Уставившись на кафель цвета зеленых водорослей, я думаю, что мне следовало бы сказать и сделать в те пять минут. Это какой-то порочный круг: перебирать варианты, потом напоминать себе, что все это не так уж важно, – и потом все это безумие снова и снова. Гляжу на стену, опять представляю себе, как она стояла передо мной. Вот бы прочитать мысли, спрятанные в глубине миндалевидных глаз, или услышать слова, не высказанные пухлыми губами. Эти губы…
Губы Дакоты – что-то особенное: чувственные, цвета нежных розовых лепестков. Они всегда сводили меня с ума, и она мастерски этим пользовалась. Когда нам было по шестнадцать, она подарила мне щенка – в честь двух месяцев наших отношений. Я знал, что мама не позволит мне его оставить, и Дакота тоже понимала это, поэтому мы решили прятать щенка в моем шкафу. Дакота часто делает то, чего не следовало, но всегда из лучших побуждений. В зоомагазинчике по соседству мы покупали для маленького серого комочка шерсти самый лучший корм. Щенок редко лаял, а когда подавал голос, я начинал громко кашлять, стараясь заглушить тявканье. Так продолжалось, пока пес не вырос слишком большим, чтобы держать его в спальне.
Продержав щенка в плену два месяца, я во всем признался маме. Она расстроилась не так сильно, как я боялся. Но рассказала, сколько стоит содержать щенка, я вспомнил свой жалкий заработок на автомойке, где подрабатывал время от времени, и понял, что этих денег явно не хватит. Счет от ветеринара я не смог бы оплатить даже с учетом чаевых. После долгих слез и споров Дакота наконец смирилась. Чтобы облегчить страдания, мы пересмотрели подряд все фильмы про Властелина колец. Потом обпились фраппучино в «Старбаксе», переживая, что пять долларов за чашку – слишком дорого, объелись конфетами и печеньем с арахисовым маслом так, что у нас заболели животы, и я кончиками пальцев рисовал на щеках Дакоты круги – ей всегда это нравилось, – пока она не заснула у меня на коленях.
Проснувшись, я увидел свой член у нее во рту. Полусонный и возбужденный до предела, я изумленно наблюдал, как Дакота меня ласкает. Она сказала, что хотела попробовать сделать это раньше, но стеснялась. Нежные прикосновения губ были такими волнующими, что оргазм наступил слишком быстро.
Ей понравилось доставлять мне такое удовольствие, и она делала это почти на каждом свидании. Конечно, мне было приятно.
Черт, кого я пытаюсь обмануть? Я был в восторге. Я уже не помню, когда считал мастурбацию приятным способом разрядки. Это было ничто по сравнению с ее губами, а позже – с ее мягкой, влажной киской. Мы довольно быстро перешли от орального секса к традиционному; и нам всегда было мало.
Я не занимался самоудовлетворением до переезда в Вашингтон, хотя мастурбация не кажется мне чем-то плохим или недостойным. Мне так не хватало Дакоты и, конечно, близости с ней! Я посмотрел, как горячая вода сбегает по моему расслабленному члену, потом взял его в руку и, дразня, прикоснулся к концу большим пальцем так, как это делала Дакота языком.
Стоя с закрытыми глазами под струями теплой воды, я почти поверил, что это не моя рука. Я представлял Дакоту, стоящую на коленях перед моей старой кроватью в Вашингтоне. Тогда вьющиеся волосы были светлее. Постоянные репетиции сделали ее тело подтянутым и упругим. Дакота выглядела великолепно, и чем больше мы взрослели, тем более неотразимой она становилась. И вот ее губы двигаются быстрее… Я будто слышу ее стон, я уже на грани.
Приятное покалывание распространяется от кончиков пальцев ног вдоль всего позвоночника. Поскользнувшись, теряю равновесие и прислоняюсь спиной к холодному кафелю. С губ сорвались слова, обычно мне не свойственные, я схватил и резко дернул душевую занавеску с шахматным рисунком.
Щелк, щелк, щелк! Занавеска порвалась и упала с пластиковых колец, увлекая меня за собой. Стукнувшись коленом о край крошечной ванны, я снова завопил и, откинувшись назад, сильно ударился об унитаз. Струя горячей воды ударила мне в лицо.
– Черт! – заорал я.
Схватившись за края ванны, я попытался из нее выбраться. Коленка начала опухать, а руки дрожали, словно желе. К моему ужасу, резко распахнулась дверь. Я отпустил ванну и шлепнулся на дно, ударившись головой. Прежде чем прикрыться, я увидел Тессу, размахивающую руками, как гиппогриф.
– Ты цел? – взвизгнула она. Быстро окинула глазами мое обнаженное тело и зажмурилась. – О боже! Извини!
– Какого черта? – закричала София, появившись на пороге.
Здорово… теперь и она здесь. Я потянулся за оторванной занавеской, чтобы за ней спрятаться. Что может быть хуже? Я взглянул на девушек и кивнул, пытаясь отдышаться. Щеки пылали. Я бы предпочел залезть в кучу собачьего дерьма, чем оказаться голым, в позе эмбриона на дне ванны, с перекинутой через край ногой. Я уперся свободной рукой в мокрый пол и попытался подтянуться.
София оттолкнула Тессу и схватила меня за руку, чтобы помочь подняться. Убейте меня кто-нибудь! Она быстрым движением заправила каштановые волосы за уши и уже обеими руками потянула меня вверх. Пожалуйста, прикончите меня! Я пытаюсь не дать соскользнуть занавеске, но она падает, как только я встаю. Я нагибаюсь и поднимаю ее с максимально невозмутимым видом.
Кто-нибудь меня слышит? Если не убьете меня, то сделайте так, чтобы я исчез сию секунду. Умоляю.
Раньше я не замечал в карих глазах Софии зеленоватые искры. А может, их и нет, и это я не в себе после падения. Стараюсь не смотреть на Софию, но под ее взглядом рассматриваю острые носы ее коричневых туфель, напоминающих мне ботинки Хардина.
– Теперь все нормально? – София подняла одну темную бровь.
Можно ли чувствовать большую неловкость? Не думаю. Хуже просто не бывает. Полминуты назад я мастурбировал в душе, а теперь – голый и смущенный. Все это вызвало бы у меня истерический хохот, случись это с кем-то другим.
София все еще смотрела на меня, и я понял, что так и не ответил на вопрос.
– Да, да. Я в норме. – Ответ еще хуже, чем я себя чувствовал.
– Не смущайся, – тихо проговорила она.
Я покачал головой.
– Все в порядке, – солгал я и, низко наклонившись, выжал из себя смешок.
Худший способ помочь человеку преодолеть неловкость – сказать ему, чтобы он не смущался.
Тесса обеспокоенно взглянула на меня и хотела было что-то сказать, но тут раздался громкий писк, от которого я вздрогнул.
Может ли быть что-нибудь хуже?
– Шоколад горит! – закричала Тесса и выбежала из ванной, которая казалась еще теснее обычного.
Зеркало и стены запотели, а София так и стояла рядом со мной. Она улыбнулась и прикоснулась пальцами с длинными черными ногтями к моему животу чуть выше пупка.
Мне понравилось, как это выглядит. Дакота не могла позволить себе отрастить ногти из-за занятий. Она часто сетовала на это, но танцы были для нее важнее красивого маникюра.
– Тебе нечего стыдиться.
Комплимент прозвучал как мурлыканье. Мое тело откликнулось. Палец Софии медленно спускался, мои мысли путались, но я не хотел, чтобы она останавливалась. Она продолжала рисовать линию как раз там, где заканчивалась занавеска, прикрывающая мое мужское достоинство. Я пытался сообразить, зачем она это делает, я силился сдержать эрекцию.
Я не очень хорошо знаю Софию, но ясно, что она намного смелее всех знакомых мне девушек моего возраста. Она не из тех, кто будет отбирать у тебя пульт, когда по телику показывают «Шеф-повар», и для нее точно не проблема прикоснуться к моему обнаженному влажному телу. София играла, шевеля кончиком указательного пальца волоски на пушистой дорожке, протянувшейся от пупка к паху.
Она что-то сказала? А, да. Она сказала:
– Тебе нечего стыдиться.
Когда перестанет пищать сигнализация?
Что она хочет этим сказать? Мне нечего стыдиться? Я чуть не разбил задницу в душе во время мастурбации, к тому же две девушки застали меня голым на полу в душевой.
Естественно, мне стыдно. И как раз сейчас чары ее прикосновений начали ослабевать, и ко мне медленно стало возвращаться сознание.
Я смотрел на Софию, на отражение ее темных волос в запотевшем зеркале.
– Спасибо, – еле слышно прозвучал мой голос. – Мне тут пришлось немного покувыркаться, – откашлявшись, добавил я и рассмеялся, осознав, насколько забавно все это выглядело со стороны.
Ее взгляд потеплел, а палец все еще медленно двигался по моему животу и дразнил. В этом не было ничего особенного, но я не знал, что сказать или сделать. До того как я нашел решение, она с улыбкой отстранилась.
Покраснев, я отвернулся и вытер зеркало рукой. София стояла между мной и вешалкой для полотенец. Я посмотрел на свое отражение и поморщился, дотронувшись пальцем до маленького, но глубокого пореза над глазом. По лбу стекала струйка крови. Я сорвал полотенце для рук с вешалки за спиной Софии, промокнул рану и пообещал себе никогда больше не пытаться выйти из крошечного душа, пока не надену доспехи или хоть что-нибудь. Чтобы остановить кровь, я прижал полотенце изо всех сил.
София не выходит из ванной. Мне надо заговорить с ней или что-то сделать? Я не понимаю, о чем она думала, трогая меня. Существует ли какое-то правило этикета для таких ситуаций? Это обычное поведение для одиноких молодых людей?
До сих пор у меня был только один роман, у меня нет опыта. Не представляю, о чем эта девушка думает или чего она хочет. Я вообще мало что о ней знаю.
Мы мало знакомы. Встретились в Вашингтоне, когда ее семья поселилась по соседству с домом моей мамы и Кена. София старше меня на несколько лет и любит, чтобы друзья называли ее Норой, а я все время ошибаюсь только затем, чтобы Тесса с недовольным видом меня поправила. София всегда пахнет сладостями. Еще я знаю, что она много раз переезжала, потому что ей не нравятся соседи, и она тусуется с Тессой, когда я занят. Так или иначе, последние несколько месяцев они дружат. Вот, в общем-то, и все. Может показаться, что мне известно довольно много, но на самом деле все это просто факты, ни о чем не свидетельствующие. А, да, она только что окончила кулинарную школу и работает с Тессой в одном ресторане.
И теперь могу добавить, что она любит трогать голые мокрые животы.
Я отвернулся от зеркала и снова посмотрел на нее.
– Ты хочешь убедиться, что у меня нет сотрясения мозга? – поинтересовался я.
Она кивнула, широко улыбнувшись. В уголках ее глаз – мелкие морщинки, а губы невероятно пухленькие, особенно когда она облизывает их языком. Влажные губы и такие глаза… Она убийственно хороша.
Она это знает.
И я знаю.
Все знают.
София из тех женщин, которые тебя пережуют и выплюнут, а ты будешь наслаждаться каждым мгновением процесса. Она постукивала указательным пальцем по нижней губе, а я по-прежнему хранил молчание. Она же не заигрывает со мной? Я в замешательстве. Мне не на что жаловаться, просто она запутала меня.
– Благодарю за беспокойство, – поблагодарил я Софию и подмигнул.
Неужели я действительно это сделал?
Я быстро отвел глаза, ужаснувшись, как мне пришло в голову сделать такую глупость. Подмигнул? Мне это не свойственно, я наверняка выглядел как полный придурок.
Наши взгляды встретились глазами, ее губы разомкнулись. София сделала широкий шаг ко мне.
Я невольно отшатнулся, попятился и уперся поясницей в раковину.
– Ты такой хороший. – Ее голос был таким нежным, а глаза блуждали по моей обнаженной груди.
Слышать от того, кто просто источает сексуальность, слово «хороший» не особенно приятно. Вся она – от обворожительных губ до изгиба бедер – сплошное желание. Я всегда очень хороший. Ни одна женщина никогда не увлекалась мной и не называла сексуальным.
Нора подняла руку, от чего я слегка вздрогнул: вдруг она собирается дать пощечину за то, что я не раз представлял ее голую? Но она меня не ударила, возможно, потому, что ей были недоступны мои мысли, хотя я чувствовал себя полностью разоблаченным. Она постучала пальцем по кончику моего носа. От неожиданности я зажмурился, а когда открыл глаза, она уже отошла от меня.
И Нора без лишних слов вышла из ванной в коридор.
Я провел рукой по лицу, пытаясь стереть из памяти последние пять минут… хотя последние две, может, и не стоило.
Раздался вопрос Тессы, все ли со мной в порядке. Откинув голову назад, я сделал глубокий вздох, закрыл дверь и со щелчком закрыл замок. На полу валялась порванная занавеска, а вся ванная выглядела так, словно в ней бушевал торнадо. Повсюду рассыпаны пластиковые кольца от шторки, флакон с шампунем и жидкое мыло – на полу. Расставляя все по местам, не могу удержаться от смеха. Да уж, такое могло случиться только со мной!
Одежда, которую я принес, промокла: на рубашке – влажное пятно во всю спину, а шорты почти сухие. Натянув их, я собрал мокрые вещи, чтобы отнести их в свою комнату. Мои темные мокрые волосы почти высохли. Я причесался фиолетовой расческой Тессы и пригладил растительность на лице, которую с некоторых пор решил отращивать. Тессин ванильный лосьон маслянистый, но так хорошо пахнет, а я все время забываю купить собственный. К счастью, в шкафчике есть пластырь, чтобы заклеить порез.
Разумеется, это не обычный лейкопластырь, Тесса купила особый, охлаждающий.
Ура, жизнь налаживается!
Когда я вышел в коридор, на всю квартиру раздавался хохот Норы, а Тессу не было слышно. Она не смеялась с тех пор, как мы съехались, и это беспокоило меня. Но я понимал, что она должна сама справиться, и не торопил события. Тесса не из тех, кто следует чужим советам, тем более когда дело касается Хардина. Я задумался о нем и почему-то вспомнил, что завтра у меня дневная смена. Черт! Завтра рано вставать, надо поторопиться. Я бросил одежду в корзину для стирки в коридоре и отправился в кухню выпить воды и пожелать девушкам доброй ночи. Ведь это такое естественное желание – все исправить и закончить вечер, сделав вид, что мне больше нечего делать.
Тесса сидела на диване, положив ноги на подушку, а Нора лежала на ковре, завернутая, как буррито, в мое желто-бордовое гриффиндорское одеяло. Я скосился на телевизор. «Кексовые войны». Как всегда. Эти женщины не смотрят ничего, кроме кулинарных шоу и подростковых драм на кабельном канале. Честно говоря, некоторые мне тоже нравятся. Сериал про подростков – охотников за демонами – мой любимый, а еще люблю смотреть про приемную семью.
– Девчонки, вам нужно что-нибудь из кухни? – спросил я, перешагивая через ноги Норы, торчащие из-под одеяла.
– Воды, пожалуйста.
Тесса наклонилась к телевизору и поставила запись на паузу. На экране неподвижно застыла женщина с кудрявыми черными волосами, широко открытым ртом и поднятыми вверх руками. Она нервничала из-за подгоревших кексов или чего-то такого.
– А у тебя есть что-нибудь, кроме воды? – поинтересовалась Нора.
– Здесь не продуктовый магазин, – ответила Тесса, дразня подругу.
Нора вынула подушку из-под головы и запустила в нее.
Тесса улыбнулась и поймала подушку. Этого слишком мало. В норме она любит посмеяться.
Я не знал, что у нас есть из напитков, и, подняв вверх палец, пошел это выяснять. Ровными рядами выстроились бутылки. Да, Тесса следит за наполнением нашего холодильника, и, оказывается, у нас есть что предложить измученной жаждой душе, кроме воды.
– Гаторейд, сладкий чай со льдом, апельсиновый сок! – перечислил я.
Неожиданно прямо у меня над ухом раздался голос Софии, я аж подскочил.
– Фу… Мне нравится только синий гаторейд, – произнесла она таким тоном, будто ее лично обидел мой любимый напиток.
– Фу? Как ты можешь такое говорить, София? – Я с недоверием посмотрел на нее и положил руку на открытую дверь холодильника.
– Легко. – Она улыбнулась, прислонившись к стойке. – И прекрати называть меня Софией, а то с этого момента я буду к тебе обращаться: Джордж Стрейт.
– Джордж Стрейт?
Не могу сдержать смех. Из всех возможных имен она выбрала именно это… Ладно, это, очевидно, случайность.