Добраться сюда можно было двумя путями: либо на «ракете» от Северного речного вокзала, либо по шоссе через дамбу, но тут требовалось специальное разрешение, которым успели запастись сопровождавшие Риту монументальные охранники. Разместили ее в комфортабельном двухэтажном особняке, который арендовало для своих нужд сыскное агентство «Глория», предоставив девушке весь верхний этаж. После бессонной ночи она настолько устала, что сразу по прибытии на место беззастенчиво завалилась спать и проснулась лишь на следующее утро.
Разбудил ее узкий солнечный луч, украдкой просочившийся в окно и коснувшийся лица. Блаженно потянувшись, Рита открыла глаза и долго лежала, наслаждаясь непривычной тишиной и покоем. Когда она наконец встала и спустилась вниз, ее уже ждал завтрак и горячий кофе со сливками. Плечистые молодые охранники встретили свою подопечную смущенными улыбками. Игорь и Виктор оказались довольно милыми застенчивыми парнями, хоть и не особо разговорчивыми. Никаких вопросов не задавали и вели себя как подобает истинным джентльменам. Пока Рита спала, один из них даже успел смотаться в Москву и привезти оттуда все, что могло бы понадобиться девушке во время ее вынужденного отдыха.
Первым делом Рита поинтересовалась: не звонил ли Саша? Оказалось, уже звонил и обещал скоро приехать. Обрадовавшись, девушка спросила, нельзя ли ей сходить искупаться? Разумеется, можно. И все трое отправились на близлежащий пляж. Но в отличие от Риты молодые охранники остались на берегу и, хотя вокруг никого не было, продолжали зорко нести свою службу.
Наплававшись вдоволь и немного позагорав, Рита ощутила долгожданный прилив сил и постепенно начала верить, что не все в ее жизни так плохо, как недавно казалось. С мокрыми волосами, в одном купальнике она лежала на песке, когда со стороны пристани раздался гудок подходившей «ракеты». Девушка подняла голову и потому, как переглянулись ее охранники, поняла, что с минуты на минуту ее ждет сюрприз. И вскоре из-за окружавших пристань старых плакучих ив действительно появилась знакомая фигура Турецкого.
— Саша! — радостно воскликнула она. И вскочив на ноги, влекомая неосознанным порывом, грациозно устремилась ему навстречу, размахивая полотенцем.
Турецкий невольно опешил. Остановившись перед ним в двух шагах, она смущенно взглянула на него блестящими радостными глазами из-под распущенных влажных волос. А он был не в силах оторвать взгляд от ее восхитительной, почти обнаженной фигуры.
— Ну здравствуй, — мягко произнес он. — Видишь, это я…
Больше всего на свете ему хотелось сжать ее в объятиях и поцеловать. Но вместо этого он просто погладил ее по щеке и улыбнулся. Девушка со вздохом уронила голову ему на плечо.
— Слава Богу, ты жив…
— А я вообще бессмертный, — горько пошутил Турецкий, гладя ее пахнущие рекой влажные спутанные волосы.
Войдя в дом, он остался доволен местом, где поместили Риту, и мысленно пожал руку Денису.
— Все нормально? — между делом спросил Александр Борисович у охранников.
— Нет проблем, командир. Правда, вчера, когда сюда ехали, какой-то джип пытался сесть нам на хвост. Но мы от него оторвались…
— «Чероки»? Черный, с затемненными стеклами?!
— Он самый.
— Номер засекли?
— Ясное дело. Даже с ГАИ связаться успели. Номер липовый.
— Понятно, — нахмурился Турецкий. — Вот что, мужики: дело серьезное, так что вы особенно не расслабляйтесь…
Впрочем, этого он мог и не говорить, так как, по словам Дениса, это были самые надежные ребята в его команде.
После обеда, когда жара наконец стала ослабевать, Турецкий под руку с Ритой отправился немного пройтись по берегу канала. Из соснового леса на высоком откосе смолисто тянуло хвоей. Над водой с криками носились чайки. Время от времени мимо с гулом проносились «ракеты» и проплывали белые речные теплоходы.
— Даже не знаю, как мне тебя благодарить… — смущенно сказала девушка.
— За что? — пожал плечами Турецкий. — Разве я сделал что-то особенное?
— Ты спас меня, или этого мало?
— О спасении пока говорить рано. Скажем так: я на время избавил тебя от опасности.
— Тебе удалось что-нибудь выяснить?
— Почти ничего, — и Турецкий, не вдаваясь в подробности, рассказал ей о беседе с «вампиром» и убийстве Лапидуса.
— Какой ужас… Неужели это все из-за меня?
— Едва ли. Но это не значит, что для тебя все уже кончилось.
— Я боюсь, Саша, — с тревогой произнесла девушка. — И за себя, и за…
— За меня бояться не надо. Это моя работа. А тебе, пока ты здесь, ничего не угрожает.
— Но мне надо как-то сообщить маме.
— Не беспокойся об этом. Возьмешь у ребят сотовый телефон и позвонишь. Скажешь, что отдыхаешь на даче у подруги.
— У меня нет подруг, и она это знает, — вздохнула Рита.
— Почему?
— Я уже говорила тебе. Так получилось…
— Да… Ты многого о себе не рассказала. Я вовсе не настаиваю. Но чтобы помочь человеку разобраться с настоящим, полезно знать и его прошлое…
— В моем прошлом нет ничего, что могло бы иметь отношение к этому делу, — опустив голову, сказала девушка. И уселась на берегу среди высокой травы.
— Позволь мне судить об этом, — сказал он, присаживаясь рядом.
— Что тебя интересует? — помолчав, спросила Рита.
— Все… Для начала расскажи о своей семье.
Девушка вздохнула.
— Я уже говорила: мои родители работали в КГБ. Это были совершенно особенные люди. Сколько я себя помню, у нас в доме всегда царила атмосфера скрытности, тайны, недоговоренности. Родители никогда не говорили всей правды. И нас с братом учили поступать так же. Говорить одно, делать другое, думать третье. Поэтому мы всегда лгали: нашим соседям, одноклассникам, друзьям и знакомым. Это называлось «разумной дезинформацией», чтобы не вызывать подозрений. Мы выросли на лжи и дышали ложью. Порой нам казалось, что так живут все, что вся эта страна насквозь пропитана ложью. Это было невыносимо… Первым не выдержал мой старший брат. Сколько раз он пытался уйти из дома! Водился с хиппи на Арбате. Баловался наркотиками. Мать с отцом на него безжалостно давили. Пытались образумить. А он кричал, что ненавидит всех и вся, и рвался навсегда уехать из «этой проклятой страны». И в конце концов уехал в Америку. С тех пор я ничего о нем не знаю…
Мимо снежным айсбергом величественно прошел огромный белый теплоход, и девушка долго провожала его грустным задумчивым взглядом.
— А ты, — спросил Турецкий, — ты сама хотела бы отсюда уехать?
Рита отрешенно покачала головой.
— Иногда я чувствую себя здесь, как в тюрьме, и мне невыносимо хочется этого. А порой начинает казаться, что на земле просто нет такого места, где мне могло бы быть хорошо, где я могла быть счастлива…
— Ты бывала за границей?
— Никогда. Да и России толком не знаю. Путешествовала лишь по книгам и… Впрочем, это неважно.
— Как же ты можешь судить о том, чего не знаешь?
Рита покачала головой.
— Прости, Саша… Может быть, это прозвучит жестоко, но я давно поняла, что в этой стране можно родиться и умереть. Но жить здесь нельзя. Особенно — по-человечески…
Они говорили еще долго. О Ритином детстве, ее увлечении живописью, старых друзьях и знакомых. Но Турецкий чувствовал, что она так и не сказала ему самого главного. Затаила какую-то сокровенную мучительную боль, которая с недавних пор поселилась у нее в душе и не отпускала. Впрочем, он и не настаивал. Будучи опытным психологом, Турецкий окончательно убедился, что в прошлом Риты действительно нет ничего, что могло бы иметь отношение к этому делу. И отныне решительно отмел всякие сомнения в ее неискренности.
Ближе к вечеру, когда они рука об руку молча подходили к дому, навстречу вышел один из охранников и озабоченно произнес:
— Александр Борисович, вам с Петровки уже три раза звонили!
Взяв у него мобильный телефон, Турецкий отошел в сторону и быстро натюкал Славкин рабочий номер.
— Есть новости? — дождавшись ответа, спросил он.
— Не то слово! — обрадовался Грязнов, услышав его голос. — Бросай все и немедленно дуй сюда! Тут такая любопытная картина нарисовалась. В общем, есть о чем поговорить… А мне как раз пивка холодненького захотелось дернуть, — предложил он. — Так что приезжай и сообразим на двоих…
Отключив телефон, Турецкий взглянул на Риту. В глазах ее были тревога и тоска.
— Опять уезжаешь? — дрогнувшим голосом спросила она. — Я… Мне было так хорошо с тобой, так спокойно…
— Я вернусь, — обняв девушку за плечи, сказал он. И нежно поцеловал ее душистые льняные волосы.
Спустя несколько минут неразговорчивый Денискин сыщик уже мчал его на красной «ауди» в Москву. Турецкий улыбался. Перед ним стояли волнующие глаза Риты и ее приоткрытые губы…
После покушения на мальчика и гибели лейтенанта Лешко у Николая Степановича Горенко уже не осталось сомнений в крайней серьезности и опасности этого странного дела. По согласованию с руководством злополучного парнишку негласно спрятали в надежном месте, а сам капитан Горенко на следующий же день отправился в Москву, к своему старому знакомому из МУРа.
Когда-то они были закадычными друзьями. Рядовыми оперативниками начинали свою нелегкую службу. Потом их дороги разошлись. Однако Николай Степанович не сомневался, что старый приятель его не забыл и непременно поможет.
Войдя в кабинет первого заместителя начальника МУРа, он поначалу даже не узнал в этом солидном полковнике прежнего Славку Грязнова. Зато тот узнал его сразу и очень обрадовался.
— Коля! Ах ты, старый черт! Какими судьбами?!
— Да вот, товарищ полковник, — явно смутился Горенко под впечатлением трех больших звезд, сиявших у того на погонах. — Нужда к вам привела, так что не обессудьте.
— Очумел ты, что ли? — обиделся Грязнов. — Нашел кого по званию величать! Или забыл уже, как мы с тобой водку из одной бутылки жрали?!
— Забыть не забыл, а устав соблюдать надо.
— Ах ты служака! — улыбнулся Вячеслав Иванович, похлопывая гостя по спине. — Мегрэ Балашихинский! Ну, проходи. Садись. Рассказывай, что у тебя за дело?
— Тут у нас, Славик, такая каша заварилась, не знаем что и думать… — И Николай Степанович принялся рассказывать.
По мере этого рассказа лицо Грязнова все более светлело, а в голове шла лихорадочная работа мысли.
— Как звать парнишку-то? — спросил он.
— Сережа.
— А фамилия?
— Фамилию он назвать побоялся…
— Елки-моталки, неужто тот самый?! — оживился Грязнов. — Эй, дежурный! — позвал Вячеслав Иванович. — Ну-ка, браток, срочно отыщи мне ту мамашу, что недавно здесь у нас голосила!
— Есть, товарищ полковник.
— А теперь послушай, что он мне рассказал, перед тем как ему в окно гранату подбросили, — продолжал Горенко.
Открыв старенький потрепанный «дипломат», Николай Степанович извлек оттуда такой же старый диктофон и вручил его Грязнову.
— Техника не ахти какая, — виновато улыбнулся он. — Но самое главное разобрать можно.
Пока Грязнов сосредоточенно слушал шипучую запись, Николай Степанович вновь мысленно похвалил себя за находчивость. Не зря перед разговором с мальчиком он упрятал этот диктофон в маленькую наручную сумчонку, какие в народе почему-то именовали «пидараска». Будто чувствовал, что пригодится.
— Мать честная! — ошеломленно произнес Вячеслав Иванович. И от всей души стиснул руку старого приятеля. — Ты даже не представляешь, Коля, что ты нам принес! Это же…
Так и не договорив, он взял со стола мобильный телефон и принялся звонить Турецкому. Но охранники на острове ответили, что прокурор гуляет по берегу с Ритой. Тогда полковник Грязнов снова вызвал дежурного и велел ему срочно разыскать капитана Акимушкина, который занимался делом об исчезновении Сережи Краснолобова.
— Вызывал, Вячеслав Иваныч? — осведомился тот, заглянув в кабинет.
— Проходи, Максимыч! Садись. Вот, знакомься, мой старый боевой товарищ Коля Горенко. — Два капитана крепко пожали друг другу руки. — Ну-ка, Женька, — продолжал Грязнов, — покажи ему фотку того пацана, которого вместе с телевизором украли!
Акимушкин раскрыл кожаную папку для бумаг.
Взглянув на фотографию, Николай Степанович изумленно взглянул на обоих своих коллег и произнес:
— Это он…
Грязнов на манер своего друга Сашки Турецкого взволнованно прищелкнул в воздухе пальцами.
— Слушай, Степаныч, а где сейчас находится мальчик? С ним можно поговорить? — спросил он.
— Мальчика мы спрятали, — ответил тот. — На всякий случай. А поговорить с ним в ближайшее время едва ли возможно. После того, что он пережил, у ребенка глубокий шок. Так что врачи запретили… Вот тебе кассета с его показаниями. Больше он все равно ничего не знает.
— Ну, удружил ты нам, старина! — встав с кресла, первый заместитель начальника МУРа крепко пожал руку провинциального следователя. — Ну удружил… Теперь можно начинать раскручивать дело на всю катушку.
— Какое все-таки дело?
— Извини, Коля. Пока это тайна следствия. После расскажу…
— Стало быть, нам теперь от ворот поворот? — усмехнулся Горенко.
— Угадал, старик, — ответил Грязнов. — Впрочем, с убийцей вашего товарища вы, думаю, и сами разберетесь… А в остальном, как говорится, поклон от столицы!
— Ну вот, так всегда: генералу — орден, а солдату — слава, — скромно заметил Николай Степанович.
Вошел дежурный и негромко сказал Грязнову несколько слов. Вячеслав Иванович кивнул и, обняв старого товарища, отвел его в сторонку.
— Вот что, Коля, тут сейчас приедет мать этого мальчонки. Ты уж не в службу, а в дружбу возьми «дежурку» да отвези ее к нему. Смотреть больно, как измаялась женщина…
— Ясно, товарищ полковник, — ответил Горенко.
— Ну, будь, служака! — хлопнув его по плечу, улыбнулся Грязнов. — И заглядывай к нам на огонек. Посидим, чекушечку раздавим. Поговорим о том, о сем. Может, и об этом деле…
Телефонный звонок из милиции разыскал Людмилу Евгеньевну на работе. По правде говоря, трудиться в полную силу она не могла (спасибо, выручали подруги), но продолжала ходить на завод, чтобы не оставаться наедине со своими горькими мыслями.
Устремившись к телефону в кабинет начальника цеха, Людмила Евгеньевна от волнения не чуяла под собою ног. «Неужели нашли? Сереженька, мальчик мой! Только бы…» Секретарша начальника с тревогой протянула ей телефонную трубку. О несчастье с Людмилой Евгеньевной в цеху давно знали все и втайне сочувствовали ей.
Опершись о стол, чтобы не упасть, женщина взяла трубку.
— Краснолобова слушает…
Пока она говорила, молоденькая секретарша исподтишка наблюдала за ней, готовая при необходимости оказать первую помощь. Но помощи не потребовалась. На глазах у Людмилы Евгеньевны неожиданно выступили слезы. Дыхание перехватило. И неловкой рукой положив трубку, она закрыла глаза и прошептала:
— Слава тебе, Господи…
Известие о том, что мальчик нашелся, мигом облетело весь цех и едва не парализовало работу. Все наперебой спешили поздравить Людмилу Евгеньевну и ободрить ее. Разумеется, начальник цеха безоговорочно отпустил женщину с работы, и она бросилась на проходную, куда за ней вскоре должна была подъехать машина из милиции.
В большой черной «Волге», в каких Людмиле Евгеньевне сроду не приходилось ездить, сидели двое. Водитель и пожилой скромный мужчина, назвавшийся следователем из подмосковной Балашихи. По дороге он вкратце рассказал женщине, где и при каких обстоятельствах был найден ее сын, а также мягко намекнул, что тот находится в тяжелом состоянии. Но бедная мать все равно была счастлива. Ее мальчик был жив, и это главное!
Несмотря на то что машина, включив мигалку, неслась с бешеной скоростью, Людмиле Евгеньевне казалось, что они едут невыносимо медленно, и она слезно умоляла шофера поторопиться. Оставив позади Москву, «Волга» устремилась по шоссе в сторону Балашихи. Потом еще долго колесила по тихим улочкам подмосковного городка. Наконец, въехав через железные ворота на какую-то охраняемую территорию среди березовой рощи, машина остановились возле скромного двухэтажного дома с колоннами.