— Эй.
Андрей оторвался от созерцания слякотной весны за окном и вопросительно поднял бровь. Над перегородкой мрачной тенью возвышался Егор Серебрянников — в обход всем офисным дресс-кодам лохматый, в черной футболке, джинсах и с нераскуренной сигаретой за ухом. В данный конкретный момент «офисный планктон» имел вид скорее «офисной акулы», притом голодной и ну очень злой.
— Что это за хрень?
Он кинул на стол перед Андреем стопку чертежей и скрестил руки на груди. Нервный, колючий, угловатый, воинственный. Воском залей — и в витрину его, агрессивно рекламировать спортивные товары.
— Строительное задание, — после небольшой театральной паузы ответил Андрей.
— Выпуск послезавтра. Где согласование? Вы тут задницы нашими заданиями подтираете?
— Я всё сделаю. Сегодня, — Земской подтащил к себе чертежи. И под тяжелым хищным взглядом стал раскладывать на стопки.
Егор, выпиливая в его лбу дырку темно-серыми, совсем по-осеннему прохладными глазами, почему-то на мгновение задержался у стола, хотя процедура проставления моральных пиздюлей была завершена.
Вечно какая-то хрень творится в архитектурно-строительном, хоть с хлыстом к ним ходи и над душой стой, пока не выйдут из-под неловких клешней готовенькие марки. И ладно, если бы выдавалось что-то в последний момент, так нет же, типовые конструкции, ничего сверхъестественного и вовремя.
— Свали нахрен, — не выдержал Андрей.
— Не дай бог из-за тебя на работе задержусь, — напоследок бросил Егор.
Дождавшись, когда акулий плавник исчезнет в проеме между шкафами — рабочее место было заставлено наподобие крепости рыцарских времен — Андрей откинулся на скрипучий офисный стул и возвел глаза к унылому подвесному потолку.
Хотелось удавиться, а ещё лучше — удавить начальника, наверняка что-то перепутавшего и расписавшего задание не туда.
Теперь оправдывайся и вертись как хочешь…
В приоткрытое окно втянуло тяжелый душный поток воздуха. И почему-то вспомнилось лето — давнее, далёкое, полузабытое.
Росли они вместе, буквально под одним крылом, на одной площадке. Никто уже и не вспомнит, когда познакомились и как, их с Егором побратали карапузами.
Жрали одни и те же конфеты на одни и те же праздники, играли общими игрушками, донашивали друг за другом одежду. То один внезапно вырастал из курточки, то другому — штанишки оказывались коротковаты. Умилению мам-подружек не было предела — Егорка и Андрюша, лучшие друзяшечки, и в огонь, и в воду, и в медные трубы.
Не учли одно — между делом Андрюша и Егорка не упускали возможности подтолкнуть в огонь, воду и медные трубы друг друга. Ну да ладно, мальчишки же, чего с них взять?
Поначалу шло как у обычных детей — беготня вокруг качелей, разбитая коленка и порванная куртка при попытке покрутиться вместе солнышком. Конфликты из-за того, чья палка длиннее, а машинка — круче. Тихая зависть, когда Егору купили самокат, а Андрюше — нет, ибо много хулиганил и откуда-то подцепил матерное слово.
Что-то между ними усложнилось, когда Егор начал расти, словно в задницу натолкали дрожжей — стал долговязым, наглым и завел подъездных дружбанов. Андрей наблюдал и бесился, ведь их с детства друг с другом сравнивали и ставили то в плохой, то в хороший пример, а теперь — баланс был нарушен.
Не было больше связи. Скоро не стало и дружбы.
То, что Егор может быть ему неподходящим другом, в голову не приходило. Семьи давно породнились, буквально в одно единое сплелись, какое там «неподходящий»?
А ведь так и было.
Андрей потер уставшие глаза и в пятый раз перезагрузил автокад. Диски снова слетели и вместе с ними все настройки.
Часы мерно отсчитывали время, гудел кулер, пощелкивали над головой ядовитые офисные лампы.
Голова раскалывалась.
Он встал, дополз до кухонного уголка и сделал себе крепкий кофе. Вернулся за стол — чертеж издалека показался месивом линий.
Ну почему, черт побери, пропустили именно Его задание?
Само собой, они пошли в одну школу и в один институт, в тот, что находился ближе к дому. Андрей выбрал строительную специальность, Егор — электротехническую. После пар, бывало, очень редко пили вместе пиво в подъезде, обсуждали незначительные мелочи вроде преподов-кровопийц и экзаменов.
Говорить могли недолго и за три минуты разругаться в хлам. А после — обращаться друг к другу только благим матом. Да так, что весь подъезд был в курсе: Серебрянников и Земской опять поцапались.
Было и табу. Егор не ухлестывал за девками. Андрей тоже. И оба, стоило только заикнуться на тему, отмалчивались.
Точнее, отмалчивался Андрей. Егор сразу слал нахуй.
— Сидишь ещё?
Андрей отлип и повернулся. За монитором показалась темная Егорова голова. Странно — времени девять, с минуты на минуту должна была появиться вахтерша Зинаида Аркадьевна, угрожающе побряцывая ключами. Никак не этот Сёрфер.
— М, — отмахнулся Андрей, снова утыкаясь в чертеж и стараясь игнорировать ёкающее сердце.
— Много осталось?
— Ещё одна марка. Не отвлекай.
— Собирайся, пошли домой.
Андрей попытался изобразить скептический взгляд, но быстро сдался. В куртке с мехом Егор был очень… домашний и красивый, зараза.
Одно время за ним увивался весь немногочисленный состав девчонок с первого курса. Продолжалась пляска до середины второго семестра — к тому моменту все успели познакомиться поближе и осознать, что нахер оно надо, такое красивое и такое несносное.
— Нет. Я же сказал, что всё сделаю.
Егор положил на рамку монитора руку — изящную, пианистам и не снилось.
Природа одарила. Притом как-то небрежно, словно камушки драгоценные рассыпала — то тут, то там у Егора были всякие ништячки. Широкие плечи, красивые руки, на редкость удачная форма челюсти, мощная комплекция и шея — мечта любой романтичной дурочки.
— В таком состоянии ты понаделаешь ошибок, а мне завтра это дерьмо за тобой разгребать.
— Завтра как раз со свежей головой всё проверю. Отъебись.
Егор посмотрел оценивающе-цепко, показал фак, махнул рукой и ушел, не прощаясь.
Этим своим вмешательством он сбил весь рабочий настрой. Андрей вздохнул, допил в два глотка горький до судорог кофе и, отчаянно морщась, открыл окно нараспашку.
Неподходящий друг.
Когда он впервые применил это определение по отношению к нему?
То ли после диплома, то ли когда их обоих приняли на работу в одну организацию.
Мама Андрея вышла на пенсию и смылась в Ярославль, родители Егора захотели второго ребенка, купили квартиру побольше, а старенькую двушку оставили сыну. И теперь, после развала семейного тандема, они…
Отдалились. Потому что не подходили друг другу. Никогда. Совершенно.
Но сожаление — вымученное, злое, будто старый изгнанный из стаи волк, никуда не девалось, и обидно было почти до слёз. Что ещё хуже, Егор постоянно мельтешил перед глазами, напоминая: я существую, я изумителен, и я тебе неподходящий друг. А ты мне вообще никто.
Андрей вернулся к рабочему месту. Компьютер привычно гудел, поверх автокада прыгали мыльные пузыри заставки. С экрана осуждающе выглядывала проектируемая металлическая конструкция, где-то потерявшая перемычки.
Зинаиду Аркадьевну уболтать не удалось, так что с работы Андрей топал в скверном настроении, мотаясь туда-сюда по улице. По дороге купил газировку и два доширака, куриный и грибной.
То, что на площадке творится вакханалия, он услышал ещё на первом этаже. Зашел в лифт, нажал с усилием на кнопку с пятёркой, лет десять назад пожжённую праведным огнём чьей-то зажигалки.
Оказалось, что к Егору приперлась целая толпа. Андрей попробовал молча пробиться к своей двери — не получилось.
— О, Земской, ты, что ль?
Кто-то взгромоздил ему на плечо провонявшую табаком руку и громко рассмеялся в ухо.
— Давно тебя не было видно.
Само собой, подъездные друзья Егора его знали. Он пытался безуспешно влиться в их компанию, да только был, как повелось, Неподходящим.
Невысокий, щуплый, с линзами минус три, он смотрелся среди них, как ромашка в пустыне, под тенями кактусов. И ладно бы внешность мимо — ни одной темы не мог поддержать. Ни спортзал, ни машины, ни бухло его не интересовали, а разговоров о сериалах и кино никто бы не понял.
Егор в этой быдловатой среде выглядел настоящим интеллектуалом, прямо-таки кактусом в очках, и Андрей догадывался, почему он так и не прекратил общение с ними. В конце концов, любому камню нужна добротная оправа. Даже фальшивому.
— Заходи, выпьем-поболтаем.
— Я очень устал, — Андрей выкрутился из цепких рук, и тут на площадку вывалился Егор. В белой майке, спортивных штанах и потрепанных синих домашних тапках…
Посмотрел, как показалось, с отвращением. Он уже не впервые смотрел так, а потому Андрей приостановился.
— Вась, пусть валит, тут ему не место.
Кольнуло. Кольнуло неожиданно больно — заходили желваки, но Андрей сдержался и ровно ответил:
— Слишком много гонора.
Вася, тяжелый, пьяный и двухметровый, угрожающе нахмурился.
— Есть что сказать — в лицо скажи.
— Я-то сказал, — закипая, прошипел Андрей. — Не моя проблема, что сразу не доходит.
Его толкнули к стене. В плече словно взорвалась осколочная граната и засыпала осколками всю правую часть тела. Как не заорал — вопрос на миллион.
— Умный стал, да? Ты давай, поговори мне.
Егор возник буквально из ниоткуда. Его рука, защищающая, прикрывающая, упала над головой. Послышался приятный домашний запах, знакомый с детства, и Андрей почему-то покраснел так, что лицо чуть не воспламенилось.
— Лысый, съебись.
— А хули он?
— Не в настроении человек. С кем не бывает.
И посмотрел прямо на Андрея, сжавшегося, словно никому не нужный клочок бумаги. А потом снова — на Васю.
Так Егор и застыл. Побелела линия губ, гармоничные черты лица сложились, как мозаика, в уверенную угрозу. «Лысый» спасовал — отступил, пробубнил что-то о наглых мелких ублюдках и ушел в квартиру.
— Дверь открой, — тоном, способным вызвать раковую опухоль, сказал Егор.
Андрей негнущимися пальцами распечатал свою квартиру и юркнул в проход. Протиснувшись следом, Серебрянников рывком захлопнул дверь. Помнил ведь, сколько силы надо приложить и как хлопнуть, чтобы сразу отрезало от мира…
— Больно ударился?
— А тебя ебет?
— Не ебало бы — не спрашивал.
Андрей сбросил сумку и пакет в угол, сполз по стеночке и уронил голову на колено. Егор тихо присел рядом.
Неожиданно тронул плечо, потянул вниз уголок пальто.
— Дай посмотрю.
— Нормально всё.
— Я помню, что у тебя это плечо больное. Дай.
Андрей быстро сдался. Ничего он там не увидит. Нового — ничего.
Он стряхнул пальто с плеч, прижался горячим виском к панельной стене и, подумав немного, расстегнул рубашку. Егор надавил — несильно, подхватил его руку снизу под локоть, осторожно покрутил туда-сюда, присматриваясь. Свет выхватил из полумрака рваный белый шрам.
Кровь ударила в голову. Андрей вздрогнул и поблагодарил бога за идею коридоров — где мало света и не видно, как может гореть человеческое лицо.
— Долго заживало?
Он впервые заговорил об этом.
— Не, — Андрей подтянул рукав и привычно подвигал плечом вниз-вверх, убеждаясь, что всё в норме. — Тебя ждут.
— Им уже всё равно, кто и где находится, — хмыкнул Егор. — Так неприятно моё присутствие?
— Ты сказал, что мне там не место.
— Обида ебаная?
— Ой, знаешь…
Андрей встал, судорожно стискивая ворот рубашки, и перехватил внимательный взгляд. Больше не смог выдавить ни слова.
Егор поднялся — медленно, изящно, как кобра из корзинки факира. Уперся рукой в стену. Наклонился, выставив напоказ идеальные ключицы.
Неровное дыхание тронуло ухо.
— Если бы я был пьян, я бы тебя поцеловал. Не обижайся.
Развернулся и ушел, снова искусно закрыв капризную дверь.
«Ошибок не нашел», — сообщил по почте Серебрянников, и Андрей вздохнул с облегчением.
Он уже полдня не мог сосредоточиться ни на чем, так что выполненная без ошибок строительная часть была чудом.
Думалось о прошлом — о тех временах, когда на стенах висели пыльные ковры, и после школы хотелось не домой и спать, а гулять.
Егор заходил ежедневно и принципиально не надевал тапочки. Он не ел чеснок и лук. Не соглашался носить зеленое — говорил, что у него на этот цвет аллергия и показательно чесался.
Он таскал с улицы котят и щенков, которым тёте Вере потом приходилось искать хозяев. Приносил ледышки и растапливал их на батарее в подъезде. Водил Андрея по гаражам и на трубы.
И там однажды столкнул, подумал, что в сугроб…
Крови было много. И верещали они в два горла, притом Егор даже громче, несмотря на то, что это у Андрея было распорото плечо. Родители орали тоже, в унисон с сиреной скорой помощи.
Они оба, не согласуясь, умолчали, кто виноват в инциденте. Поскользнулся, упал, арматура… отвечали одинаково.
Из больничных холодных коридоров Андрея вытащило в коридор его квартиры. Прямо в руки к Егору — к его странно-осторожным пальцам, к прикосновениям, от которых невидимый кот катал клубок внизу живота.
«Если бы я был пьян… не обижайся…»
В кабинет, громко цокая каблуками, заплыла главспец Альбина Ивановна и начала докладывать: так и так, вроде справляемся, вроде живем, совещание по позиции такой-то.
Андрей смотрел на её ярко-красные, идеальной формы губы и видел перед собой Егоровы ключицы.
Не шло из головы, что Егора с девушкой никто никогда не видел. Его отстраненность касалась всех абсолютно и не была чем-то неприятным — ведь он вел себя так со всеми. Даже с собственной мамкой Егор был жестким и непоколебимым, как каменная ограда, зарытая в землю с фундаментом.
А с ним… с ним чуть-чуть мягче?
Плечо тянуло неприятной болью, и Андрей выпил две таблетки обезболивающего. Переборщил с дозой — на голодный желудок сознание поплыло. Работать не моглось, так что день прошёл в неприятной липкой лихорадке и перекладывании документов с одного края рабочего стола на другой.
Просто ему требовался отдых. Вот и всё.
Поэтому вечером, вместо того, чтобы снова путаться в сетях аптек, он пошёл за другим лекарством — винно-водочным.
Пил по дороге, избрав путь незаметными тихими переулками, где никто не поймал бы за распитием спиртного в общественном месте. Хотя на тот момент было почти всё равно — потому что болело так, что внятных мыслей в голове почти не водилось.
Так что на Егора, несущего в свою берлогу скромный пакет жратвы, он наткнулся уже порядком похорошевший. Наткнулся и почему-то не смог пройти мимо.
— Егор, а ты вообще жениться собираешься? — почему-то улыбка получилась злобная, хотя Андрей хотел начать скорее философскую беседу, нежели очередной конфликт.
— У-у-у-у, — Егор удивился. — Какие люди-хуюди и под портвешком. Чего так?
— Да как-то расслабиться захотелось, — Андрей продолжал в том же агрессивно-вызывающем духе, но Егор внезапно реагировал совсем не так, как можно было ожидать. Он словно вынюхивал — весь напрягся и затаился.
— Нимб попортишь, — заметил он, окидывая Земского серьезным прохладным взглядом. Тот был одет как-то не по сезону легко и начинал замерзать, а алкоголь разукрасил его скуластое лицо лихорадочными тенями. Что-то во всем этом было не так.
— Я тебе вопрос задал, кстати.
— По идее это тебя вообще не касается.
На это Андрей лишь натянуто хмыкнул — не стоило и надеяться, что ответ будет другим.
Тебя не касается. Так они решили давным-давно. У людей, которые не способны друг друга понять, может быть только одно верное правило — не касаться друг друга.
В лифт зашли вместе, и Андрей, измученный тянущей пульсацией в плече, забился в угол, лишь бы лишний раз не шевелить уязвимой частью организма. Алкоголь на голодный желудок делал своё дело. Становилось легче, но не намного.
— Ты какой-то серый, — заметил Егор. В хорошем воспитанном обществе полагалось добавлять к подобной фразе что-то вроде «всё ли в порядке?» или «как ты?», но это было просто замечание и ничего больше.