Только ближе к вечеру из леса вдруг вынырнул Сашка, который принялся бестолково топтаться на пляже и озираться, а потом явно вознамерился уходить. Раймонд и Эрика выскочили к нему навстречу из леса, заметно испугав этим. Но в следующую секунду парень их узнал и заключил обоих сразу в костеломные объятия.
— Мы так за вас волновались! Вообще не представляли, что с вами могло случиться. Мы же видели только, как вы рванули к скалам, а за вами — половина племени!
— А сами-то вы куда подевались? И где потом отыскали Кору?
— Не поверите, но мы отсиделись в палатке Фильки. Нам как-то удалось сразу туда юркнуть и притаиться. Они как чувствовали, что мы там, сновали вокруг, но так и не сообразили, как открыть вход. Для них это нечто футуристическое и безумное. В общем, мы там сидели несколько часов, боялись выйти. Потом не знали, что делать: очень переживали за вас, Кору и Антонио, решили, что палатки всё же лучше перенести. Мы пошли по реке и поставили всё снова в горах, правда, там места мало, так что теперь придётся спать по двое. А вам решили на камне записку оставить, это уже когда Кора вернулась: она заблудилась в лесу так, что её даже индейцы найти не смогли, и только к самому рассвету и выбралась, мы как раз думали, как нам унести-то всё, что мы собрали, она нам и помогла. Она была в норме, разве что похихикивала нервно. А вот Антонио мы больше уже не видели.
— И фиг-то с ним, он предатель! — строго сказала Эрика. — Пошли, веди нас в новый лагерь, мы жрать хотим.
Пришлось утомительно долго подниматься вдоль реки, ибо новое место находилось довольно высоко и очень далеко от моря. Три палатки были с трудом втиснуты между деревьями, а около воды, прямо на скале, был разведён малюсенький костерок. Филька и исцарапанная ветками Кора тут же бросились обнимать Эрику.
— Я бегала, бегала по этому лесу, кошмар какой-то, — сообщила жалобно Кора. Как ей удалось уйти от преследования, объяснить она не могла.
Эрике и Раймонду пришлось рассказать о том, как они убегали и прятались, а Филька в красках описала, как они с Сашкой сидели в палатке, не дыша, а индейцы шныряли вокруг и не могли сообразить, как попасть внутрь.
— Честно говоря, мне во всё это с трудом верится. Такое ощущение, что им не очень-то и надо было нас ловить, просто напугать хотели, — сказала Эрика, которая сутки провела в купальнике и была безумно рада наконец одеться. — А ещё неизвестно, какова роль Антонио во всём этом. Он как будто нарочно привёл их к нам, да и вопил как будто как-то наигранно…
— Интересно, где он теперь? У нас-то места для него по-любому нет, вряд ли кто-то захочет тесниться с ним в одной палатке… Кстати, а как будем распределяться мы? — поинтересовался Сашка.
Из всех вариантов выбрали самый безобидный: Кора и Эрика вместе, Сашка и Раймонд тоже, а Филька в гордом одиночестве. Но как только это было решено, как из леса припёрся чумазый Антонио, и создал своим присутствием проблему. Эрика вообще считала, что надо отдать ему его палатку, и пусть уматывает. Но все остальные не знали об их с Раймондом подозрениях и решили сжалиться над засранцем. Кора так и вообще, кажется, вообразила, будто Антонио спас их, предупредив об опасности с риском для жизни, и совершенно забыла, почему погнула бабулин канделябр. У Эрики всё это не укладывалось в голове, и она была до крайности возмущена нелогичным поведением лучшей подруги. О том, где шлялся и как нашёл каннибалов, Антонио промямлил что-то невнятное, выходило, что он просто встретил их в лесу и стал убегать. Как нашёл их сейчас, он тоже так и не объяснил — сделал вид, что не понял вопроса. Эрика подозревала, что он прятался в лесу и следил за Филькой и Сашкой, это было единственное доступное объяснение. А о своих ночных выходках он даже не вспомнил и не извинился.
В общем, теперь получалось, что Сашка и Филька будут ночевать вместе, а Раймонду придётся терпеть Антонио, и других возможных вариантов нет. Раймонд едва заметно закатил глаза, но ничего не сказал по этому поводу. Антонио попытался предлагать другие комбинации и сильно пошлил, поэтому Эрика слазила в чемодан Коры, демонстративно зажгла от костра свечу и пристроила канделябр рядом на камешек, «для создания интимной атмосферы». Теперь Антонио с опаской поглядывал на сие орудие и больше не наглел. Радя неумело законспирировал смех под кашель.
После пережитых приключений все были в слегка истерическом настроении, так что ужин прошёл очень весело. У Коры даже живот от смеха заболел, потому что то Эрика, то Раймонд или Филька постоянно отмачивали что-нибудь, а все остальные с готовностью поддерживали и реагировали очень бурно, и хохот стоял дикий. Один Антонио всё пытался утихомирить их: «Папуасы придут!». Он сидел с кислой миной, боязливо поглядывая на лес и теребя бусики. Когда он сказал это в третий раз, Эрика раздражённо поведала ему о разнице между папуасами и индейцами и выразила вежливое недоумение, чего это он так боится папуасов, если они столь схожи с ним по культурному уровню. Кора во время всего монолога незаметно пихала её, ибо как будто вознамерилась помириться с Антонио, но это сердило Эрику ещё больше, так что к концу ужина все уже икали от хохота, представляя, как Антонио в перьях и с костью в носу отплясывает ритуальный танец, размахивая чьей-то аппетитно поджаренной волосатой ногой в шлёпанце. Будь Антонио умнее, он поржал бы вместе со всеми и был бы оставлен в покое, но он оскорблённо поджал губешки и удалился в палатку, тем самым закрепив новую дразнилку на многие последующие дни.
Когда Раймонд через пару часов тоже решился отправиться спать, ему пришлось с брезгливым видом откатить с дороги развалившегося по диагонали и старательно делавшего вид, что спит, Антонио, и выслушать от Сашки пьяное напутствие, мол, смотри, не подавай мне повода для ревности. Молча взглянув на него с укоризной, Раймонд перешагнул через Антонио и скрылся в палатке, правда, ещё некоторое время тихо ругался оттуда. Неизвестно, как почти двухметровый молодой человек умудрился так сложиться, что поместился там. Некоторое время то в одной, то в другой палатке кто-нибудь продолжал похохатывать, но постепенно все уснули и затихли.
Эрика, немного сердитая на Кору за её непонятные закидоны, и просто скучающая по вчерашним поцелуям, искренне предпочла бы, чтобы Кора и Раймонд поменялись местами. Но это, конечно, было невозможно, ибо Коре быстро пришлось бы понять, что иллюзии на счёт Антонио она строит от скуки. Так что оставалось только успокаивать подругу, когда та во сне начинала размахивать руками, видимо, бегая в панике по лесу и отводя от лица ветки, и могла в любой момент стукнуть Эрику по носу.
Под утро девушке снова приснился яркий, странный сон. На этот раз действие разворачивалось на этом же острове, но здесь были те загадочные создания, глядящие пристальными пурпурными глазами и говорящие, не открывая рта, и она, казалось, была такой же, как и они. Все они собрались в той самой пирамиде, которую ребята нашли во время прогулки по острову, но пирамида эта была только что построена, и фрески на стенах ещё не высохли. Эрика помогала рисовать их, и рисовала, почему-то, саму себя. Здесь был и Раймонд, вполне узнаваемый, но тоже имевший нечеловеческий облик, и она называла его каким-то ещё более странным именем, и вообще произносила сложные слова на незнакомом языке. Они были не особенно нужны, ведь большую часть смысла она передавала через разум, но по пробуждении эти слова ещё какое-то время звучали у неё в голове и были полностью ей понятны, пока половина не забылась и суть не рассыпалась, как это всегда происходило с этими снами, как ни досадно. Ей запомнилось только странное словосочетание, «сайнэ ярама» или вроде того. Это было очень важно. Как же звали во сне Радю? Это имя казалось таким простым и родным, а она его забыла…
Растревоженная этими странными видениями, Эрика знала, что больше ничего на эту тему ей сегодня не покажут, и ей не хотелось снова засыпать и окончательно разрушать каким-нибудь бредом то, что она всё-таки ещё помнит. Поэтому она вылезла из палатки и обалдела: остров был покрыт белым туманом, который растекался между деревьями и полностью скрывал от глаз море внизу, так что казалось, что они находятся на крошечном островке, торчащем прямо из облаков. Из этой белой дымки как-то потусторонне звучало журчание реки.
— Классно, правда? — спросил Раймонд.
Он сидел на камне около реки и курил, слегка замёрзший и кутающийся в косуху.
— Наверное, индейцы даже не попадут в нас из лука в таком тумане, — заметила Эрика.
— Посиди со мной, — попросил он и подвинулся, кладя на камень сложенное полотенце.
Эрика на секунду нырнула в палатку и достала из рюкзака толстовку, потому что сейчас было по-настоящему зябко, закуталась в неё и устроилась рядом с парнем.
— А чего не спишь? Антонио-таки выжил тебя из палатки?
— Ну вот ещё! Я сам ушёл, — возмутился Раймонд, давая ей прикурить от зажигалки. Из-за тумана сигареты казались влажными. — Спина разболелась просто. Я же не креветка, в конце концов.
— Раньше прямо на песке можно было спать. А тут на камнях не особо поспишь, да ещё туман этот…
— То-то и оно, — вздохнул Радя.
Он, прищурившись, смотрел вниз, туда, где под туманом пряталось море. Эрика устремила взор туда же, продолжая обдумывать свой странный сон.
— Сайнэ ярама… — пробормотала она.
— Я тебя тоже, — рассеянно отозвался Раймонд. Потом вдруг встрепенулся: — Что ты сказала?
— Не знаю, — призналась Эрика, — это фраза из сна, который мне сегодня приснился. Мне всё время что-то странное снится в последнее время.
— Ну-ка, расскажи-ка, — попросил Раймонд. Он очень внимательно выслушал всё, что она сумела вспомнить, и становился при этом всё более задумчивым.
— Ты знаешь, я пару раз видел нечто подобное. И на языке этом странном я говорил. А тебя во сне все называли какой-то Офаэной, или каким-то подобным именем…
— Я вспомнила! Энаврок! Так я к тебе обращалась сегодня.
— Ну, и что это, по-твоему, всё такое? — нахмурился он, вздрогнув от звука этого имени: оно явно было ему знакомо.
— Такое ощущение, что это воспоминания из прошлой жизни. Мы были инопланетянами и на этом острове помогали индейцам строить пирамиду.
Раймонд рассмеялся.
— Видать, не зря я всю жизнь чувствую себя инопланетянином.
Они ещё немного пообсуждали сны, но, к сожалению, помнили из них очень мало. Раймонд ещё долго обнимал Эрику, они говорили обо всём на свете, и им было очень тепло и уютно. Эрика, пожалуй, согласилась бы сидеть с ним вот так целую вечность. А когда он целовал её, она вообще теряла голову.
Туман постепенно рассеялся, но небо всё равно было затянуто дымкой, и солнца сегодня явно не предвиделось. Впрочем, Эрика, уставшая от жары, была этому очень рада. К полудню из палаток стали вылезать все остальные.
— Ну вот, ещё и погода испортилась, — тут же начал бухтеть Антонио.
Он вовсе не спал: сначала был обижен шутками Эрики и строил планы мести, потом рядом лежал Раймонд, и бедняга не мог понять, какие же чувства у него вызывает такое соседство, а оно явно какие-то вызывало. В итоге он пришёл к успокаивающей мысли, что ненавидит Раймонда. Разумеется, не просто так, а за то, что его любит Эрика. Которую Антонио, кстати, тоже ненавидит, потому что девица совершенно забыла, где её место. Ну а потом он подполз как можно ближе к выходу из палатки и жадно слушал воркотню этих двоих у реки, но многого не понимал. И бесился, понимая, что когда замолкают, они целуются. Грёбаные запаренные романтики, нормальные люди давно бы уже потрахались и поженились по приезде домой, родили пару ублюдков и через год развелись, а эти там о философиях и свободах всяких беседуют. Что можно говорить с бабой об этом всём? Он уверял себя, что когда ему невдомёк то, что говорит Эрика — так это оттого, что она дура, а когда невдомёк то, что говорит Раймонд — так это оттого, что тот слабак. Всё же очевидно и ясно.
Всё это было совершенно невыносимо для бедняжки Антонио.
Друзья как раз подумывали, не стоит ли позавтракать, когда услышали отдалённый гром. Через некоторое время стало понятно, что гроза движется в их сторону. Кора и Эрика продолжали сидеть у костра и наблюдать, как в море опускаются широкие столбы света, всё ближе и ближе к острову. Антонио ругался и ныл, остальные суетились, на всякий случай делая запас сухих дров и прикидывая, как бы это устроить навес над костром — кто-то ляпнул, что, вероятно, начинается сезон дождей, и питаться несколько месяцев одними сырыми фруктами и мёрзнуть не хотелось.
Кора под шумок подвинулась ближе к Эрике и стала рассказывать ей свой сон. Оказывается, подруга всю ночь листала какие-то здоровенные древние фолианты со странными рунами, которых она не понимала, но читала как бы между строк и смысл написанного попадал напрямую в её мозг. В одной из книг было подробно и восторженно написано про Эрику, которую тогда звали как-то совсем иначе, а Кора возмущалась, что про неё, ближайшего боевого товарища, ничего не написали. А ещё Раймонд и Эрика сражались на мечах, долго и яростно, они кружили по огромному залу, растрёпанные и раскрасневшиеся, и ни один не мог победить другого. Казалось, им это просто нравилось, они как будто так танцевали. А потом Кора обнаружила, что у неё на руке семь пальцев, вздрогнула и проснулась.
В этом месте рассказа вздрогнула как раз Эрика. Она стала допытываться, не снилось ли подруге в последнее время ещё чего-нибудь в том же духе.
— Ну, сегодня-то ночью я всё по лесу блуждала и искала вас. Никак не отделаться мне от этого леса теперь…
— Это я знаю. Так руками махала, что чуть не пришибла меня пару раз. Ты постарайся вспомнить, не снилось ли тебе чего-нибудь странного или повторяющегося, в последний месяц где-то. Потому что мне во снах какой-то сериал показывать ещё дома начали, я тебе собиралась рассказать, да со всей этой вознёй как-то недосуг всё было. И, что самое главное, Раде этот «сериал» снится тоже!