Сладкие, канувшие в небытие со смертью Дерика Бойда деньки.
Задумавшись об этом, я не заметил, что Пако остановился, и вмазался в него на полном ходу. Больно. Он, пусть и на вид худосочный, оказался твердым, как зверь, все мышцы которого напряглись перед мощным прыжком. И в этот момент я вдруг понял — Пако всегда был таким. В вечном напряжении. В вечном ожидании падения своей «пелены», разрядки, отдыха от телесной и душевной бдительности.
— Что? — спросил я тихо. Достал и прикурил сигарету. Мне вновь показалось, что я нечаянно ступил на территорию личного, не для всех.
— Ничего, mi chico, — Пако отвернулся.
— Засунь свой испанский себе в зад.
Да, так оно и было.
Он тоже — книга со склеенными страницами, поставленная корешком внутрь на дальнюю полку библиотеки. Поставленная туда, где уже двадцать с лишним лет торчал я, не зная, кто мой сосед.
*
Пако не шутил, когда говорил, что отвезет меня смотреть на свои «дела». Он встретил меня после экзамена на старой замызганной тачке, коротко посигналив и махнув в приоткрытое окно рукой. Пока я шел к стоянке, судорожно пихая черновики в сумку, чувствовал, что на меня пялилась добрая половина моего потока. Конечно, Эндрю Шин, садящийся в тачку к латиносу — охуенная затравка для сплетен.
— Так у тебя есть машина? — спросил я, когда Пако вырулил на дорогу.
— Как твой экзамен, mi chico? — он пропустил мой риторический вопрос мимо ушей, покопался в магнитоле и включил музыку. Песню Сии. Да он издевался, не иначе.
— Хорошо.
— Вот и хорошо.
Пако вел машину неуверенно и нескладно, слишком резко тормозя на светофорах. Хотя мне все казались хреновыми водилами после Хэлен, у которой с ее тачкой была любовь. Она водила так, как если бы Иисус спустился с неба, показал ей, как правильно, и умотал обратно.
Мы ехали довольно долго, свернули от Верриби в сторону Пойнт Кук, и только когда выбрались из плотного потока на безлюдную улочку близ спального района, я узнал это место. И мне стало не по себе.
— Пако? — позвал я негромко.
Он тормознул прямо напротив заброшенного складского здания, и мои догадки подтвердились. Так вот, чем он промышлял. Зарабатывал на жизнь подпольными боями. И мышцы у него были тверже натянутых канатов не только из-за вечного внутреннего напряжения.
— Выползай, mi chico, — усмехнулся он криво, наставив на меня линзы своих красных очков. — Хотел посмотреть, чем я занимаюсь — валяй.
— Я не пойду, — произнес я упрямо и тихо. Все, чего мне хотелось, так это убраться отсюда немедленно. Вместе с Пако. Место обладало сомнительной репутацией. — Я туда не пойду…
— Как знаешь, — он не стал спорить.
Вышел, захлопнул дверцу, сунул руки в карманы своей несуразной безразмерной кожанки и скрылся внутри здания. А глупый наивный Шин остался в тачке, слушать последний студийный альбом Сии и нервничать так, что покалывало кончики пальцев.
Гребаный мудак.
Я делал музыку потише и опускал окно, пытаясь прислушаться. Но со стороны склада не доносилось звуков громче неразборчивого шепота электрического тока, текшего по проводам. Для боев выбирали идеально изолированные места во избежание разборок с копами. Даже машины тех, кто находился внутри, а там, уверен, набралась целая толпа, были разбросаны по окрестностям. Будто внутри ничего не происходило.
Я ждал целый час.
Перечитывал конспекты, подпевал, методично прокуривал тачку терпкими «мальборо». Даже пытался мыслями о сексе развлекаться. И понял, что не могу. Хантер не лез в голову, порно не лезло в голову, ничего. Все оттеснило собой беспокойство за судьбу чокнутого латиноса.
Через час со склада стали вываливать люди.
С пустыми бутылками из-под пива, они разбредались, кто куда, шумно переговаривались и смеялись. Похлопывали друг друга по плечам на прощание. Взмыленные, раззадоренные устроенным шоу. Кто-то вышел в майке, забрызганной алой кровью.
Меня замутило.
А если это его кровь?
Я выскочил из машины. Не знаю, что собирался делать, но к счастью, ничего и не пришлось. Пако, в мокрой от пота футболке, с курткой, повязанной рукавами вокруг бедер, показался на выходе. Очки-авиаторы по-прежнему сидели у него на носу, но даже они не помогали скрыть бурую запекшуюся кровь, расчертившую ему половину лица. Кровь была даже у него в волосах, встрепанных, будто башкой Пако хорошенько промыли после боя полы.
— Mi chico, — он бесновато улыбнулся — может, не сошел еще адреналин — и сунул мне в руки туго перетянутую пачку купюр. Потрепал по плечу и оказался слишком близко. Достаточно, чтобы обдать неповторимым душком пота, крови и паленой резины. — Смотри, что надыбал. Сгоняем в какое-нибудь шикарное местечко, а?
Я бы посмотрел, как отреагирует на него персонал «шикарного местечка». По Пако было видно, что он прикладывал титанические усилия, чтобы держаться на ногах ровно. Вымотавшийся, обнуливший до минимума свою пелену зверь.
— Садись, — велел я сухо, затолкав его на заднее сидение.
Сам сел на водительское, выдохнул, стараясь не паниковать, и завел машину. К счастью, я не забыл, как это делается.
— Ты умеешь водить, mi chico? — запоздало спросил Пако, едва ворочая языком, когда я медленно и аккуратно вывел тачку на автостраду.
— Было дело.
Я посмотрел на Пако в зеркало заднего вида. Он приподнял очки, чтобы краем майки вытереть с лица кровь и пот, и я увидел здоровенную лиловую гематому у него под глазом. Что же, это меньшее, чем он мог отделаться.
— Когда был мелким, водил джип на отцовской ферме.
— Кенгуриной? — Пако заметил, что я поглядывал на него в зеркало, и вновь нацепил очки, откинувшись на сидение. Взял пачку и стал пересчитывать деньги.
— Ага.
Пако глухо рассмеялся.
— Чего? — фыркнул я, чуть улыбнувшись. — Знаешь, какие эти твари быстрые? У нас был один прыткий малый — Лакки. Вырывался за ограду и несся, куда глаза глядели. На своих двоих не догонишь.
— И отец заставлял тебя ловить? — в голосе Пако слышался неподдельный интерес. И мои несуразные детские воспоминания, судя по тому, что он отнял ладонь от бока, отвлекали его от боли.
— В одиночку же не поймаешь, — пояснил я, тормозя на светофоре, и быстро вытер о джинсы вспотевшие ладони. — Отец ехал слева, а я справа. Мы разгонялись, обходили Лакки и растягивали здоровенную сеть… Я так ссал, что переверну тачку или покалечу бестолкового кенгуренка, что очень быстро и эффективно научился рулить. Отец ничем так не был горд, как своей методой обучения вождению. Как по мне — так это не стоило десятка обоссанных мной штанов…
Пако рассмеялся, тихо и расслабленно.
Когда я обернулся назад на следующем светофоре, он уже спал, подложив свернутую куртку под голову. Чертов идиот.
*
После того, как Пако вымылся в моем душе и уехал домой, я не видел его несколько дней. Оказалось, что к его постоянному присутствию я так привык, что чувствовал себя до ужаса неловко и неправильно, когда шел по дороге один.
Не хватало мне только новой привязанности.
Не хватало той боли, которую я зарекся испытывать вновь. Но она уже копилась во мне. Тянула под сердцем беспокойно и надсадно, заставляла оглядываться и искать взглядом отблеск красных очков-авиаторов в ночной темноте.
Я уже знал, что я книга на той же полке, на которой находился он. И от этого знания не так легко было откреститься.
Я знал о его «пелене» и о том, с чем ему приходилось сталкиваться каждый день.
— Шин? — где-то под конец семестра во дворе кампуса меня нагнал и окликнул Хантер. Я обернулся и сам не понял, почему, но не узнал его голоса, пока не посмотрел, кому он принадлежит.
— Привет, — я окинул его кратким взглядом. Все те же встрепанные светлые волосы, ехидные тонкие губы, шальные зеленые глаза. Все тот же Хантер Рой, тот же задорный парнишка родом из Сиднея, который однажды накинул на мою шею петлю и затянул так туго, что стало нечем дышать.
— Я только хотел спросить, как ты, — Хантер на мгновение обернулся. Я проследил за его взглядом и увидел Андреса, деятельно копавшегося в своем байке. Хантер вновь заглянул мне в глаза, когда я щелкнул зажигалкой и закурил. Он неловко почесал рукой в затылке. — Как ты?.. В целом.
Я ожидал, что веревка натянется на шее до предела, но когда не испытал даже легкого, сродни неясной тени, намека на горечь или удушье, я понял. Петли больше не было. И шею даже не саднило от ее недавнего захвата.
— Неплохо, — сказал я и почти не соврал. Было бы лучше, если…
— Mi chico?
Я вздрогнул, резко обернулся на голос. Пако шел в нашу сторону, чуть прихрамывая на левую ногу — черт, видимо, не так слабо приложил его минувший бой.
Он подошел, обнял меня за плечи рукой, буквально повиснув на мне, чтобы не держать вес целиком на поврежденной ноге.
— Ты в порядке? — спросил я, нахмурившись.
— В полном, — он напряженно улыбнулся. Снял очки, дужкой зацепив их за край майки, и вперил в ничего не подозревавшего Хантера пристальный взгляд обманчиво теплых карих глаз.
Недобрый знак.
— Пойдем ко мне, — предложил я, вцепившись в его руку — просто, чтобы успокоить. Обернулся на Хантера и сказал торопливо: — Еще увидимся, Хант. Ты, это, не пропадай, окей?..
Хантер чуть удивленно кивнул.
Я отвернулся и больше на него не смотрел. Мне не хотелось. Быть может — потом? Встретимся, выпьем по банке холодного пива где-нибудь в Уильямстауне.
Но сейчас у меня была одна забота.
Я снял очки Пако с ворота его майки и сказал, усмехнувшись:
— Надень, ублюдок. Не пугай народ.
*
Впервые Пако поцеловал меня только через месяц.
Мы сидели на полу моей спальни, пытаясь в четыре руки дописать конспекты к грядущим тестам. Почерк у него был корявый и на мой совсем не походил, но жаловаться не приходилось — слишком мало времени оставалось, и слишком много я спустил, катаясь с Пако по его боям и застревая до утра в баре, отмечая его победы и зализывая с ним раны после проигрышей.
Он как раз дописал свою часть и смотрел на меня сквозь очки, по обыкновению очень внимательно и долго. Естественно, через пару минут я уже не мог сосредоточиться на чертовых словах.
— Ну, что тебе? — спросил я с обреченным вздохом, отложив карандаш, а Пако вдруг схватил меня за запястье, резко потянул на себя и жадно приник к моему рту.
Может, это больше походило бы на поцелуй, если бы я отвечал, а не просто замер в ступоре, чувствуя, как пленительно медленно его язык огладил мои губы, их раздвинув, и встретился с моим языком. Но на мгновение, всего на одно, мне стало так хорошо, что я чуть не отключился.
— Прости, — спустя пару секунд Пако отстранился и нахмурился. — Я не хотел.
— Чего? — возмутился я, когда он вытер губы ладонью. Вытер губы после поцелуя со мной. — Ты охуел?
Я схватил его за ворот майки и притянул обратно к себе.
Осторожно, будто разрешения спрашивая, взялся за дужки его очков.
— Снимай, — сказал Пако хрипло. Глаза его, когда я стянул с него авиаторы, были полны того чувства, от которого у меня сладко заныло в паху. — Сейчас… они мне не нужны, mi chico.
*
Мы не трахались. И даже не спали.
У меня никогда не было подходящего слова для того, чтобы описать, что между нами происходило, и что мы делали.
Просто я приплетался с мойки, а Пако — либо провожал меня, либо приезжал после боя.
Он целовал меня несдержанно, вжимая лопатками в стену, тянул вверх полы моей майки. Тесно льнул разгоряченным телом к моему, позволял снять с себя очки и смотреть ему прямо в глаза. Охуенно красивые карие глаза, темные и до краев полные того, что мы не произносили вслух. Просто чувствовали.
Я зарывался пальцами в его волосы, черные, будто с проседью, вел его к кровати и опрокидывал на спину. Боялся не коснуться его лишний раз, боялся оторваться от него на лишнюю секунду.
Пропадал где-то там, в движениях его сильных уверенных рук, которые гладили мое тело. В шепоте на ухо, когда Пако подминал меня под себя и легонько терся полувставшим членом о мои ягодицы.
В касаниях его теплых ласковых губ, когда я прижимался к ним виском. Когда я задыхался, чувствуя его в себе, и до исступления и гортанного тихого стона в сжатый кулак желал разрядки. Когда доверчиво подставлял шею под новую петлю. Ту, в захвате которой уже был он.
Нам было хорошо.
Когда по телу раскатывалась первая истома, и после, когда мы лежали, пытаясь отдышаться, сплетаясь руками и ногами, под одним одеялом. Нам было хорошо, когда я мягко целовал Пако и молча, одной лишь едва заметной улыбкой предлагал поменяться местами.
Каждую ебаную ночь.
Каждый этот чертов момент, что я видел его. Спокойного, отпускавшего защиту, доверявшего мне так, как он порой не доверял самому себе. Зверя, не уставшего бороться, но нашедшего свою отдушину.
Пако засыпал, обняв меня со спины, а я еще лежал и смотрел в полутьме спальни на сигареты и очки, оставленные на тумбочке.
Мы были закрытыми книгами со склеенными страницами и стояли корешками внутрь в дальнем углу библиотеки.
Но мы стояли на одной полке.