Перед тем самым заданием, во время которого отец познакомился с мамой, он дал разрешение и возможность Лане Алани, лучшей гейше своего поколения, иметь от него ребенка. Он боялся не вернуться, а Лана была у него первой, и они были очень дороги друг другу. Вообще, ребенок гейши от аристократа за редчайшим исключением не будет принадлежать роду отца, но если разрешение дано, значит, отец его признает. И вот, полноправная жена на шестом месяце, а гейша рожает мальчика. Не знаю, что чувствовал отец, потому что он по-своему любил и маму, и Лану, а по законам даже смотреть на этого ребенка считалось оскорблением высокородной жены. Но мама была исключительным человеком, она знала Лану и была о ней хорошего мнения. Мама официально предложила так провести смотрины, чтобы гордый и сильный род Синоби не оскорбился. Мальчик оказался смуглым, как его мать, что не есть хорошо, и только глаза папины. Опять же, смутно представляю, что там творилось, но, в обход всех предрассудков и правил, мама предложила взять ребенка в семью Викен, как, собственно, предполагалось изначально. Раз предложение исходило от высокородной жены, папа мог только благодарно согласиться, а Лана - разрыдаться от неслыханного счастья. Мамин род, то есть Синоби могли хмуриться по поводу блажи своей второй дочери, но возразить не могли. Так у меня появился брат. Мы воспитывались вместе в семье Синоби, я бесплатно, за Ронана платили. В девять лет, когда все базовые навыки получены, нас разделили, и брат стал больше времени проводить в учебном кресле, а я в тренировочном зале. Из меня делали бойца, а из него стратега, так, по крайней мере, я это поняла тогда. Как я ему завидовала! Физподготовка в доме Синоби включала в себя массу неприятных вещей, а для него это теперь шло в облегченном варианте. Иностранцы бы пришли в дикий ужас, узнав, допустим, что нас учили терпеть боль без гримас и изменений голоса и даже дыхания, отключать боль, различать ее виды, оказывать самим себе первую помощь. И не зря. В первый раз при разрыве артерии я была так поражена зрелищем и ощущениями, что когда справилась с эмоциями, было уже поздно. Пришлось валяться в регенераторе. Во второй раз было уже намного лучше, регенератор понадобился лишь для того, чтобы заживить рану. То же с переломами и вывихами. А насчет боли мне не повезло, у меня рефлекс - слезы. Лицо спокойное, говорю нормальным голосом, а слезы льются. Ох, и мучили меня, ничего не помогало; потом, хвала Судьбе, научили как можно раньше отключать боль и отстали. И все эти 'тренировки' на фоне занятий математикой, физикой, психологией и спецпредметами. Ронану тоже перепало с самопомощью, но с болью его не доставали. Что самое интересное, благодаря нашим воспитателям, мы не воспринимали происходящее с нами как нечто ужасное, это было просто приобретение необходимых навыков - да, неприятно, но нужно. Тяжело в учении - легко в жизни.
Когда мне было двенадцать, отец приехал в поместье Синоби и долго разговаривал с Первым рода, потом вышел и сообщил, что теперь я полгода буду жить у Синоби, а полгода у Ланы Алани, и к ней я поеду через месяц. Я в шоке поклонилась в знак покорности и благодарности. А дедушка Синоби, который был моим основным учителем, потом промывал мне мозги, что если я де разленюсь за эти полгода и потеряю форму, что очень легко в период роста, то могу вообще не приходить и зваться Викен-Алани, как мой братец. Последнее, кстати, было жутким оскорблением, и угрозой, что семья Синоби откажется признавать мое родство. Полугодия у Ланы были просто сказкой, мир красоты, изящества и чувственности. Там я впервые поняла, что я - женщина, это было ошеломляющее открытие. Вопрос с поддержкой формы решился легко: танцы - прекрасная нагрузка, а еще пение, игра на различных инструментах и, конечно же, особая психология. Последнее было самым важным и самым сложным для меня. Гейши - странные существа, очень добрые и очень влюбчивые, они умеют находить в человеке достоинства и не замечать или оправдывать недостатки, если этих качеств нет - то как бы ни учили, получается лишь дорогая проститутка. Лана Алани, как оказалось, вместе с мамой проходила обучение мастерству гейши, и от Ланы я узнала о маме больше, чем от отца и Синоби вместе взятых. То, что мама этому училась, меня не очень удивило: в аристократических семьях принято, чтобы девочки проходили начальный курс, но мама прошла полный и проучилась несколько лет, так что между делом Лана рассказывала истории - смешные и не очень о маме, о том, какой она была. Я очень благодарна Алани за то, что я узнала маму как человека, а не как героя, отдавшего свою жизнь за Синто.
Пока мама была жива, мы мало общались: во-первых, в семье Синоби это было не принято; во-вторых, у нее всегда были важные дела и, как правило, за пределами планеты. Так что мы виделись урывками, и я сильно робела перед ней. Я точно знаю, что она меня любила, но она никогда не баловала меня своей любовью. И в тот последний раз, когда перед отлетом она встретилась со мной, мы почти не разговаривали, мама отдала мне 'душу' на хранение, такое уже было один раз, и я испугалась за нее, но не сильно. В ту последнюю встречу, она в первый раз сказала, что очень любит меня и очень мной гордится. Я ей ответила: 'Возвращайся'. Через двадцать пять дней камень на маминой 'душе' треснул; когда я увидела трещину, то упала, меня перестали держать ноги, я просидела в ступоре несколько часов, пока меня не нашел дедушка. Он посмотрел на камень и, впервые обняв меня, сказал:
- Она уничтожила эсминец, который шел к нам...
КАК? Как она смогла это сделать? Мое горе перенаправилось на то, чтобы узнать, как маме удалось уничтожить то, что считалось неуязвимым; желание узнать, что же она сделала, дало мне силы жить дальше. Скоро я почувствовала, что очень нужна отцу, с ним я виделась еще реже, чем с мамой, но тогда мне просто было нужно его увидеть. Меня привезли в наше поместье, папа сидел в зашторенной комнате, он был похож на покойника, серое лицо, остановившийся взгляд. Горе придало мне сил, я не хотела потерять еще и отца. По какому-то наитию я набросилась на него с кулаками. Молча била куда попаду, пока он не отшвырнул меня. Я отлетела и упала на пол. Он удивленно посмотрел на меня, как будто я только что появилась из воздуха. Я встала, насколько можно быстро после такого удара, и направилась к нему, готовая повторить все с начала, но он сгреб меня в охапку и разрыдался. Плакал он долго, а я не могла ничего поделать, потому что мои руки оказались зажатыми между нами, отец прижимал меня к себе так, что, казалось, раздавит. Когда судорожные рыдания сменились просто потоком слез и он ослабил хватку, я поцеловала его в щеку и молча ушла. Мне нечего было ему сказать. Мы никогда не вспоминали об этом случае, как будто его и не было, но наши отношения с тех пор из совершенно формальных стали чуть более доверительными.
Через год после смерти матери я попала к Лане, после первого полугодия жизни у нее мне было очень страшно возвращаться к Синоби, я знала, что дедушка устроит мне какую-нибудь каверзу. Так и вышло. Как только я зашла в ворота поместья, меня тут же отправили в зал, на бой с несколькими противниками. Сменялись виды оружия, сменялись противники, по моим ощущениям, это длилось не один час, я получила несколько несерьезных ранений и два опасных. Все кончилось тем, что я провалилась в беспамятство, или пропустила удар или от потери крови, до сих пор не знаю. Кстати, спарринги в семье проводились редко, поскольку всегда заканчивались тяжелыми увечьями и пребыванием в регенераторе несколько дней. Дедушка Синоби смотрел на этот кровавый спектакль как всегда с каменным спокойствием, но тем не менее увидел во мне что-то, что заставило вернуть существенную часть платы за обучение Ронана, это являлось завуалированным поклоном Лане Алани, и с тех пор он с легкостью отпускал меня на эти полугодичные каникулы. Где-то года через два по реакции отца и дедушки я поняла, что Лана, осознанно или нет, привила и продолжает прививать мне привычки и манеры мамы и, может быть, отчасти мамин взгляд на жизнь. Я долго размышляла, хочу ли превратиться в мамину копию, в конце концов, не выдержала и поговорила с Ланой. Та очень удивилась и уверила, что ни о чем подобном речи не идет, просто мы с мамой получаем одинаковое образование, не удивительно, что и результат схож. Мама была Синоби со знаниями и умениями гейши, и я буду такой же, конечно же, мы будем схожи.
Лана... Когда я вспоминаю ее, не могу сдержать ласковой улыбки. Смуглая, с вьющейся гривой темно-каштановых волос, черные глаза на все смотрят с любопытством и доброжелательностью, а полные губы почти всегда полураскрыты в мягкой улыбке. Она никогда меня не ругала и часто хвалила. Поначалу для меня это было дико: в доме Синоби я привыкла, что похвала - это отсутствие ругани, и естественно, я делала все, чтобы у нее было больше поводов меня хвалить. Лана первый человек, с кем я могла просто поговорить о том, что у меня на душе. Я знала, что Ронан всю жизнь видится с ней, раз в месяц они проводят вместе несколько часов. Раньше я не придавала этому значения, теперь же жутко завидовала брату.
К четырнадцати годам я уже не напоминала бесполого бойца, я была девушкой, не очень красивой, но своеобразной и умеющей быть привлекательной. И отец счел, что уже можно приступать к сексуальной практике, раз уж я изучила теорию. Вообще-то четырнадцать лет для этого рановато, но я к тому времени ребенком уж точно не была, своеобразное воспитание и смерть матери заставили меня повзрослеть. У аристократов принято, чтобы первый сексуальный партнер был профессионалом, гарантирующим, что в дальнейшем у клиента сложится легкое и радостное отношение к сексу. У отца была Лана, а мне они вдвоем подобрали донжана Эфенди Рокена-Тири, и надо сказать, не промахнулись. Донжан должен обладать теми же качествами, что и гейша. Их почему-то считают кланом неудачников, наверное, потому, что донжаны, как правило, являются выходцами из артистических семей, но бывают обделены талантами своих родителей. Не знаю, талант дарить любовь, на мой взгляд, тоже дорогого стоит. Так вот, Эфенди - мой первый мужчина, я поддерживаю с ним отношения, как отец когда-то с Ланой. Мне очень хорошо с ним, просто замечательно, но он мне не ровня, увы. Мы провели почти неделю вместе, перед моей учебой в училище, и теперь я надеюсь провести с ним две недели отпуска, если только хватит денег, Эфенди сейчас на пике популярности. Когда Илис, моя почти подруга из учебки, узнала об Эфенди и наших отношениях, она с какой-то непередаваемой смесью жалости и презрения поинтересовалась, а не унижает ли меня факт платежа за любовь. На что я ей абсолютно спокойно, как маленькому ребенку, объяснила что, во-первых, я плачу не за любовь, а за время, которое он со мной проводит, а во-вторых, если я не буду этого делать, ему нечего будет есть, нечего надевать и прочее... Короче, каждая осталась при своем мнении: Илис - что все синто моральные уроды, не способные отличить любовь и дружбу от проституции, а я - что тропезцы зашореные и зацикленые на себе и своей культуре посредственности.
Кстати, Илис договорилась о внеочередном имит-полете, так что меня ждет веселье. Если б еще током не било, когда взрываешься, было бы вообще замечательно. Я расплатилась и отправилась к летному корпусу.
Последний месяц обучения пролетел как один день, сдача экзаменов по теории, сдача стратегии полетов в имитаторах, экзаменационные бои в реальности. Илис, я и еще трое парней оказались лучшими из курса, всем нам дали дипломы с отличием, им - внеочередные звания, мне - кислые улыбки, которые я, без сомнения, заслужила. В парадном строю все в темно-синей старинной форме, и я в армкамзоле длиной до середины бедра, с функциями гиперкольчуги и терморегуляции, поверхность хамелеон, смену цвета которого я выставила на ежеминутную. Армкамзол очень дорогая вещь, которую род Синоби дал мне в аренду, я из него почти выросла, так что скоро верну. Так вот, стояла я в строю эдаким чужеродным элементом, еще и мигающим, и за двадцать минут поздравительной речи так намозолила глаза руководству и высоким гостям, что меня позвали не последней, как предполагалось вначале, а пятой, как и положено пятерке лучших.
- Поздравляем и не смеем задерживать высокородную синто, - сказал мне ректор, вручая диплом и сверля взглядом. 'Да, пожалуйста, уважаемый', - улыбнулась я про себя; собственно, этого и добивалась. Решила сделать прощальный подарок и уйти по нормальному: вернулась в строй, сделав шаг назад, и вместе со всеми пошла к казармам собирать вещи.
Вечером был бал выпускников, и меня на него не пригласили, что меня абсолютно не расстраивало. Еще вчера отец выразил свое удовлетворение результатами моей учебы разрешением на двухнедельный отпуск и крупной суммой на моем личном счету. Я тут же связалась с Эфенди и забронировала номер на десять дней в Доме Красоты. Он с радостью согласился и взялся решить вопрос с руководством Дома, которое будет не слишком радо такому заказу. Мы проведем эти дни в поместье Викен, что обойдется вполовину дешевле. Донжаны и гейши получают примерно половину от того, что платится Дому за их время, Дом же обеспечивает их всем необходимым: кровом, изысканной едой, богатыми одеждами и гарантирует безопасность.
Я уже собралась, когда в дверь постучались. Не хотелось никого видеть, и я не спешила с разрешением, а без оного я отучила входить кого бы то ни было еще в первую неделю.
- Я знаю, ты там, впусти, - крикнула Илис. Ну да, кому ж еще я здесь нужна?
- Входи.
Она стремительно ворвалась и осмотрела с выражением безмерного удивления опустошенную комнату, кофры на кровати и меня в дорожном костюме.
- А бал?!
Я скривилась: Илис в своем репертуаре.
- Меня не пригласили.
- Как не пригласили?! Этого не может быть, ты ж набрала наивысший бал, нас всего пять таких, мы гордость училища...
- Илис, - еле прервала ее, - я - гордость Синто, а вы четверо - гордость училища. И все это понимают, кроме тебя.
Она чуть растерялась.
- То, что ты иностранка, не умаляет твоих заслуг.
Я рассмеялась и обняла ее, она слегка опешила от таких проявлений чувств.
- Я очень рада, что ты зашла, и мы можем нормально попрощаться, - сказала я, глядя ей в глаза. Она растерялась совсем.
- Я благодарна Судьбе, что эти девять месяцев ты была рядом со мной, - продолжила я, - ты хороший партнер в космосе и неплохой здесь, под небом, только навязчивый и шумный, - закончила я со смехом.
- Почему ты ведешь себя, как нормальный человек, только сейчас, при прощании? - грустно спросила она.
- Потому что иначе ты бы наговорила мне удвоенную порцию оскорблений из лучших побуждений, и я бы все-таки не выдержала и вызвала тебя на дуэль, - полушутя-полусерьезно ответила я. На это ей нечего было возразить. Вместо ответа она меня обняла, и мы на какую-то секунду замерли, потом я высвободилась и чмокнула ее в щеку.
- Давай, повеселись за нас двоих, а меня ждет долгожданный отпуск.
Илис знала, как я его проведу, и ей хотелось съязвить, но она сдержалась.
- Не понимаю я тебя, - вздохнула Илис.
- Это уж точно, - ответила я с улыбкой.
- Давай провожу.
- А как же готовиться к балу?
- Да у меня почти все готово, я шла тебя прихорашивать.
В этом вся Илис: прихорашивать меня, четыре полугодия посвятившую мастерству гейши... Это я могла бы ее прихорашивать, если б захотела.
- Тогда пошли, - бодро произнесла я, и каждая взяла по кофру. Мы шли по пустым светлым коридорам, и я думала о последних восемнадцати месяцах моей жизни. Полтора года просто пролетели. Первые девять месяцев как тяжелый сон, терабайты поглощенной и усвоенной информации. Вторые девять - полеты, Илис...
- Знаешь, это далеко не худшие полтора года в моей жизни... - вырвалось у меня.
- Будешь скучать?
- Не знаю...
Челнок уносил нас с Тропеза, уже превратившегося в огромный шар, к пассажирскому межпланетнику. Из всех вылетающих только я, как и положено, была в легком скафандре. Тропез - сытая и, я бы сказала, зажиревшая планета курортно-пенсионного типа, приют тех, кто выслужился, накопил на тихую и красивую старость. Местная молодежь почти вся разлеталась по галактике делать карьеру и деньги, чтобы потом вернуться домой, взрастить себе смену и дожить. Сытая жизнь отупляет, делает беспечными и чересчур уверенными в завтрашнем дне. Яркий пример со скафандром: я надела его, чтобы обезопасить себя, и пусть вероятность разгерметизации равна сотой доли процента, но она возможна. А нет более позорной участи, чем глупая случайная смерть - но это для меня, для синто. А им лень потратить две минуты, хотя за две надеваю скафандр я, они, наверное, все пять провозятся. Наш челночный рейс был последним, я вошла в холл лайнера позже всех из-за возни со скафандром, и меня уже ждал распорядитель.