Тотчас же тревога сменилась злостью — не только на то, что он опоздал, а больше что заставил ее нервничать.
Когда он вошел, она вскочила, лицо ее побледнело, огромные глаза горели в полутьме холла, и ее тоненькая, воздушная фигурка вызвала у Грея такую отчаянную, непереносимую боль, что ему стоило громадных усилий не броситься к ней, не прижать к себе, не поцеловать… не как чужую женщину, а ту, которая ему близка, тело которой ему знакомо, реакция этого тела казалась ему такой понятной. Все ее чувства откликались на его желание так остро, что он мог бы овладеть ею сейчас, не сходя с места и раствориться в ней, сняв все свое раздражение, боль, страдания, — все, что его угнетало.
Он уже шагнул к ней, но все его мечты обратились в прах — резким тоном Сара сказала:
— Вы обещали быть к шести. Я вам говорила, что меня пригласили на обед.
Холодный голос и ледяной взгляд подействовали на него отрезвляюще, причинив такую физическую боль, что он отреагировал тотчас же — сдержанности как не бывало.
— Так почему же вы не ушли, если этот проклятый обед для вас так важен?
Сара с возмущением посмотрела на него.
— Вы же знаете, я не могу оставить Робби одного, — ответила она.
— А почему нет? — грубо возразил он. — Его мать это делала. Именно потому, что она оставляла его одного постоянно, бабушка наконец вмешалась и взяла его к себе. Ну, если этот проклятый обед для вас так важен, важнее Робби — я вас не держу, можете вообще больше не возвращаться!
Его выпад был так неожидан, так чудовищно несправедлив, что Сара молча уставилась на него.
Она почувствовала, как слезы выступают у нее на глазах, и поняла: если она задержится хоть на мгновение, они польются рекой. Меньше всего она хотела, чтобы Грей видел ее слабость, поэтому единственное, на что у нее еще оставались силы, было схватить сумку и, промчавшись мимо Грея, выскочить за дверь.
Изо всех сил нажимая на сцепление, она пронеслась по подъездной дорожке и остановилась только у выезда на основную магистраль, чтобы немного успокоиться и прийти в себя.
Увы, слезы лились рекой и она с трудом удерживала рыданья.
Это от неожиданности, просто от неожиданности, твердила она. Но вслед за потрясением пришли отчаяние и боль. Больше не имело смысла успокаивать себя: она убедилась еще раз, что за человек Грей.
Наброситься на нее, когда виноват был сам…
Она глотала слезы и не могла поверить, что он ее уволил. Он вышел из себя так внезапно и грубо, абсолютно перестал управлять собой, а ведь раньше всегда безукоризненно вел себя, следил за каждым своим словом, все поступки его были продуманы и просчитаны.
Когда Сара подъехала к дому, она уже взяла себя в руки, хотя была совершенно разбита.
Резкий переход от страха за жизнь Грея, от мысли о том, что, возможно, он лежит гденибудь в больнице, беспомощный, без сознания, к появлению его живого и здорового, даже не подозревающего, какое беспокойство он ей причинил, не говоря уже о том, что он забыл о своем обещании вернуться вовремя, спровоцировал вспышку ее гнева.
А Грей, похоже, был доволен ее взрывом, он даже подстрекал ее к этому, хотя, несомненно, знал, что виноват. И вот он уволил ее.
Она передернула плечами. Придется пойти туда завтра и все объяснить Робби. Но как она это сделает?..
И опять на нее нахлынул гнев. Как может Грей так эгоистично, так бездумно поступать с Робби? Он что, не понимает, как расстроится мальчик?
Салли с Россом вернулись в этот вечер поздно. Услышав, что произошло между ними. Росс помрачнел.
— В таком случае тебе надо уходить, — сказал он, когда она замолчала.
— Да, но Робби… — начала Сара.
Росс покачал головой.
— Я знаю, ты очень беспокоишься о мальчике, Сара, у тебя слишком доброе сердце. Но мы в какой‑то степени в ответе за тебя, пока ты живешь с нами. Я знаю, ты взрослый человек и можешь сама решать, как поступать, но мне не нравится поведение Грея. Право, мне очень бы хотелось поговорить с ним.
— О нет, пожалуйста, не надо, — умоляюще сказала Сара.
Она побледнела и вид у нее был очень расстроенный, поэтому Росс, хотя и продолжал хмуриться, уступил и сказал только:
— Ладно, если ты так хочешь. Но не буду скрывать: я рад, что ты больше не будешь там работать.
— Мне придется пойти туда завтра, повидать Робби, — сказала Сара. — Не могу я так просто его бросить, даже если Грей все ему объяснит.
— А может, все‑таки нам пойти с тобой? — предложил Росс.
Но Сара отрицательно покачала головой.
— Нет, я не могу прятаться за ваши спины. Ты же сам сказал, я взрослый человек и имею право постоять за себя. Сегодня он застал меня врасплох, но завтра…
Она проснулась задолго до рассвета — ночью почти не спала — и тщательно оделась, не в рабочее платье, а в строгий костюм, который подчеркивал серьезность ее намерений. Сара не собиралась уговаривать Грея изменить свое решение, выпрашивая у него прощение. Она твердо решила повидаться с Робби, объяснить как можно мягче, что произошло, ни в чем не упрекая его отца. Никаких упреков не будет — ради мальчика.
Когда она подъехала к дому, окна были ярко освещены. Прежде чем она остановила машину, парадная дверь распахнулась и Грей выбежал ей навстречу.
— Робби… он с вами? — спросил он с тревогой, пока она открывала дверцу.
Робби с вами? В волнении Грей схватил ее за руки. Он стоял так близко, что она уловила запах его тела и почувствовала страх, который его охватил. Он был небрит, в спортивной рубашке и старых джинсах, и вид у него был такой, точно он не спад всю ночь. Его тревога передалась Саре, и она сказала резко:
— Нет, Робби не со мной. А что случилось?
— Я не могу его найти. Вчера я захватил домой работу, а ночью, не знаю почему, мне не спалось…
Сара заметила, что он не смотрит ей в глаза и голос его дрожит.
— Я встал рано, пошел в комнату Робби: там его не было. Я осмотрел весь дом — нигде нет и следа.
Сара посмотрела на него с недоверием.
— Вы что, не зашли к нему вчера после моего ухода? — спросила она резко.
Грей поднял на нее глаза, покрасневшие от усталости и тревоги. Помолчав, он отрицательно покачал головой и сказал, как бы защищаясь:
— Я работал дома, думал, что он спит, и не хотел его беспокоить.
Ты не хотел беспокоить себя, подумала Сара мрачно, но промолчала: по его лицу было видно, что ему очень тяжело и что он сознает свою вину. Упреками тут ничего не исправишь!
Возникла пауза, и вдруг, к ее удивлению, он сказал:
— Спасибо.
Она уставилась на него.
— За что? — произнесла она в недоумении.
— За то, что не высказали своих мыслей. Вы ведь считаете, что я обязательно должен был к нему зайти. — Отчаяние, которое слышалось в его словах, заставило ее сердце сжаться. — Боже мой, я должен был его проведать… а теперь он исчез.
— Вы думаете, он действительно ушел из дому? — спросила Сара.
— Абсолютно уверен. Я дважды осмотрел все комнаты, все шкафы. У меня еще оставалась надежда, что, может быть, он ушел к вам.
От волнения у нее пересохло в горле.
— А полиция? Вы… — спросила она тихо.
Он покачал головой.
— Нет, я собирался позвонить вам, узнать, нет ли его у вас, и если нет, то попросить у вас совета.
Он собирался попросить у нее совета! Она смотрела на него, открыв рот от изумления.
— Вы мне не верите. Неудивительно! После вчерашнего вечера! О Господи, где же он может быть? Почему он ушел? Мне казалось, он начал понемногу привыкать, стал понимать…
— Я думаю, надо все же позвонить в полицию, — мягко сказала Сара и, не сознавая, что делает, ласково коснулась его руки. Он замолчал, посмотрел ей в лицо, она почувствовала тепло его руки, мягкие волоски на ней, мускулы, которые вдруг застыли от ее прикосновения.
Дыхание у нее перехватило; ни единой мысли в голове, тело налилось тяжестью. Она вдруг резко отстранилась, побледнев.
Как же она может думать о своих чувствах, когда все ее мысли должны теперь сосредоточиться только на Роберте?
Дрожащими пальцами набрав номер, Сара позвонила в полицию.
Ей ответили быстро и немного успокоили, заверив, что через полчаса пришлют своего человека. Только не надо никакой паники.
Не надо паники? Но разве это возможно? Стоило ей только вспомнить о том, как она встретила Робби в первый раз, как он наивно верил, что сможет сам добраться до Лондона…
Сердце у нее замерло, она повернулась к Грею.
— Вам не кажется, что он отправился в Лондон, к экономке бабушки? Когда я увидела его впервые…
Грей покачал головой.
— Не имею ни малейшего представления, как он может поступить. Вы его знаете лучше. Я был уверен, что он пошел к вам, ничего другого я не мог себе представить. Боже мой! Я даже подумал, что вы…
— Вы подумали, что я позволю ему уйти из дома?
Хотя она старалась говорить спокойно, голос ее предательски дрогнул.
— Простите меня… я… у меня путаются мысли. Но я никогда не доверял женщинам.
Она мрачно взглянула на него.
— Доверие, как и все другое, имеет оборотную сторону, — сказала она тихо. — Я бы никогда не могла обидеть Робби, какими бы ни были мои чувства к вам. Я знаю, что вчера была к вам несправедлива. Но мне было так неудобно перед сестрой и ее мужем, я их подвела. Они устраивали не просто обед, это также была деловая встреча.
Грей нахмурился.
— Вы должны были обедать с сестрой?
— Да, я была четвертой в их компании, — ответила Сара и замолчала. (К дому подъехала машина.) — Должно быть, полиция.
— Да, похоже, — сказал Грей, направляясь к двери. — Я открою.
Осмотрев все шкафы, Сара объяснила полицейским, как был одет Роберт.
— Очевидно, он решился на побег внезапно, — сделала вывод полицейский инспектор, женщина. По опыту они знали, что, если ребенок решился на побег, он, как правило, берет с собой любимые вещи и смену белья. Робби же с собой ничего не взял и оделся во что попало.
— Не случилось ли вчера что‑то, что могло его сильно расстроить? — допытывалась инспектор.
Сара покачала головой.
— Насколько я знаю — нет.
— Может, он поссорился с вами или с кемнибудь из друзей?
Сара перебирала в уме события вчерашнего дня.
Она уже рассказала инспектору о прошлом Робби и об обстоятельствах его жизни здесь, ничего не сообщив при этом об отношениях Грея и Робби: если Грей сочтет нужным упомянуть о них — это его личное дело.
С ними разговаривали по отдельности и вместе, вопросы были очень подробными, заставляли Сару морщиться, но Грей, как она заметила, отвечал спокойно и искренне, даже когда они выставляли его не в лучшем свете.
Когда Грей признался, что вечером не виделся с сыном, сержант, задававший вопросы, заметил сочувственно:
— Не вините себя, сэр. Иногда мы все бываем невнимательны.
Закончив расспросы, полицейские уехали, Сара также собралась домой, подумав, что Грею захочется побыть одному, но, к ее удивлению, он отрицательно покачал головой, пробормотав почти с мольбой:
— Нет, пожалуйста, если вы можете… — Сара промолчала. Грей добавил нерешительно, как бы подбирая слова, к которым не привык: — Вы знаете Робби… вы ему нужны, он вас любит. Если… когда они найдут его… если вы будете здесь…
Значит, он хотел, чтобы она осталась только ради Робби? Ну, другого она и не ждала.
Это нескончаемое утро продолжалось; Сара поднялась в комнату Робби — ей хотелось побыть среди его вещей — и увидела там Грея: он сидел на кровати сына, спиной к ней, прижавшись головой к любимому мишке Робби.
Сара уже собиралась тихонько выйти из комнаты, когда он произнес отрывисто:
— Нет, не уходите. Бог мой, я все думаю: какой он маленький, несчастный. Я должен бы искать его, а не сидеть здесь без дела и ждать.
Сара подошла к нему и сказала глухо:
— Нет, полицейские просили нас остаться здесь, на случай каких‑то новостей.
— Я чувствую себя совершенно беспомощным. Он же мой сын. Господи, мой ребенок. — Он помолчал и сказал резко: — Я знаю, вы считаете, что это я во всем виноват, но поверьте, я так себя виню, как вам и не снилось! Ах, если бы я только заглянул к нему вчера!
И, как и раньше, Сара погладила его — молчаливый знак сочувствия, утешения и понимания; горло у нее сжалось, она боялась, что не сможет больше вымолвить ни слова. Грей повернулся к ней; движения его были неуверенными, как у слепого, лицо полно отвращения к самому себе, когда он воскликнул:
— Почему, почему он так поступил? Он действительно меня так боится и ненавидит?
Тотчас же Сара откликнулась:
— Нет‑нет, конечно же, нет.
Сама того не замечая, она тянулась к нему; его голова оказалась совсем рядом, и, хотя внутренний голос твердил ей, что не нужно этого делать, сострадание и жалость взяли свое, она погладила его по волосам, утешая и успокаивая.
— Ох, Сара, если с ним что‑нибудь случится…
Она вдруг испуганно застыла: его следующее движение разбило вдребезги ее прежнее представление о нем. Неуклюже подняв руки, он крепко обнял ее и спрятал голову у нее на груди.
— Грей… — Ее голос дрогнул. Она хотела высвободиться из его объятий, но Грей только крепче прижал ее к себе, тело его дрожало от сдерживаемых рыданий, и Сара поняла, что вырваться будет очень трудно…
ГЛАВА 8
Почувствовав ее намерение. Грей, не поднимая головы, прижался к ней еще теснее; горячее дыхание и исходящее от его тела тепло проникали сквозь тонкую ткань блузки, заставляя Сару трепетать от желания.
Он глухо произнес:
— Нет, Сара, нет. Не уходите, обнимите меня. — А затем, когда она замерла, каждой клеточкой своего тела ощущая его близость, он хрипло прошептал: — О Господи, я не понимаю, что со мной происходит, Я думаю о вас день и ночь, вы об этом знаете? Вы мне снитесь, я просыпаюсь в отчаянии, я представляю себя… Боже, как мне вас недостает! Я…
Он вдруг замолчал, осознав, что говорит, и, медленно подняв голову, отвернулся от нее и сказал голосом, полным отвращения к себе:
— Даже сейчас, когда мне следовало бы думать о Робби, я все еще мечтаю о вас…
— Это шок, — проговорила Сара. — Так иногда бывает, люди ведут себя неразумно…
Она замолчала, опустив глаза, и обнаружила, что несколько пуговиц на блузке расстегнулись и видна грудь.
Дрожащей рукой она хотела застегнуть их, и этот жест привлек внимание Грея. Она оцепенела, заметив, что он смотрит на нее; дыхание рвалось из ее груди, выдавая волнение.
Точно управляемая какой‑то неслышной командой, рука, извечным стыдливым жестом прикрывавшая грудь, опустилась, сердце бешено стучало. Она ощущала его желание, все другие чувства были, как в параличе, окутаны гипнотической дымкой, дремотой, наполненной яркими красками, рожденными ее женской уверенностью, что она ему нужна, желанна, притягательна.
Ее способность рассуждать или сомневаться исчезла под напором могучей уверенности: все преграды между ними снесены, сейчас они равны; Грей сбросил с себя броню, которой защищал свое «я», и она увидела под ней живого, страдающего, легкоранимого человека.
Они уже не были врагами, обоих роднила боязнь за Робби. И, повинуясь своей натуре — приходить на помощь любому страдающему человеку, — Сара не оттолкнула Грея, не отвергла его.
Она не учла только, что ее собственное желание окажется столь же пронзительным и нестерпимым, как и его. Это желание смягчалось ее природной сдержанностью, застенчивостью и очень небольшим юношеским опытом.
И вот сейчас, в эту минуту, когда Грей сжимал ее в своих объятиях, шепча ее имя, — его дыхание ласкало кожу на ее груди, он расстегивал неловкими пальцами пуговицы на блузке, — ее захлестнула волна бешеного первобытного желания, настолько сильного, что у нее захватило дух. Она вскрикнула от нетерпения: скорее сорвать одежду с себя и с него, прижаться всем телом к нему. Она крепко сжала губы, ощущая, что руки у него дрожат, когда он стягивал с нее блузку. До нее донесся резкий запах разгоряченной плоти, и она лихорадочно начала снимать с Грея рубашку, легко прикасаясь к нему руками. Это еще усилило жар, который наполнял ее, и она услышала свой отчаянный стон.