– А по мне, так вполне неплохо. Она тебе подходит.
Я посмотрела на серое окно за его спиной. И сразу живо представила себе дождь, барабанящий по крыше железнодорожного вагона, запотевшее стекло, мокрое дерево и куриц, прячущихся во дворе под перевернутой тачкой. Сэм смотрел на меня в упор, и я вытерла глаза, горько пожалев, что не догадалась ради такого случая наложить макияж.
– Ты уже начал работать?
– Ага. Мне сказали, что через неделю я смогу полностью приступить к своим обязанностям. Надеюсь, швы не разойдутся, когда буду ворочать больных. – Он инстинктивно положил руку на живот, куда получил пулю буквально несколько недель назад – рутинный вызов, который едва не закончился для него трагически, но в результате упрочил наши отношения, – и я почувствовала, как что-то внутри дрогнуло.
– Как бы я хотела, чтобы ты был тут! – вырвалось у меня.
– Я тоже. Но ведь у тебя сегодня первый день твоего большого приключения, которое наверняка окажется грандиозным. А уже через год ты будешь сидеть здесь…
– Не здесь, – перебила я Сэма. – В твоем достроенном доме.
– В моем достроенном доме, – повторил Сэм. – И мы будем разглядывать фотки в твоем телефоне, а я буду думать про себя: «Господи, снова-здорово! Она уже задолбала меня рассказами о своей жизни в Нью-Йорке!»
– А ты напишешь мне? Письмо, пронизанное любовью и желанием, орошенное скупой мужской слезой?
– Ах, Лу, ты же знаешь, что я не мастер писать. Но я позвоню. И буквально через четыре недели приеду к тебе.
– Хорошо. – У меня сдавило горло. – Ладно. Пожалуй, пойду немного вздремну.
– Я тоже, – ответил Сэм. – Но все мои мысли будут исключительно о тебе.
– Грязные и непристойные? Или романтические, в стиле Норы Эфрон?
– А что для меня безопаснее? – улыбнулся он и, помолчав, добавил: – Лу, ты хорошо выглядишь. Хотя ты… будто витаешь в облаках.
– У меня действительно голова идет кругом. Я чувствую себя ужасно, ужасно усталой. Кажется, еще немного – и я взорвусь. Все как-то непривычно.
Я положила руку на экран, потом Сэм положил свою, чтобы наши руки встретились. Мне показалось, я чувствую тепло его кожи.
– Сэм, я люблю тебя, – преодолев смущение, произнесла я.
– И я тебя. Я бы поцеловал экран, но, боюсь, все, что ты получишь, – это возможность созерцать волосы у меня в носу.
Я с блаженной улыбкой закрыла компьютер и уже через секунду провалилась в сон.
Кто-то вопил в коридоре. Я сразу проснулась, одурманенная, мокрая от пота, и выпрямилась на кровати, думая, что это, наверное, плохой сон. Но нет, за дверью моей комнаты действительно орала какая-то женщина. В моем воспаленном мозгу молнией пронеслись тысячи мыслей. Газеты, пестревшие сообщениями об убийствах в Нью-Йорке и о том, как информировать о преступлении. По какому номеру нужно звонить? Точно не 999, как в Англии. Я судорожно порылась в мозгу, но безуспешно.
– Чего ради? Почему я должна сидеть и мило улыбаться, пока эти ведьмы будут меня оскорблять? Ты не слышал и половины того, что они говорили! А ведь ты мужчина! У тебя точно затычки в ушах!
– Дорогая, пожалуйста, успокойся. Пожалуйста. Сейчас не время и не место.
– И никогда не будет! Потому что здесь всегда кто-нибудь отирается! Мне нужно купить собственную квартиру, чтобы было где ссориться!
– Не понимаю, почему ты принимаешь все так близко к сердцу. Ты должна относиться к…
– Нет!
Что-то с грохотом врезалось в деревянный пол. Теперь я окончательно проснулась. Сердце бешено колотилось.
За дверью повисла тяжелая тишина.
– Сейчас ты скажешь, что это была фамильная ценность.
Пауза.
– Ну да, да, была.
Сдавленный всхлип.
– Мне плевать! Мне плевать! Я задыхаюсь от истории твоей семьи! Ты меня слышишь? Задыхаюсь!
– Агнес, дорогая. Не в коридоре. Пойдем. Мы можем обсудить это позже.
Я застыла на краю постели.
Сдавленные всхлипы – и тишина. Выждав какое-то время, я на цыпочках подкралась к двери и прижалась к ней ухом. Посмотрела на часы: 16:46.
Я умыла лицо и поспешно переоделась в униформу. Причесалась, вышла в коридор, завернула за угол.
И остановилась.
Под дверями кухни на полу лежала, свернувшись клубком, молодая женщина. Мужчина постарше обнимал ее обеими руками, неловко сидя на корточках и упираясь спиной в стену. Похоже, он пытался подхватить женщину, но она, падая, увлекла его за собой. Ее лица я не видела. Мне удалось разглядеть лишь длинную тонкую ногу под задравшимся подолом темно-синего платья, завесу разметавшихся белокурых волос и побелевшие костяшки скрюченных пальцев.
Я громко сглотнула, не в силах отвести глаз. Мужчина поднял голову. И я сразу узнала мистера Гупника.
– Не сейчас. Благодарю, – мягко сказал он.
Онемев от волнения, я невольно попятилась и, вернувшись в свою комнату, закрыла за собой дверь. Стук сердца гулко отдавался в ушах, и мне казалось, будто они тоже слышат этот предательский звук.
* * *
Битый час я сидела, уставившись невидящими глазами в телевизор, в голове то и дело всплывала картина их сцепленных рук. Я решила отправить сообщение Натану, но не знала, что написать. Вместо этого без пяти шесть я покинула комнату и осторожно открыла дверь, ведущую из служебного коридора в хозяйские апартаменты. И пошла, тихо ступая по паркетному полу, мимо пустой просторной столовой, гостевой спальни и двух закрытых дверей на отдаленный звук голосов. Оказавшись возле гостиной, я остановилась у дверного проема.
Мистер Гупник на диванчике у окна разговаривал по телефону, рукава голубой рубашки закатаны, рука закинута за голову. Не прерывая разговора, он махнул мне, приглашая войти. Слева от меня какая-то блондинка – миссис Гупник? – на антикварном розовом диване без устали стучала пальцем по айфону. Она, похоже, успела переодеться, и я на секунду смешалась. Я продолжала неловко топтаться в дверях, пока мистер Гупник не закончил разговор и не встал с места, причем, как я успела заметить, с большим трудом и болезненно скривившись. Тогда я шагнула ему навстречу, чтобы избавить его от лишних движений, и пожала протянутую руку. Рука была теплой и мягкой, а рукопожатие – сильным. Молодая женщина продолжала постукивать по телефону.
– Луиза, очень рад, что вы благополучно добрались. Надеюсь, у вас есть все, что вам нужно? – Обычно так спрашивают исключительно из любезности, не ожидая в ответ каких-либо просьб.
– Все чудесно. Спасибо.
– Это моя дочь Табита. Таб? – (Девушка подняла руку и, изобразив намек на улыбку, снова уткнулась в телефон.) – Я прошу извинения, но моя жена Агнес, к сожалению, не смогла к нам присоединиться. Прилегла на часок. Ужасная головная боль. У нас был длинный уик-энд.
На его лицо набежала тень, но не дольше чем на секунду. Буквально ничто в его манере поведения не напоминало о той неприятной сцене, свидетелем которой я стала час назад.
Он улыбнулся:
– Итак, сегодня вы совершенно свободны, ну а начиная с завтрашнего утра будете повсюду сопровождать Агнес. Ваша официальная должность – помощница, и вы будете оказывать мое жене содействие во всем, что она пожелает сделать в течение дня. У нее весьма напряженный график. Я попросил своего помощника ознакомить вас с расписанием нашей семьи. Он будет уведомлять вас по электронной почте о корректировках планов. Лучше всего проверять почту около десяти утра, поскольку именно в это время мы вносим последние изменения в программу. С остальными членами нашей команды вы познакомитесь завтра.
– Чудесно. Спасибо. – Взяв на заметку слово «команда», я живо представила себе футболистов, бегущих по этим шикарным апартаментам.
– Папа, а что у нас сегодня на обед? – спросила Табита с таким видом, будто меня нет в комнате.
– Не знаю, дорогая. Мне казалось, ты говорила, что собираешься пойти в ресторан.
– Сомневаюсь, что сегодня вечером у меня хватит сил на городскую суету. Я, пожалуй, останусь.
– Как пожелаешь. Только предупреди Иларию. Луиза, у вас есть вопросы?
Я напряглась, пытаясь сказать что-нибудь умное.
– Кстати, мама просила меня узнать, нашел ли ты ту картину. Миро.
– Милая, тема закрыта. Картина останется здесь.
– Но мама говорит, что это она выбрала картину. И теперь маме ее не хватает. Тебе ведь она никогда не нравилась.
– Не в этом дело.
Я неловко переминалась с ноги на ногу, не будучи уверенной, отпустили меня или нет.
– Но, папа, дело как раз в этом. Тебе все мамины нужды до лампочки.
– Картина стоит восемьдесят тысяч долларов.
– Маме плевать на деньги.
– А нельзя ли обсудить это потом?
– Потом ты будешь занят. Я обещала маме уладить вопрос.
Я осторожно попятилась к двери.
– Здесь нечего улаживать. Соглашение было заключено восемнадцать месяцев назад. И мы все окончательно решили. Ой, дорогая, тебе уже лучше?
Я оглянулась. Женщина, которая вошла в комнату, была сногсшибательной красавицей. На лице ни капли косметики, белокурые волосы небрежно затянуты узлом. Высокие скулы усеяны редкими веснушками, форма глаз говорила о славянском происхождении. На вид моя ровесница. Прошлепав босиком к мистеру Гупнику, она подарила ему поцелуй, ее рука небрежно пробежалась по его затылку.
– Это Луиза, – произнес он.
Она повернулась ко мне:
– Моя новая союзница.
– Твоя новая помощница, – поправил жену мистер Гупник.
– Привет, Луиза. – Она протянула мне тонкую руку.
Я почувствовала на себе ее испытующий взгляд. Она улыбнулась, и я невольно улыбнулась в ответ.
– Илария хорошо подготовила твою комнату? – У нее был мягкий голос с легким восточноевропейским акцентом.
– Все замечательно. Спасибо.
– Замечательно? Похоже, ты очень неприхотлива. Комната – точно кладовка для швабр. Если тебе что-то не нравится – говори, не стесняйся, и мы все исправим. Ведь так, дорогой?
– Агнес, а разве ты не жила в свое время в каморке, еще меньшей, чем эта? – бросила Таб, не отрываясь от айфона. – Папа говорил, ты делила ее еще с пятнадцатью иммигрантками.
– Таб! – В голосе мистера Гупника послышались металлические нотки.
Агнес, с коротким вздохом расправив плечи, гордо откинула голову:
– И правда, моя комната была еще меньше. Но я делила ее с очень милыми девушками. И никаких проблем. Если люди милые и вежливые, то можно многое вынести. Что скажешь, Луиза?
– Да, – сглотнув, ответила я.
Тем временем в гостиную вошла Илария. На ней были такие же, как у меня, темные брюки и футболка поло, только прикрытые белым передником. Она даже не взглянула в мою сторону.
– Илария, дорогая, а для меня что-нибудь найдется? – положив руку на спинку дивана, проворковала Таб. – Я, пожалуй, сегодня останусь здесь.
Лицо Иларии неожиданно потеплело. Передо мной был совершенно другой человек.
– Ну конечно, мисс Табита. Я всегда готовлю по воскресеньям лишнюю порцию на случай, если вы решите остаться.
Агнес застыла посреди комнаты. На секунду ее лицо стало испуганным. Затем она воинственно выпятила подбородок:
– Тогда я хочу, чтобы Луиза обедала с нами.
Возникла неловкая пауза.
– Луиза? – переспросила Таб.
– Да. Мне хочется познакомиться с ней поближе. Луиза, у тебя есть какие-нибудь планы на сегодняшний вечер?
– Э-э-э… Кажется, нет.
– Тогда ты поешь с нами. Илария, ты вроде говорила, что приготовила лишнюю порцию?
Илария посмотрела на мистера Гупника, который, похоже, был всецело поглощен своим телефоном.
– Агнес, – нарушила молчание Таб, – тебе, должно быть, известно, что мы не едим вместе с обслуживающим персоналом?
– Что значит «мы»? Не знала, что в этом доме есть служебная инструкция! – Вытянув руку, Агнес с наигранным спокойствием принялась рассматривать обручальное кольцо. – Дорогой, неужели ты забыл дать мне служебную инструкцию?
– При всем моем уважении, пусть даже Луиза и очень милая, – заявила Таб, – существуют некие границы! И всем это только на пользу.
– Я с удовольствием сделаю так, как… – начала я. – Мне не хочется причинять никаких…
– Ну, при всем моем уважении, Табита, я бы хотела, чтобы Луиза поужинала со мной. Она моя новая помощница, и нам предстоит проводить вместе каждый божий день. И я не вижу проблемы в желании познакомиться с ней поближе.
– Никаких проблем, – произнес мистер Гупник.
– Но, папочка…
– Никаких проблем, Таб. Илария, будьте добры, накройте стол на четыре персоны. Благодарю вас.
У Иларии округлились глаза. Она бросила на меня косой взгляд, ее рот превратился в узкую полоску, свидетельствующую о плохо сдерживаемой ярости, словно это я была инициатором грубейшего нарушения домашней иерархии, после чего она удалилась в столовую, откуда тотчас же донеслось демонстративное звяканье столовых приборов и звон бокалов. Агнес, облегченно вздохнув, откинула со лба волосы, после чего улыбнулась мне заговорщицкой улыбкой.
– Что ж, тогда приступим, – спустя минуту произнес мистер Гупник. – Луиза, может, вы хотите чего-нибудь выпить?
Обед оказался томительным, мучительным мероприятием. Я была подавлена великолепием стола из красного дерева, роскошью тяжелых серебряных приборов и хрустальных бокалов. Все это никак не вязалось с моей униформой. Мистер Гупник в основном хранил молчание и дважды исчезал, чтобы ответить на звонки из офиса. Таб занималась своим айфоном, демонстративно игнорируя остальных. Илария подавала цыпленка в винном соусе с гарниром, а потом убирала посуду с таким лицом, будто она, по выражению моей мамы, вот-вот пёрнет. Возможно, только я и заметила, как она презрительно, со стуком, ставит передо мной тарелку и громко фыркает, проходя мимо моего стула.
Агнес практически не притронулась к еде. Она сидела напротив меня и весело щебетала, совсем как с новой закадычной подружкой, бросая время от времени осторожные взгляды в сторону мужа.
– Значит, ты впервые в Нью-Йорке, – начала она. – А где еще ты успела побывать?
– Хм… Так, кое-где. Я, как бы это сказать, слишком поздно начала путешествовать. Не так давно объездила всю Европу, а до того… побывала на Маврикии. И в Швейцарии.
– Америка не похожа на другие страны. И каждый штат воспринимается нами, европейцами, как нечто уникальное. Леонард показал мне лишь некоторые из них, но для меня они словно разные страны. Ты рада, что оказалась здесь?
– Безумно. Я хочу воспользоваться случаем и получить все, что может предложить Нью-Йорк.
– Она говорит совсем как ты, Агнес, – промурлыкала Таб.
Агнес, пропустив колкость мимо ушей, по-прежнему не сводила с меня глаз. И эти глаза, с едва заметно приподнятыми уголками, буквально завораживали своей красотой. Мне даже пришлось несколько раз напомнить себе, что неприлично так открыто пялиться на незнакомого человека.
– Расскажи о своей семье. У тебя есть братья? Сестры?
Я по мере сил описала свою семью, правда сделав ее больше похожей на Уолтонов, чем на Аддамсов.
– Значит, сестра теперь живет в твоей квартире в Лондоне? С сынишкой, да? Она приедет тебя навестить? А твои родители? Они будут по тебе скучать?
Я вспомнила о папиных словах, сказанных на прощание: «Лу, можешь не спешить с возвращением! Мы собираемся переоборудовать твою бывшую спальню в ванную комнату с джакузи!»
– О да, конечно! Очень сильно.
– Моя мама плакала две недели, когда я покинула Краков. А у тебя есть парень?
– Да. Его зовут Сэм. Он парамедик.
– Парамедик? Вроде доктора? Как мило! Покажи его фото. Обожаю рассматривать фотографии.
Я вытащила из кармана телефон и прокрутила фотки, пока не нашла свою самую любимую – ту, где Сэм, еще не успевший снять после дежурства темно-зеленую униформу, сидит на фоне закатного солнца на террасе, устроенной на крыше моей лондонской квартиры. В руках у него кружка чая, а на губах – счастливая улыбка. Я отчетливо помню, как это было. Моя кружка с остывшим чаем стояла на бортике, а Сэм терпеливо ждал, пока я щелкала фотографию за фотографией.