвечать придется институту, мне!
– Позвольте, я вас не понимаю. Кто же может прежде всего судить об опасности и безопасности, как не те, кто работает? И кто, как не я – врач, – отвечает в первую очередь? Куда серьезнее, чем вы, тем более что и вся-то ваша ответственность в этом деле больше воображаемая.
– Достаточно. Надеюсь, вы поняли, что я намерен разобраться в этом деле. Кто разрешил использовать лабораторию для ваших опытов? Спасибо профессору Цибульскому, – директор кивнул в сторону сидевшего рядом, – я бы ничего не знал, пока гром не грянул!
Гирин хотел возразить, но лишь махнул рукой.
– Можно подумать, что вы бескорыстный поборник науки, – недобро вмешался Цибульский. – А что это такое? – И он помахал листком бумаги, который схватил со стола директора.
– Да, да, объясните, пожалуйста, – вскинулся директор. – Вы занимаетесь частной практикой?
– Не вздумайте меня допрашивать, потому что такие вопросы вне вашей компетенции. Но на просьбу сообщить извольте: никакой частной практики у меня нет. И не было с момента получения диплома врача. Конечно, при нужде в помощи никогда не отказывал.
– А потом ваши пациенты пишут восторженные письма нам в институт и доказывают, какой вы великий человек, – язвительно проговорил Цибульский.
– Не понимаю, откуда это! Перестаньте издеваться, профессор, это не прибавляет уважения к вам.
– Вот как? А вам прибавляет то, что вы заставили… – Цибульский назвал фамилию геофизика, – и мать и отца, у которых вы якобы спасли сына, писать сюда о ваших доблестях и дали адрес института?
Молниеносная догадка пронзила Гирина, и глубокое отвращение отразилось на его лице.
– Теперь я понял. Действительно, что мне вам сказать, – Гирин запнулся и продолжал: – Какую же надо иметь психологию, чтобы так принять естественную благодарность матери и так оценить мое в этом участие! Жаль, что еще не созданы машины для чистки мозгов от мусора, и особенно для ученых! Извините, товарищ директор, но вы ничего больше не хотите сказать мне? Тогда разрешите откланяться.
И Гирин, покинув начальство, стал медленно спускаться по залитой солнцем центральной лестнице.
– Видели, как мы его скрутили? В бараний рог! – воскликнул Цибульский, едва дверь кабинета закрылась за Гириным. – Ему ничего не осталось, как бежать.
– Да нет, – задумчиво возразил директор, – его уход не был похож на бегство. Так уходят только правые люди, и я тут, очевидно, сделал промах. Можете идти, – отпустил директор Цибульского, озадаченного таким оборотом дела.
Гирин шел в лабораторию бесконечными подвальными переходами и спокойно размышлял о случившемся. Жизненный опыт и знание психологии научили его не огорчаться из-за подобных столкновений с косностью, гнусностью или непониманием. «На то и существуют люди, подобные Цибульскому, чтобы ученый делался крепче, яростнее, убежденнее» – так перефразировал он старую пословицу. Конечно, он попросит помощи у партийной организации, чтобы убедить дирекцию и сохранить за собой лабораторию. Беда в том, что он сам не уверен в правильности своего пути с эйдетикой. Еще не добыты сколько-нибудь убедительные данные. Пусть неудачными окажутся эти первые опыты, все равно они лишь малая часть исследований, намеченных им в ближайшие годы!
Кто-то догонял его, учащенно дыша и в то же время не решаясь обратиться, шагал за его спиной. Гирин по какому-то древнему инстинкту терпеть не мог, когда кто-нибудь неотступно шел позади. Он резко повернулся, встретившись с взволнованным и серьезным Демидовым, которого знал как хорошего работника из лаборатории транквилизаторов.
– Иван Родионович, можно вас на два слова? Извините, что я так… на ходу, но в другое время трудно вас поймать – либо идут опыты, либо вас нет.
Гирин, немного досадуя на перебивку мыслей, подошел вместе с Демидовым к широкому окну нижнего этажа.
– Мне только один ваш совет, как психолога глубинных структур.
– Вы произвели меня в новый чин и новую специальность, – улыбнулся Гирин, – я ведь прежде всего – врач.
– Так и я тоже. Потому и советуюсь, – успокаиваясь, сказал Демидов, – вы работаете с ЛСД и другими галлюциногенами. А мне внезапно пришла в голову такая идея, что показалась куда важнее всего, чем я занимаюсь сейчас. Издавна мечтой людей был напиток счастья, например в Ведах Индии, эта, как ее?..
– Сома?
– Да, да! И помните у поэта: «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой».
– Так вот хотите заняться изобретением напитка?..
– Лекарства!
– Все равно! Лекарства «Сон золотой»?
– Вот именно! Подумайте только…
– Давно уже думано. И отброшено.
– Но почему же?
– Чтобы видеть сны золотые, надо иметь золотую душу. А в бедной душе откуда возьмется богатство грез? Люди лишь отупеют и одуреют, как от алкоголя. Некогда вино вдохновляло поэтов, а теперь обессмыслившиеся от него до скотского состояния мужчины избивают детей и женщин.
– Значит, дело не в лекарстве?
– Вы поняли меня. Надо дать человеку богатство психики – вот за что мы, врачи, должны бороться. А без этого, как бы хорош ни был ваш состав, он неминуемо обернется бедствием, расслабляя торможение и высвобождая дьявола первобытных инстинктов.
Демидов сник. Гирин ласково погладил его по рукаву и пошел к себе.
Вернувшиеся полтора часа спустя Вера и Сергей застали его глубоко задумавшимся над одним из рисунков инженера-электрика: белым цветком, обвитым синей спиралью на фоне сплошной черноты. Молодые люди почувствовали неладное, потому что все материалы и приборы были убраны, даже пучки проводов энцефалографа тщательно смотаны.
– Что-нибудь случилось, Иван Родионович? – испуганно спросила Вера.
– То, на чем вы настаивали, – небольшой перерыв в работе.
– Знаем, – воскликнула лаборантка, – это они… они давно уже косо глядели. Вы такой ученый, а у них просто младший сотрудник, и вдруг какие-то опыты. О, я их знаю!..
– Не стоит вашего огорчения, Верочка, – весело перебил ее Гирин. – Знаете что…
Но лаборантка не дала ему закончить мысль:
– Иван Родионович, если сегодня перерыв, то я скажу вам, я так обещала!
– Что, кому?
– Ей, она звонила, как только вы ушли, спросила меня, очень ли вы заняты, а я знала, что если вас позвали к директору, то помешают сегодня работать… и я сказала, что, может быть, не очень.
– И что же?
– И она попросила меня, если вы не будете заняты, передать вам, что сегодня в девять пятнадцать ее выступление по телевидению. Передача по второй программе, художественная гимнастика.
– Вот и хорошо! В утешение! Надо быть у телевизора в это время. Будем разбегаться, исследователи?
– Иван Родионович, – начал студент, – если хотите, то… можно ко мне, у нас хороший «Рекорд».
– Спасибо, Сережа. У соседей есть «Рубин», и ходить никуда не нужно. До завтра, верные мои ассистенты!
Оставшись одни, молодые люди убирали лабораторию. Внезапно Вера испустила горестный вопль.
– Что случилось? – подбежал испуганный Сергей.
– Дура я, самая что ни на есть. Забыла спросить у Ивана Родионовича. Теперь все пропало!
– Вот так беда! Позвонишь вечером.
– Да не то. Мне так хотелось увидеть, наконец, ее. И я решила, что буду смотреть телевизор во что бы то ни стало. А он как-то заторопился, и я забыла спросить: как же ее зовут? Выступает там много, как я узнаю? Эх, дура! – Сергей облегченно расхохотался:
– Любопытная дочь Евы наказана по заслугам. Но ваша милость недооценивает мои скромные способности. Ручаюсь, что я угадаю сразу, только придется смотреть телевизор у меня. Признаться, мне тоже не терпится, уж очень интересный наш Гирин, занятно, каков его выбор.
Сергей нахмурился, вдруг щелкнул пальцами и добавил:
– Удивляюсь я на скотскую тупость нашего начальства. Такие ученые, как Иван Родионович, очень нужны, прямо необходимы науке. Он – бездна знания, настоящий энциклопедист и всегда будет центром кристаллизации научных идей, всегда держать научную мысль на высоком уровне. Специальность его не имеет значения, ведь он не прямой изобретатель, а разгребатель огромной кучи бессмысленного набора фактов. Он прокладывает дороги сквозь эту кучу, за которой большинство просто не видит пути, а громоздит ее все выше.
– Ого, да ты соображаешь! – поглядела на студента с уважением Вера.
– А ты что думала, зря меня Иван Родионович позвал работать? – важно ответил юноша.
– Пошел хвастаться! Уверена, что не угадаешь. Я, быть может, по женской интуиции еще смогу.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.