— В одиночку? Нет, предпочитаю общую камеру, — иронично заметил Турецкий. — Кстати, надеюсь, ты не возражаешь, если твой племянник и его ребята составят мне компанию?
Вячеслав Иванович сокрушенно вздохнул. Пытаться возражать было совершенно бессмысленно. Единственное, о чем он напоследок попросил, — это удерживать Дениску от всяческих необдуманных действий.
— И вот еще что, Слава: я бы хотел, чтобы ты передал в мое распоряжение Майера. Но как бы негласно. Скажем, отправив его в отпуск?
— Ладно, так и быть, подошлю тебе нашего одесского Ганса. Я слышал, будто он уже сумел чего-то раскопать по части того гуманитарного фонда. Но и ты гляди, не лезь на рожон! — строго предупредил Грязнов. — И вообще, держи меня в курсе…
— Заметано.
— Дядя Слава! — неожиданно вмешался насмешливый голос его племянника Дениса. — Да вы не беспокойтесь! Мы с ребятами за господином прокурором присмотрим…
И повесил трубку, нахал.
…Разговор с Ритой получился довольно странный. Турецкому с самого начала показалось, что она хотела его о чем-то спросить, но так и не решилась. Ее желание на время уехать за границу его совершенно не удивило. Для человека, оказавшегося в таком положении, это было вполне естественно. И Александр Борисович охотно согласился помочь девушке. Что же касается фотографа, то среди ее знакомых он был только один, и Рита объяснила Турецкому, как найти его фотостудию, где она однажды побывала. Под конец девушка неуверенно спросила, не собирается ли он приехать на остров? Разумеется, как только покончит с делами. Но такой ответ вызвал у нее заметное разочарование. И ощущение смутной недоговоренности, оставшееся после этого разговора, еще долго не давало Турецкому покоя.
По возвращении в Москву, обсудив с Денисом их ближайшие планы, Александр Борисович решил немедленно ехать по указанному Ритой адресу. Между тем Грязнов-младший неожиданно вызвался организовать для нее выездные документы, заявив, что с этим проблем не будет, поскольку у него вообще «все схвачено», чем поверг «дядю Сашу» в немалое изумление. На том и разошлись. Вернее, разъехались. Турецкий — на метро. А Денис — на своей респектабельной «ауди»…
Фотостудия располагалась в одной из стандартных и безликих «стекляшек» из трех этажей, какие в эпоху развитого (но так и умершего в зародыше) социализма именовались просто «Дом быта».
— Простите, где я могу найти Левитина Юрия Николаевича? — спросил Турецкий у пожилой женщины-администратора, безнадежно скучавшей за столом, украшенным разнокалиберными образцами фотографий.
— Юрочку? Сюда проходите, мужчина, — приветливо улыбнулась она, указав в сторону двери с угрожающей казенной табличкой: «Посторонним вход воспрещен». — По коридору и направо…
В гулком темном коридоре с выщербленным кафельным полом стояла освежающая прохлада и характерный запах химреактивов. Из приоткрытой двери лился на пол кровавый свет красного фонаря. Заглянув в лабораторию, Турецкий с удивлением обнаружил там среди массивных фотоувеличителей и огромных жестяных ванн с растворами щуплого, женственного парнишку в одной коротенькой футболке и непременных стереонаушниках. Покачивая головой в такт музыке, он восседал на вертящемся табурете и машинально штамповал фотографии.
Остановившись в дверях, Турецкий деликатно кашлянул, что, однако, не произвело никакого эффекта. Пришлось подойти поближе и мягко тронуть фотографа за плечо. Увидев незнакомого мужчину, парень невольно вздрогнул и, сбросив наушники, разочарованно спросил:
— Что, опять пересъемка?
— Извините, не понял…
— Вы насчет фотографий?
— В общем, да, — кивнул следователь. — Это вы Юра?
Вместо ответа паренек вдруг непринужденно рассмеялся:
— Нет, я Зося!
Только сейчас Турецкий разобрал в этой кровавой полутьме, что перед ним была некоторым образом девушка, хоть и подстриженная под мальчика, очень миленькая и курносенькая. А ее откровенно пляжный наряд тотчас поверг изумленного прокурора в легкое замешательство.
Развернувшись на вертящемся табурете, девушка окинула его с головы до ног искушенным взглядом и кокетливо спросила:
— Так вам, значит, нужен Левитин?
Турецкий со вздохом развел руками:
— Увы… Надеюсь, вы поможете мне его найти?
— Нет проблем, — улыбнулась девушка. И соскочив на пол, манерной походкой манекенщицы направилась к двери, бросив на ходу:
— Идите за мной…
Глядя на ее легкую соблазнительную фигурку, Турецкий не без сожаления поспешил отвести взгляд.
— Юра! — позвала девушка, постучав в соседнюю запертую дверь. — К тебе пришли!
— В чем дело, Стрекоза? — отозвался изнутри недовольный мужской голос. — Я же говорил, у меня проявка! Ну хорошо, пусть подождут немного…
— Не забудьте скорчить ему ужасную рожу, он это любит, — предупредила Зося. И многозначительно добавила напоследок: — А я, между прочим, тоже неплохо снимаю…
Что именно, она не стала уточнять. Впрочем, Турецкий и сам догадался, что эта милая девушка была специалистом широкого профиля.
Спустя несколько минут дверь лаборатории приоткрылась, и из нее выглянула плешивая голова немолодого плотного мужчины с представительной интеллигентской бородкой.
— Вы ко мне? — спросил он, смерив вопросительным взглядом незваного гостя. — Простите, что-то не припоминаю…
Турецкий представился и показал свое удостоверение.
— Генеральная прокуратура? — несказанно удивился фотограф. — Но, собственно… А при чем здесь я?!
— Кроме всего прочего я друг Риты Крыловой. Из ночного клуба «Саломея». Припоминаете?
— Марго? Ну, конечно! Только…
— Дело в том, что она попала в беду, — пояснил Турецкий. — И чтобы помочь ей, мне, возможно, потребуется ваша помощь, уважаемый Юрий Николаевич.
— Боже мой! — испугался фотограф. — Надеюсь, с ней ничего страшного не произошло? Такая славная девушка… Да что же мы стоим? Прошу вас, заходите!
В небольшой лаборатории стояла уже кромешная темнота. Лишь спустя несколько минут, когда глаза постепенно освоились в ней, Турецкий разобрал два тусклых желтоватых фонаря, обычно применяемых для цветной печати.
— Присаживайтесь. Вот сюда, пожалуйста… Извините, но свет я зажечь не могу. Вот закончится проявка…
— Не беспокойтесь, — сказал Турецкий, ощупью устраиваясь в низком кресле, которое предложил ему любезный хозяин.
— Так что же случилось с очаровательной королевой Марго? — озабоченно спросил Левитин.
— Довольно неприятная история. К сожалению, подробностей я вам сообщить не могу. Скажу только, что это очень серьезно… Ее жизни угрожает опасность, — добавил Турецкий после небольшой паузы.
— Какой ужас! — ошеломленно произнес фотограф. — Но… чем же я могу помочь?
— Рита говорила, что вы нередко бывали в этом ночном клубе и даже производили там фотосъемку?
— Да. Это верно. Я действительно частенько там бывал. И не только там. А насчет съемки — это у меня своего рода хобби. — Он взглянул на светящиеся электронные часы. — Впрочем, я вам сейчас все покажу…
Под потолком судорожно блеснули и ярко зажглись розоватые лампы дневного света. Турецкий на мгновение зажмурился. Когда он снова открыл глаза, перед ним возникло весьма необычное зрелище.
Все стены небольшой, великолепно оборудованной лаборатории были обильно заклеены уморительными фотографиями разнообразных людей, с помощью мимики и жестов изображавших самые невероятные гримасы. Присмотревшись, Александр Борисович даже узнал среди них немало довольно известных персон из самых различных слоев общества.
— Вот такое у меня хобби, — смущенно заметил фотограф.
— И давно вы этим занимаетесь?
— С детства. Вернее, с тех пор, как родители подарили мне первый фотоаппарат. Настоящую трофейную «лейку».
— Да, замечательная коллекция. Можно устраивать выставки.
— Уже устраивал. И с огромным успехом! Вообще-то большая часть снимков хранится у меня дома. Это только пробы. Но если вы желаете посмотреть…
— Не совсем, — пояснил Турецкий. — Меня интересуют снимки, сделанные вами в ночном клубе «Саломея». А именно: вечером 9 августа. Ведь вы были там в этот вечер? И, наверное, снимали?
— Наверное. У меня, знаете ли, плохая память на даты. Но каждую отснятую пленку я непременно помечаю. Впрочем, мы сейчас посмотрим…
Открыв ящик лабораторного стола, фотограф начал перебирать сложенные в отдельные ящички обыкновенные почтовые конверты с полосками разрезанных пленок.
— Девятое августа… Девятое августа, — бормотал он. — Есть! Вот эта пленка! Но я ее еще не отпечатал…
— Это займет много времени?
— В цвете — да. Но обычные черно-белые «контрольки» можно отпечатать буквально за несколько минут. Мы могли бы попросить Стрекозу. То есть Зосеньку. Кажется, вы с ней уже знакомы?
Учтиво приглашенная Турецким, в лабораторию вскоре снова заглянула хорошенькая девушка-фотограф. Помимо весьма эротичной футболки на ней успела появиться коротенькая мини-юбочка, а глаза и губы приукрасил легкий макияж.
— Отшлепать «контрольки»? Пара пустяков! — согласилась она. И прежде чем упорхнуть, бросила на Турецкого выразительный взгляд.
Пока девушка отсутствовала, фотограф успел показать гостю наиболее яркие шедевры своей оригинальной коллекции.
— Самые ужасные люди — это политики! У них совершенно нет чувства юмора. Вечно надутые, точно монументы. Вечно боятся «потерять лицо». А вот с артистами и певцами куда проще. Эти всегда готовы погримасничать. Особенно если выпьют. Поэтому я и навострился снимать в ночных клубах. Там, знаете ли, собирается весьма разнообразный народ. Порой удается «схватить» ну просто потрясающие рожи!
— Кстати, а как вам удалось получить разрешение на съемку? — спросил Турецкий. — По-моему, в подобных заведениях снимать запрещено?
— Формально — да. Но за деньги у нас, как известно, все можно… А вообще-то я выездной фотограф. Снимаю детские сады. Школы. Семейные торжества… А вот и наша королева Марго, — сказал он, протянув Турецкому цветную фотографию Риты, извлеченную из пакета от фотобумаги.
Снимок был сделан в баре ночного клуба. Обольстительная и томная в открытом вечернем платье, девушка одиноко сидела за стойкой и отрешенно смотрела куда-то в сторону широко раскрытыми задумчивыми глазами. Турецкий вдруг ощутил в сердце давно ушедшую боль. На этой фотографии Рита еще больше, чем в жизни, была похожа на его первую и незабываемую любовь.
— Вы не возражаете, если я оставлю ее у себя? — спросил он.
— Пожалуйста! — согласился Левитин. — Ей самой этот снимок не понравился. Марго сказала, что у нее здесь похоронный вид…
Фотограф сокрушенно вздохнул.
— Как же это случилось? Такая замечательная девушка…
— Эй, Борода! — послышался в дверях озорной голос Зоси. — Принимай работу!
— Сударыня, я ваш должник, — улыбнулся Турецкий, поспешно упрятав в карман фотографию Риты и церемонно поцеловав девушке руку.
— Спасибо, Зосенька, — сказал Левитин. — Вот, прошу вас, — обратился он к своему гостю, вручив ему увеличительное стекло. — С его помощью вы сможете их прекрасно рассмотреть.
Турецкий принялся скрупулезно разглядывать снимки. Были это сплошь уморительные гримасы. Казалось, завсегдатаи ночного клуба нарочно старались перещеголять друг друга в умении корчить рожи. Стоявшая рядом Зося даже покатилась со смеху.
— Ну, Борода, ты даешь!
— Юрий Николаевич! — неожиданно спохватился Турецкий. — А нельзя ли увеличить вот этот снимок?
— Разумеется, можно…
Все немедленно прошли в лабораторию Зоси, где девушка с помощью фотоувеличителя тотчас отпечатала указанный негатив.
— Рожа как рожа, — скептически заметила она, разглядывая проступавшую на фотобумаге хмельную физиономию какого-то «нового русского».
Тщательно изучив мокрый отпечаток, Александр Борисович попросил увеличить отдельную его часть, где были запечатлены сидевшие за столиком трое мужчин и девушка.
— Кажется, это она! — удивленно заметил Левитин, взглянув на увеличенный отпечаток, брошенный в кювету с холодной водой.
— Верно, — кивнул Турецкий. — Но меня интересует вот это лицо. — И он указал пальцем на сидевшего рядом с Ритой рекламно красивого мужчину. — Зося, а нельзя ли напечатать его отдельно?
Когда очередной снимок был напечатан, девушка неожиданно заявила:
— Ой, кажется, я его знаю! Точно, это же Альберт!
— Альберт? — повторил Турецкий, которому сразу вспомнились слова Риты: «Они не произносили имен. Только клички. Кажется, Алик и Рафик…» — Какой Альберт? — обратился он к Зосе. — Вы с ним знакомы?
— Немного… Мы с Ленкой Евстафиной, ну, подружкой моей, манекенщицей, с ним недавно в кабаке познакомились. «Ковчег» на Краснопресненской набережной. Он там вообще часто ошивается. Потом Ленка сказала, что он задвинутый картежник и вообще явно мафиози. А с виду такой клевый мужик…
— Зосенька, Александр Борисович из прокуратуры, — вставил Левитин. — И ты должна ему все рассказать об этом человеке!
— Ой, а чего я сделала? — испугалась девушка. — Я же его совсем не знаю! Мы только один раз встречались, и то он потом с Ленкой ушел. А я…
— Успокойтесь, Зося, — улыбнулся Турецкий. И жестом сделал Левитину знак оставить их с девушкой наедине. — Я действительно из прокуратуры, но вам это совершенно ничем не грозит. Просто мне необходимо повидать этого Альберта. Надеюсь, если я вас очень попрошу, вы мне в этом поможете?
С тех пор как капитан милиции Марк Майер был переведен в 4-й особый отдел МУРа, занимавшийся расследованием незаурядных преступлений нетрадиционными методами, ему довелось побывать в переделках и покруче, нежели знаменитая «плутониевая» история. Поэтому распоряжение полковника Грязнова негласно заняться проверкой деятельности гуманитарного фонда «Интермед» было воспринято им как своего рода трудовая повинность, попросту недостойная профессионала экстра-класса, каковым Майер (и не без оснований) себя считал. Но приказ есть приказ. И памятуя известный анекдот, согласно которому командир всегда прав, капитан неохотно приступил к делу.
Единственной отправной точкой было внезапное самоубийство директора-распорядителя фонда, который согласно отзывам его коллег и красочным служебным характеристикам был человеком безупречно порядочным и несомненно достойным тех разнообразных ответственных постов, которые он в своей жизни занимал. На этом фоне его решение свести счеты с жизнью представлялось не просто необъяснимым, но абсолютно загадочным. Для всех, кроме капитана Майера.
Применив так называемый муровский «шуршащий» метод, суть которого состояла в скрупулезном изучении архивных данных и прочих документов, бывалый оперативник вскоре обнаружил, что в биографии покойного директора имелись-таки неприметные темные пятна. В частности, роковая страсть к женщинам и азартной игре, которая едва не погубила его в прежние годы. И хотя в нынешние либеральные времена подобная страсть как бы перестала считаться пороком, она все же не перестала быть роковой. Что и послужило причиной смертельного выстрела.
Обнаружилось, впрочем, и немало других интересных причин. Вернее, целый выводок действовавших «под крышей» гуманитарного фонда коммерческих предприятий, которые любовно опекал бывший директор и которые помогли ему неплохо обустроить свою жизнь. В частности, небезызвестная в МУРе торгово-посредническая фирма «Урания», возглавлял которую некий господин Литвинов, тоже, к сожалению, покойный, но весьма любопытный субьект. Выяснилось, что в последнее время обоих коммерсантов связывали не просто тесные деловые отношения, но в некотором роде нежная дружба, скрепленная совместным посещением популярных ночных клубов и казино, что, однако, и поныне оставалось тайной для общественности. Как и то, что благодаря покровительству господина директора фирма «Урания» осуществляла через фонд весьма выгодные поставки в Россию современного медоборудования по ценам, как говорится, ну просто смешным! Что само по себе вызывало определенные подозрения. Но тут-то неожиданно «всплыл» еще один крайне любопытный субъект — точнее, гражданин Елагин Альберт Вениаминович, член Российской гильдии адвокатов, освящавший своей подписью законный характер подобных сделок и заботливо следивший за тем, чтобы на них не обратилось грозное око правоохранительных органов.