Дальнейший путь до Остафьево проделали без приключений. Когда впереди, за смятыми клубками ржавой колючей проволоки на обширной бетонированной площади показались стремительные силуэты самолетов, Книжник ощутил легкое волнение. Это было как встреча с легендой. В сознании современников самолет – это что-то вроде сказочного дракона, в которого одни верят, другие не верят, но никто вживую их не видел. Доводилось, правда, видеть полузатопленный остов авиалайнера в Москве-реке у Железного Кладбища, но то не в счет. Здесь же самолеты – такие как есть, разве что навеки прикованы к земле.
При ближайшем рассмотрении впечатление несколько смазалось. Крылатые машины оказались искореженными до неузнаваемости, и теперь уже не поймешь – Последняя Война их так потрепала или мародеры, пытавшиеся растащить их на составные части. Ясно было одно: эти никогда уже не взлетят.
А жаль. Невыносимо, до боли жаль. Тысячи лет человечество шло к реализации своей заветной мечты о полете, выдумывая легенду об Икаре и создавая примитивные конструкции, неспособные оторваться даже на метр от земли. И вот, обретя крылья на какую-то сотню с небольшим лет, люди снова низвергнуты на землю.
Хочется верить, что не навсегда.
– Эй, Слава! Где же твой самолет? – с легкой иронией поинтересовался Зигфрид. – Может, вот этот?
Он указал на бесформенную груду металла на границе летного поля, над которой кружили какие-то крылатые твари, похожие на летучих мышей.
– Нет, – покачал головой Слава. – Скорее, вон тот.
Спутники с улыбками поглядели туда, куда он указывал, все еще считая, что тот просто поддерживает шутливую беседу.
Не тут-то было. Там, куда указывал Вячеслав, виднелось что-то большое, черное, выглядевшее грубым металлом. На первый взгляд бесформенное, но вместе с тем – неуловимо грозное.
– Это еще что за хреновина? – изменившись в лице, проговорил Зигфрид.
– Они ждут! – бледно улыбнувшись, сообщил Слава. – Значит, не обманули!
– Они – это кто? – с опаской поинтересовался Книжник.
– Пойдемте! Все своими глазами увидите.
– Резонно, – прохладно согласился Зигфрид.
Он скептически относился к любым новым знакомствам, предпочитая проверенные связи. Впрочем, легко шел на контакт, если считал это выгодным в той или иной ситуации. Сейчас ситуация была малопонятной, а та «хреновина», в сторону которой их тащил Слава, выглядела более чем угрожающей.
По мере приближения стало заметно жаркое марево, поднимающееся над странным объектом. Что-то знакомое просматривалось в его контурах, частично скрытых массивными железными панелями. Они уже приблизились к зловещей махине, когда та вдруг с ядовитым шипением окуталась облаком горячего пара.
Книжник не смог сдержать изумленного возгласа. Он понял, что это такое.
Паровоз! Громадный, прочно стоящий на рельсах паровой локомотив, правда, плотно укутанный в мощную ребристую броню. Впереди и позади паровоза имелись такие же бронированные вагоны, тоже ребристой формы, с наклонными гранями бортов, с прорезями бойниц, торчащими во все стороны пулеметными стволами и двумя танковыми башнями – по одной на переднем и заднем вагоне. Паровоз Книжнику уже доводилось встречать – в Железной Шкатулке, что на дне каньона за Чащобой. Тот, правда, пыхтеть пыхтел, но на ходу не был. Здесь же – совсем другое дело.
Бронепоезд. Самый настоящий бронепоезд, словно сошедший с картинок про Гражданскую войну. С некоторыми усовершенствованиями, не менявшими, впрочем, сути концепции. Это рождало сразу же кучу вопросов, даже непонятно с какого начать. Например, где взять столько угля или дров, чтобы двигать эту громадину? Когда-то на каждой станции были целые склады топлива – а теперь как? Или другой вопрос: неужели сохранилась старая сеть железных дорог, способная нести этого монстра? Не разобрали ее на металл и деревянные шпалы в долгую ядерную зиму? Хотя шпалы вроде бы из бетона делали… Но вопросов от этого не становится меньше. И главный среди них: неужто это правда – и сообщение между дальними частями некогда огромной страны в принципе возможно? Что же это означает?
От нахлынувших мыслей о дальнейших перспективах захватило дух. Только сейчас, медленно приходило понимание того, что даже громадная Москва с ее величественными руинами и бесчисленными сокровищницами знаний, рассыпанными по развалинам и подземельям, – это всего лишь часть бесконечно огромного мира. Сидя в Кремле, за толстыми стенами, не осознаешь этого, а сам мир ощущаешь крохотным, сжавшимся в пределах этих стен, за которыми – абсолютно враждебные пространства, сплошь населенные врагами.
А мир огромен. Слишком громаден, чтобы игнорировать этот простой и ясный факт.
Слава шел впереди, нетерпеливо оглядываясь и норовя перейти на бег. По мере приближения к величественной машине нарастало необъяснимое беспокойство. Даже Зигфрид невольно положил руку на кобуру револьвера. Словно почуяв человеческий страх, с электрическим гулом повернулась в их сторону кормовая орудийная башня. Невольно вжав голову в плечи, семинарист поглядел на Славу. Но тот был нарочито бодр и вроде бы даже доволен.
– Я же говорил – будет транспорт! – крикнул он. На лице его читалось облегчение – словно он сам не верил, что его здесь дождутся. – Сейчас поедем с комфортом!
Его прервал душераздирающий скрежет, сменившийся хриплым голосом, усиленным громким мегафоном:
– А ну, стоять! Стоять, я сказал! И не дергаться – открою огонь.
Друзья замедлили шаг, остановились. Переглянулись, ожидая продолжения. Оно не заставило себя ждать:
– Кого там черт принес?
– Пузырь, это я, Слава с Балаклавы, не узнаешь, что ли?
– Тебя узнаю. А что это за перцы с тобой приперлись? Другие же были, вроде.
– Малой и Шура погибли. Нарвались на мародеров. Это просто нелюди, твари. Будь моя воля, я бы всех мародеров перевешал, я бы этих гадов сжег бы заживо! – Славу перекосило от ненависти, кулаки его сжались до хруста. Таким его еще не доводилось видеть.
– Ты там как-то поаккуратнее с пожеланиями, – донеслось со стороны бронепоезда. – Мы тоже как бы не странствующие монахи.
– Прости, дружище. Я благодарен, что ты нас дождался…
– Не льсти себе. Мы никого не дожидаемся. Тебе просто повезло, что нам по пути.
– Так ты пустишь нас внутрь?
– Я не доверяю этим двоим. Кто они такие? Откуда взялись?
– Они кремлевские. Вызвались мне помочь.
– Кремлевские? – голос неприязненно усмехнулся. – Никогда не видел кремлевских. Говорят, это они Последнюю Войну устроили.
– Что за ерунда? – возмутился Книжник. – Кто это так говорит?
Слава шикнул на него, пытаясь одернуть. Мегафонный голос с удовольствием ответил:
– Все говорят. Мол, кремлевские Последнюю Войну развязали, ракеты, там, запустили куда-то. Не так, что ли?
Книжник хотел было засыпать невидимого собеседника аргументами – еще год назад он так бы и поступил. Но этот год давно прошел, и юношеский задор уступил место куда более рациональному поведению. А потому он просто и веско сказал:
– Если тебе интересно – я все расскажу. В дороге.
Голос ответил не сразу. Зигфрид незаметно показал другу большой палец: «Молодца!».
– Ты головастый малый, – сказал, наконец, голос из машины. – Мне это нравится. А этот громила с тобой – тоже потрепаться любит?
– Да не особо. Он воин.
– Да любой оборванец с гранатой – уже воин. А что он вообще может? В карты играет?
– В карты играешь? – быстро переспросил Слава.
Зигфрид с некоторым удивлением приподнял бровь:
– Можно и в карты. А можно и в «бутылочку». Не заставлять же тебя скучать. Судя по голосу, ты просто сногсшибательная красотка.
Мегафон сипло заржал. Отхохотавшись, голос бросил:
– Ладно, эти двое мне нравятся. Пусть залезают на борт. Я не привереда, но они должны понравиться и моим ребятам – а это уже сложнее.
Слава аж просиял. Поманил за собой, направившись в сторону кормового броневагона, по пути быстро наставляя:
– Ну что, Пузырь вас принял! Он дядька нормальный, хоть и странный немного. Остальные… Хм… Вы, главное, ничему не удивляйтесь и не таращьтесь на них, они этого не любят.
– А чего нам на них таращиться? – отозвался Зигфрид. – Ты нас не пугай, мы всякое видали.
Как оказалось, таращиться было на что.
Они остановились у крутого скоса шершавой броневой плиты. Тяжелая дверь в ней со скрипом ушла в темную глубину, и наружу вывалилась железная лесенка, выполнявшая, наверное, роль трапа. Слава кивнул спутникам: давайте вперед. Книжник сунулся было первым – и едва не отпрянул назад с диким воплем: из двери высунулась огромная, черная, жуткая обезьянья морда.
Нео! Черт возьми, команда бронепоезда – нео?!
– Привет… Ты – Пузырь? – дрожащим голосом произнес Книжник.
– Сам ты Пузырь, – рокочущим басом изверг нео. – Что таращишься, хомо? Так и будешь здесь висеть или внутрь зайдешь?
Переборов себя, Книжник шагнул через широкий железный порог в тесное пространство вагона. Внутри было сыро и душно. Под потолком бледно светились крохотные электрические плафоны, освещавшие ржавые стены тесного тамбура, из которого в обе стороны вели такие же железные двери.
Пришлось посторониться, чтобы пропустить спутников. Увидев нео, Зигфрид машинально потянулся за мечом, но вовремя опомнился и отвел руку.
– Привет, Тарзан, – спокойно сказал Слава. – Где все?
– Кто здесь, кто на охоте, – отвернувшись, сквозь зубы процедил нео. – Идите за мной, Пузырь хочет вас лично обнюхать.
После таких слов Книжник вполне допускал, что у этого Пузыря окажется какая-нибудь собачья морда, тем более что обитатели вагона вполне этому соответствовали. Пройдя вслед за Тарзаном в дверь по направлению к паровозу, новоявленные пассажиры словно очутились в зверинце – такая здесь стояла вонь. Имелись и самые настоящие клетки – железные прутья отделяли треть ширины вагона от пространства, заставленного жестяными ящиками и мешками.
Пытаясь рассмотреть, что же там, в клетке, семинарист приблизился к прутьям. И шарахнулся от неожиданности: в лицо ему бросился здоровенный, черный как смоль, рукокрыл. Зашипел что-то малопонятное, забрызгал слюной, пытаясь просунуть сквозь прутья омерзительную зубастую морду.
– Сидеть, Птичка! – рявкнул нео, и рукокрыл, огрызнувшись, попятился в темную глубину клетки.
Не успел Книжник прийти в себя, как из соседней клетки в его сторону протянулась рука в грязных обмотках. Схватила за куртку и с силой потянула к прутьям. Из мрака показалась голова, плотно замотанная в рваное тряпье. Воспаленные красно-желтые глаза, подрагивая, жадно оглядывали его.
– Ты кто такой? – обдавая смрадным дыханием, прохрипела дыра, заменившая этому чудищу рот.
Да это же дамп! Черт, не хватало только подхватить от этого пугала заразу! Книжник дернулся, отчего только треснула ткань камуфляжной куртки. Не теряя времени, дамп ухватился за куртку второй рукой.
– Отстань, урод! – заорал парень, упершись ногой в решетку.
На помощь пришли Слава и Зигфрид, не без труда вырвав его из лап «заключенного».
– Отдай ефо мне! – визгливо крикнул дамп. – Слыфь, Тарфан? Дай покурафиться, на мелкие куфочки покрошить, сладенькофо этофа хомо!
Он шепелявил, что выдавало гнилой, беззубый рот, и от этого к горлу подкатывала новая волна омерзения.
Нео в ответ лишь зевнул огромной пастью, полной кривых желтых зубов. Вместо него к решетке придвинулся Слава и сказал, насупившись, с неприкрытой угрозой:
– Притихни, Живоглот. Если ты его хоть пальцем тронешь – я из тебя душу выну! Если она еще есть в твоем гнилом теле!
– Не мнофо ли на сефя берефь, умник? – вкрадчиво поинтересовался дамп, припав затянутым тряпками лицом к решетке. – Я-то фдесь ф доле, а ты – профто паффажир, мяфо!
– Ты в доле, но в клетке, – отрезал Слава. – Надеюсь, ты меня понял.
– Это я пока ф клетке, – неприятным голосом вслед уходящим бросил дамп.
– Зачем его здесь держат? – спросил Зигфрид, когда они перешли из «зверинца» в узкий тамбур между отсеками. – Он, что, пленник?
Слава покачал головой:
– Нет. Он в доле – член банды.
– Что он, провинился? Чего его в клетке держат?
– Его всегда там держат. Он же дамп, кровожадный псих, ему доверять нельзя. Он же сам за свои действия не отвечает: ударит моча в голову – и давай всех полосовать.
– Ничего себе подельничек. И зачем они его, такого, держат?
– А затем, чтобы выпускать по мере надобности. В бою он – дикая сила. Стремителен, безжалостен, один троих стоит. Там, где другой замешкается, этот будет резать, душить, зубами грызть. И даже не за долю в добыче – так, за идею. А как покуражится, его на цепь и в клетку. Да он вроде и не в обиде – в одиночку-то ему не выжить.
– Это еще почему? – не понял Книжник.
– А он от септа отбился, – пояснил Зигфрид. – Ты что, забыл, что они только «семерками» ходят?
– Ну, слышал…
– Ну так вот, если дамп к какой-то такой группе не прибьется – то сдохнет, вроде как от тоски. А шансы встретить на пути неполный септ стремятся к нулю. Куда вероятнее, что его прикончат, как гадину. Кстати, полноценный септ его тоже прикончит.
– Почему? Он же, вроде как, свой?
– Потому что будет нарушать боевой порядок, а стало быть, будет раздражать сородичей. А что делают дампы, когда разражаются? Правильно.
– Но как же… В здешней банде, вроде, кроме него нет дампов!
– Но его же приняли за своего? Приняли. Стало быть, вопрос решен.
Так, болтая на отвлеченные темы, и добрались до «командирского» купе. Нео грохнул по мятой железной двери волосатым кулачищем, гаркнул:
– Привел!
Щелкнул замок, дверь открылась. Гости вошли внутрь.
«Купе» оказалось просторным кабинетом, больше напоминавшим капитанскую каюту. Здесь была поднятая сейчас к стене койка, стеллажи и главенствующий в «каюте» роскошный письменный стол. Стол был, несомненно, антикварный – полированного темного дерева с россыпью узоров и вензелей и зеленым сукном поверху. Очень гармонично смотрелся на этом сукне не менее роскошный канцелярский прибор из малахита с часами и глобусом. Что смотрелось куда менее эстетично – так это ноги в пыльных полусапожках и полосатых брюках, закинутые на стол. Ноги принадлежали плешивому толстяку, развалившемуся в огромном кожаном кресле потертой черной кожи. Толстяк был затянут в трещащую по швам засаленную жилетку поверх полосатой рубашки с самыми натуральными запонками на запястьях. Самое потрясающее – на жирной шее имелся галстук – вещь, которую Книжник видел только на картинках, и смысла в которой, в общем, не видел. Толстяк, похоже, тоже: уникальный предмет одежды болтался довольно свободно – видимо, завязанным мешал нормально дышать. Еще одним редким предметом одежды были круглые черные очки, скрывавшие взгляд. Редкие волосы были зализаны назад, в зубах сигара. Черт его знает, где этот тип ее раздобыл, но дыму она давала прилично, заволакивая кабинет и обдавая присутствующих удушливым чадом, не лишенным, впрочем, некоторого специфического аромата.
Пухлые пальцы небрежно постукивали по столу рядом с совершенно чудовищных размеров пистолетом, название которого не сразу всплыло в памяти Книжника.
«Маузер»! Легендарный «Товарищ Маузер» модели К-96! Точно такой он видел в музее Арсенала, где случалось бывать на экскурсиях еще в семинарские времена. Это оружие ассоциировалось у семинариста исключительно с революционными событиями трехсотлетней давности, с дикой вольницей Гражданской войны и, как ни удивительно, с бронепоездами. Не по такой ли ассоциации хозяин раздобыл себе этот редкий экземпляр? Стреляет это пугало или нет – большой вопрос, но если толстяк рассчитывал произвести на гостей впечатление, то этого он, несомненно, добился.
Хозяин мог не утруждать себя представлениями. Невооруженным взглядом было видно, что перед путниками – тот самый Пузырь.
– А вот и они! А я уже заждался, – с необычной для своей комплекции резвостью толстяк сдернул ноги со стола, вскочил с жалобно скрипнувшего кресла и подошел к вошедшим.