<p>
— Я быстро, — запускаю пальцы в волосы Эрика, делая несколько осторожных круговых движений, то собирая, то выпуская светлые прядки между пальцами. Его взгляд, мельком брошенный в зеркало заднего вида, выдает его напряжение, которое смешивается с нарастающим волнением. Понимаю, что ему непросто вот так взять и отпустить меня туда одного, но, увы. Пусть даже я сам до осточертелых мурашек по всему телу недоволен таким раскладом.
Убираю руку, стараясь больше не заглядывать ему в глаза, прекрасно осознавая, что и на этот раз сорвусь, перенося эту необходимую встречу на неопределенный промежуток времени, с каждым разом испытывая все большее недовольство и волнение, которое оказывается куда сильнее и черствее, чем прошлое.
Хлопаю дверью слишком громко, буквально вываливаясь из тачки моей новой «большой любви» и, поправив сбившуюся лямку рюкзака, быстрым шагом пересекаю дорогу, почти переходя на бег у темной распахнутой двери подъезда.
На ходу стягивая наушники, забегаю на второй этаж и уже на лестничном пролете между этим и следующим слышу тяжелые басы.
Дома, значит.
Блять.
А то в душе надеялся… Сбегаю, постою, скромно попинав запертую дверцу и, фыркнув, останусь без своих шмоток и на этот раз. Ан нет.
Морщусь, то и дело отбрасывая со лба ставшую такой раздражающей челку. И, словно опасаясь разряда тока, нажимаю на звонок, тут же отдернув руку.
Угу. А как же, услышал он меня... Адский гроул вещает что-то о наступившем часе последней битвы, а женское сопрано с готовностью подвывает.
Тфу, блять.
Дрянь.
Звоню снова и снова, вдавливая несчастную кнопку в дверь.
Безрезультатно.
Ну, Кас… Ну скотина! Чтоб у тебя уши отвалились прямо в кружку с дешевым дрянным кофе!
Покопавшись в сумке, выуживаю мобильник и, сняв блокировку, еще пару секунд тупо пялюсь на экран, пока тот не погас, сообщив, что батарея разряжена, и он вот-вот изволит сдохнуть. Сжимаю зубы и по памяти медленно, словно цифры кусаются, набираю номер этого придурка.
Гудки идут целую минуту. Собираюсь уже сбросить и малодушно свалить, как абонент на том конце невидимого провода все же соизволит почтить меня своим «Хей, детка», с трудом пробивающееся сквозь орущее музло.
— Открывай, идиот, — шиплю как можно надменней, а у самого все поджилки трясутся. Пинаю со злости дверь, как раз в тот момент, когда на ней брякают замки и уже знакомая задвижка.
И от кого это мы прячемся? Что-то не наблюдал подобной предосторожности раньше. А впрочем, мне-то уже какое дело?
Второй раз нападать на его жилплощадь я не решил, поставив ногу на место, скрывая за джинсовым карманом черный корпус сотового.
В дверях показывается высокое стройное тело, как всегда с безупречно ровным загаром. С каких-то инопланетных причин на нем нет футболки, из-за чего против собственной воли взгляд заостряется на голом торсе, скользя ниже, где в районе ширинки встречается с его рукой, которая в это время дергается вверх, чтобы быть протянутой мне. Скалюсь. Нервно отвожу взгляд, пытаясь уткнуться им в нечто поважнее. Натыкается на груду вещей, валяющихся у двери в ванную, — даже не удосужился донести до контейнера.
— Так и будешь ошиваться в дверях?
— Что-то не припомню, что напрашивался в гости, — нервно замечаю я, так и не сдвинувшись с места.
Он только усмехается и с размаху панибратски ладонью шлепает меня по плечу.
— Да ладно тебе, че как неродной-то. Залетай.
И, не оборачиваясь, направляется вглубь своей берлоги, иначе этот свалку-склад и не назовешь.
Мудак.
Нервничаю. Слишком нервничаю. Как будто бы и не было последних двух месяцев с Эриком, как будто я все еще что-то должен этому самовлюбленному пережаренному засранцу.
Мнусь на пороге, пока властное «ну?!» пинком не гонит меня в комнату.
Перегнувшись через стол, Кас разгребает завал в углу, возится там, а я, чтобы не пялиться на его спину и оголившуюся поясницу, скосив глаза, изучаю его плейлист.
Нда… Спасибо, что хотя бы вырубил. Странно даже, то недолгое время, что мы умудрились прожить вместе, в колонках постоянно орало что-то. Спали мы, учились или трахались. Вздрагиваю от последнего. Наличие хорошего воображения не всегда благо.
Наконец, с самого дна адской свалки CD-дисков, коробок из-под пиццы и еще невесть чего, выуживает измятую картонную коробку и протягивает ее мне.
— Что, и это все?
Кивает.
— А те в коридоре не мои?
— Не твои, — утвердительно кивает, — твои я выбросил.
— Что?! Только не говори, что…
— Вышвырнул. Все твое шмотье, диски, книжки и даже подборку лесбийского порно. Такааая дряянь… Фу, Мэт.
— Да пошел ты!
Отворачиваясь, срываю липкую ленту, которой кое-как наспех заклеена картонная коробка в моих руках, и часто-часто моргаю, неверяще уставившись на потерянный еще полгода назад MP3, пару наушников, флешку и открытую пачку гандонов.
— Мой плеер! Дерьмо! Ты же сказал, что потерял его!
— Да не вопи ты. Вернул же.
— В таком-то состоянии? — достаю его из коробки, поддевая пальцами когда-то любимую вещь и морщусь от увиденного: изуродованный корпус с обеих сторон, царапина на царапине, — Ты что, играл им в фризби? — пожимает плечами, отворачиваясь от меня, и снова роется в груде хлама, шелестя обертками из-под конфет. Или же… Или же… Конфет. Никаких «или же»!
— Вот. Еще.
Побитое стекло, покореженная рамка, но это меня не интересует, перехватываю свободной рукой, поддеваю стекло и вытаскиваю фотографию, больше мне ничего не нужно. Остальное кидаю обратно, из-за чего стекло со звоном и треском разбивается.
— А ты не ахуел ли, малыш? — угольная бровь ползет вверх от возмущения, на что я лишь пожимаю плечами в такт его прошлому уклону и сухо бросаю:
— Здесь и так помойка.
Убирая фотографию в коробку, разворачиваюсь к нему спиной, кидая сухое «благодарю» и в спешке пытаюсь покинуть эту комнату, не смея ни минуты оставаться здесь.
С ним.
В этом сарае.
— Эй, эй, не так быстро, дорогуша! Я тебе не бесплатная камера хранения со штатом феечек со швабрами!
Останавливаюсь посреди коридора, чтобы обернуться и вякнуть какую-нибудь пакость, как он, опередив меня, хватает за запястье и тянет обратно в комнату.
— Пылесос на привычном месте, детка. Позовешь, как закончишь.
Он что, серьезно?!
Видимо, серьезно.
Бросает меня посреди комнаты и, как ни в чем не бывало, направляется на кухню. Шиплю и не придумываю ничего лучше, как запустить в него стойкой для дисков, которые с хрустом распадаются по полу, а прямая смуглая спина становится еще прямее, когда пластиковая подставка соприкасается с его кожей.
— Мэт, детка, ты хорошо подумал, прежде чем сделать это? — вкрадчиво, спокойно, не оборачиваясь.
Блять.
— Сам виноват, сам разгребай свой свинарник.
Оборачивается и, похлопав себя по карманам джинс, преспокойно закуривает. И только после первой тяжки задумчиво и в стиле «посмотритевсекакойябрутальный» выдохнув, улыбается мне. Оу, как раньше эта небрежная усмешка рвала мне башню. Но нет, не прокатит…
— Тебе придется заплатить.
Столб дыма на секунду скрывает выражение его лица, в комнате и так не горит ни одной лампы, только дневной свет из окна. Вечерний уже, точнее.
Опять просрал все деньги на выпивку и сигареты? Хватит.
Отхожу чуть дальше, касаясь рукой деревянного стола. Раньше его поверхность была гладкой, сейчас же ладонь грозится заполучить себе пару заноз — весь от начала до конца исчиркан россыпью полос.
Что? Нервы шалят?
— И куда ты собрался? — якобы удивленно спрашивает он, не сходя со своего места, лишь рука ползет по талии, обводя каждый контур, и ныряет за шлейку джинс, оттягивая ее большим пальцем.
Играешь?
— Для начала хотел кинуть в тебя что-нибудь еще, но, глядя на все это тряпье, мне просто жаль усугублять твое положение. Ты прав, я подумал плохо… Открыв эту дверь. Поэтому, пожалуй, исправлю ситуацию.
Срываюсь с места, плотнее прижимая к себе коробку. Сердце стучит о ребра, отдавая конвульсивный импульс всему телу, заставляя его непроизвольно дергаться. Незаметно.
Рывок.
Хватка.
И меня уже вжимают в хрупкую смежную стену.
Кас проводит языком по своим губам, клубами выпуская дым, а затем, вновь затянувшись, приближается к моему лицу, ловя на ходу руку, которой я так хотел влепить ему затрещину посильнее. Только вот пальцы сжимают картонный бок коробки, которую я умудрился впихнуть между нами, и теперь ее измятые края впиваются в его кожу, мешая прижаться вплотную.
Одна из его любимых игр. Изводить он любит ничуть не меньше, чем свои идиотские онлайн игры с полуголыми эльфийками.
— Не смешно, хватит, Кас.
Улыбается, продолжая глотать сизый смог, выпуская его тонкой струйкой вбок, не касаясь моего лица.
— Не смешно, — соглашается он.
— Тогда отпусти меня уже, придурок! Эрик ждет!
— Эрик? — отвлекается, на секунду подается вправо к окну и выглядывает наружу.
— Да, Эрик.
— Твой новый?
— Мой новый, — спокойно повторяю очевидное я.
Хмыкает.
— Ну, так что там с моей платой?
Закатываю глаза и лезу в карман за парой смятых купюр было, как он, фыркнув, ловит мои пальцы и запихивает деньги назад.
— Пылесос, дорогуша.
— Ты идиот?
— Ну ладно, тогда поцелуйчик напоследок, и вали к своему белобрысому.
Хотелось бы мне праведно захлебнуться от возмущения, оттолкнуть его и, брызгая слюной и гневом, заорать, что низачтоникогдаикактымогподумать, и что я не такой, в конце концов, но… Проще засосать этого козла и свалить уже.
— Не отвяжешься? — деланно спрашиваю.
— Ты можешь выбрать уборку.
Обреченно выдыхаю и, поджав губы, выжидательно на него пялюсь, вскинув брови.
Дался тебе этот поцелуйчик. Очередная попытка смутить, не иначе. Как облупленного знаю, гада.
Снова затягивается и, наклонившись, большим пальцем нажимает на мой подбородок, вынуждая приоткрыть рот.
Сдаюсь.
Выдыхает и, закрыв глаза, как перед новой тяжкой, прижимается своими губами к моему рту.
Поцелуй сухой, едва ощутимый, горький от никотина. Пустой.
Отстраняется.
— И все? — едва удается скрыть удивление.
Хмыкает и, выбив злополучную коробку из моих рук, хватает за плечи, вдавливая в стену, каким-то чудом не пропалив толстовку и не оставив мне памятный отпечаток на предплечье. Впивается в меня, как вампир в жертву, и не дает сделать даже самого крошечного вздоха, ловит мой язык, тут же гладит его своим, прикусывая губы, съедая, сминая меня.
Он горячий. Очень. Чувствую это, когда пытаюсь отпихнуть, на деле лишь жалко царапая гладкую кожу на груди. От привкуса никотинового смога тут же ведет, голова кружится, а все эти чертовы губы. Не отпускают, не позволяют… Круги перед глазами, а его язык все толкается в мой рот, дразня, касаясь зубов, царапая своими, вклинивая бедро между моих ног.
Задыхаюсь. Слишком… мало. Как капля виски для алкоголика в завязке.
Я действительно в завязке. Бросил Каса и тут же смял полупустую пачку, оставив на его подоконнике. И сейчас эта чертова зависимость просто рвет мои вены, требуя новой дозы, требуя тяжки, требуя этих пропитанных дымом губ.
Отпускает меня. Отстраняется внезапно, когда у меня уже кисти конвульсиями сводит, и я, не соображая, хватаю его руку и губами нахожу никотиновую палочку, делая жадную затяжку.
Пальцы дрожат.
Сорвался.
Замираю, как нашкодивший щенок, застигнутый на месте преступления. Не избегаю, напротив — я сам ловлю его взгляд. Негромко смеется и снова затыкает мне рот.
Проблема в том, что этот гад не умеет целоваться. Совершенно. Он мастерски умеет самый простой поцелуй превратить почти что в еблю.
Тянет мою толстовку за рукава, а выдернув меня из нее, задирает футболку, в спешке затушив сигарету прямо о стену над головой. Забирается под футболку, обхватывая за бока, тянет на себя, ногтями впиваясь в кожу, и этот ничтожный отголосок боли приводит меня в чувство. Ну, хорошо… Не приводит. Всего лишь, заставляет придушенный голосок разума вопить чуть громче.
Отворачиваюсь с трудом, тут же впивается губами в мою шею, прямо под подбородком кусает, ведет языком вниз, по кадыку, чертит дорожку вбок и, как пиявка, присосавшись над ключицей, ставит засосы. Растопыренной пятерней упираюсь в его лицо, отталкивая, тут же ловит указательный и средний палец губами, втягивает их в рот, и я едва ли не вою от того, как резко все это отзывается в паху. Живот сводит приятной тяжестью.