Другая планета? Другие глаза! Которые видят только прямо перед собой — зато далеко и подробно. Можно блох подковывать. Уши заполнил ровный шум. Капли дождя, голоса и движение сотен тысяч прежде невидимых и неслышных существ слились в ровный фон. Белый шум. И с ним тоже жить придётся. Зато в гостинице сразу можно будет сказать — с клопами предлагаемая постель, или нет…
Клирик наклонился к мешку, попытался поднять — и не сумел. Ну да, волшебных сумочек, съедающих вес вещей, в реальность не завезли. А жаль. Оставалось бросить часть вещей. Хотя от них, возможно, зависит жизнь. Впрочем, зачем выбрасывать то, что можно спрятать? И мешок волоком поехал в лес. Извозюкался, конечно, в прелой прошлогодней листве. Впрочем, тяжесть груза оказалась не главной проблемой. Через каждые пару шагов Клирик натыкался на дерево. А каждый первый — наступал на подол рясы. Кольчуга давила на плечи. Булава отягощала пояс. И довольно скоро пришлось остановиться. Перевести дух.
Клирик оглянулся. Как будто вокруг — никого. Попытался запомнить ориентиры места. И понял, что помнит каждую царапинку на коре каждого дерева, которые пересчитал по дороге, длину и направление каждого шага. Хмыкнул. И заглянул в неподъёмный мешок. Обнаружив сверху ровно то, что и ожидал — мешок поменьше. С золотом. Всем, которое не потратил на экипировку. Цифру не помнил — да и принимали золото в тёмные века обычно на вес. А на вес там было килограммов сорок. Таскать такое с собой — в любую эпоху небезопасно. Отсчитав себе десяток золотых на первое время — и то состояние по местным меркам — Клирик зарыл и тщательно замаскировал остальное. Подумал — и отрыл вторую захоронку. Для булавы, оказавшейся слишком тяжёлой, и кольчуги, тоже весомой, неприятно звякающей на каждом шаге — и совсем не соответствующей новой роли. Кто знает, как отреагировали бы местные жители на вооружённую сиду? Ряса — и то вариант нестандартный…
Пусть, если хотят, опровергают. Вспомнился анекдот: сумрачный воитель на першероне, черноволос, бородат, в плечах — сажень, в лапищах — булава, носит исключительно тяжелый максимилиановский доспех, уверяет всех, что он — типичнейший эльф, а на недоумения спокойно басит: "А где вы других видели?".
А потом снова — дорога, полегчавший — но по-прежнему весьма нелёгкий мешок. Необходимость постоянно смотреть под ноги, потому как приподнимать подол на ровном месте нельзя. Или просто неприлично, или вообще откровенное совращение. Прохожие, отворачивающиеся или здоровающиеся. Храбрый парень, решившийся подвезти. Видимо, любопытство перевесило. Ноги гудели, и захотелось рискнуть. Вообще, остался б Клирик мужиком, давно бы ехал. У рясы, в конце концов, имелся капюшон, под которым ушей не видно, а реакцию местных жителей на гуляющую по краю дороги лунную эльфийку он уже определил. Цвет лица и странные черты здесь никого бы не удивили — Уэльс родина многих святых, паломников много. А проезд отработал бы или заплатил — но не золотым, конечно, а чем-нибудь из не самых нужных вещей. Меди и серебра Сущность не выдала, заявив, что раз написано — золотые, так пусть и будут золотые. Одинокой девушке и в родное время лезть в авто к незнакомцу не стоило. Тут же вообще средневековье… А до близкого, по уверению Сущности, города хотелось добраться засветло. Да и возница смотрелся совсем не подозрительно. Типичный фермерский сынок. Спокойный, не склонный нарушать обычаи, которые здесь важнее законов. Что означало очень мало — если сиду местные жители воспринимают, как чужачку. Но глядел не сально, а с интересом. И рассказывал то, что могло пригодиться. Должна сида хоть что-то знать о своей родне? А заодно выбрать имя.
Кельтская мифология оказалась занятной и совсем не похожей на греко-римскую. Местные боги-сиды были до изумления похожи на людей. Не «антропоморфны», а человечны. И не только в хорошем значении этого слова. Они страдали от голода и жажды, болели, старели и умирали. Они пасли скот и растили хлеб, тачали сапоги и обжигали горшки, и серебряная марка бывала для бога на мели огромным состоянием. Они проиграли войну людям — и переселились под землю. Они охотно становились христианами — и святыми. Лир, Бран, Бригита, Бранвен — британские боги просто в очередь за канонизацией стояли. Некоторые, наоборот, закоренели и гадили новой вере — а в первую очередь старым соперникам, изо всех последних сил. Морской бог Манавидан фаб Лир ухитрился оказаться посередине. Божеством он был скорее добрым, и свой остров-королевство содержал в порядке. Но при этом наставил рога стольким валлийцам, что ему отказали в крещении. "Увы мне!" — воскликнул бог, и переселился в Шотландию, обитателям которой, видимо, насолил меньше.
Имя, с которым придётся жить как минимум, несколько месяцев, выбирать среди подобных святых Клирик поостерёгся. И, когда среди сказочных героинь всплыло второстепенное — как показалось — божество, заведующее яблоневыми садами, прикинул имя на благозвучность — и мысленно записал за собой.
Немайн.
Родовое имя — изобретать не рискнул, решив пока ограничиться прозвищем. Услышав эпитет «Шайло», "Верная Богу" — отложил для себя. Вполне годилось. Поскольку класс Клирик менять не собирался. А коли твоя профессия — священник, точнее, аббатиса без монастыря — так и прозвище самое подходящее. Дальше легенда достраивалась сама собой. Немайн Шайло, сида, новообращённая и ревностная христианка, путешествует с целью распространения веры, заодно присматривает место для нового монастыря. Для начала этого должно было хватить. Умения. Помимо способности двигать длинными ушами, имеется язык без костей, годный молоть чепуху на валлийском, разговорной и классической латыни, ирландском, саксонском, пиктском, древне- и среднегреческом, старонорвежском, арабском, корнском, готском, аварском, древнееврейском. И русском — оставленным в качестве мёртвого языка. Знание полудюжины алфавитов. Никуда не делся и политех, специальность "гидротехническое строительство". Судя по стенам цитадели, пусть и одетым в каменные одежды, но всё-таки земляным — вполне востребованная. Владение оружием… Классическое священское: булава. Ее, правда, надо еще поднять. Может, просто сделать нечто вроде трости с железным набалдашником? Оружие, выглядящее мирной вещью, вдвойне смертоносно.
Актив нормальный, работать можно.
Клирик хмыкнул в ладони. По своей беспокойной работе он привык к дальним и долгим командировкам. И свалившееся на голову приключение пока воспринимал как одну из них. Причём сам прекрасно понимал, что если задержится дольше некоторого срока — вот тогда его и накроет. Ностальгия, истерика, депрессия и что-нибудь ещё.
А значит, работать нужно быстро. С другой стороны — чтобы сделать что-то действительно толковое, в местное общество нужно врасти… Собственно, ожидал он куда худшего. А тут — невысокая, разорённая, но всё-таки цивилизация. Город обладал всеми признаками римского цивитас — стенами, водопроводом (и канализацией!), общественной баней и ипподромом. Никакой воспетой средневековой грязи, нечистот льющихся из окна, гуляющей по улицам скотины, и прочих прелестей варварской жизни. Аккуратные бревенчатые дома, крохотные садики, лавки на нижних этажах. Конюшни и загоны для скота присутствовали — но стояли пустыми. Заполнятся они только в случае осады. Ремесло, которое порождает грязь и вонь, отогнано, вместе с предместьями, от стен на лучный выстрел. Постоялый двор, и тот оказался за воротами. Ипподром — вообще чудо. Стометрового диаметра, трёхэтажной высоты каменное сооружение внушало почтение. В том числе — возрастом. Обойдя вокруг, довелось убедиться — сооружение вытянуто в длину. А значит, построено уже во времена, когда главным развлечением стали не бои гладиаторов и травля зверей, а скачки. Местные жители уверяли, что внутри часто есть на что посмотреть — даже когда нет праздников, королевские рыцари часто соперничают в ловкости, соревнуясь за королевские призы, заключая пари между собой или сходясь в поединках. Всё это пришлось узнать, пытаясь найти кузницу, а этот филиал языческого капища был слишком важен, чтобы находиться в ссылке. Удивляло и раздражало отсутствие вывесок.
Тогда Клирик заметил: либо горожане издеваются, либо что-то не так с ним самим. Все встречные женщины норовили описать путь длиной в дюжину шагов в стиле эпической шарады, в которой непостижимо закономерно перемешано число тополей, окон и дворов. Половины примет он попросту не находил! Мужчины отделывались указаниями вроде "Шагов сто южнее северной стены и пятьдесят западнее восточной, улицы прямые, не ошибешься, там по левой стороне". То ли сторона всегда оказывалась другая — хотя попытки искать наоборот не помогли — то ли разгулялся пресловутый закон подлости. Клирик успел наизусть выучить все закоулки огороженного стеной пространства, но кузня всякий раз оказывалась за углом. Да еще советчики закончились. В Кер-Мирддине людей было мало, и каждый настолько жестко вписан в свое дело, что казалось, будто сейчас начнут раздавать глупые задания, вроде "убить триста крыс". Спрашивать дорогу по второму разу было неловко. Хотя и подмывало проверить, а не начнут ли горожане повторяться. Ноги уже гудели. А из окон — внимательные взгляды, и как консервная банка за кошачьм хвостом — ребятня. Ну да, уши. Клирик тогда даже подумал: а может, и правда, лучше было их отрубить и податься под монгольские стрелы?
Эскорт раздражал. Впрочем, дети вели себя тихо. Просто шли себе позади и глазели. Видимо, внимательно слушали сказки. Хорошие народные сказки, неадаптированные. В которых фэйри — совсем не добрые. А то и истории про старых богов. Будет им главное впечатление детства: живая сида. Можно сразу откладывать для внуков. "Дедушка, а грифона ты видел?" "Нет, не видел. Последнего еще сэр Галахад убил. А вот сиду — доводилось. Был я тогда соплей, вот вроде вас. Вижу — сида идет с нашим кузнецом. А тот спокойно так с ней разговаривает…" Если, конечно, город не возьмут саксы. Или такие же валлийцы из другого королевства. Тогда впечатления будут совсем другие…
А кузнец был очень нужен — заказать набалдашник и разрубить золотой солид. То есть топор наверняка бы нашелся и у другого местного жителя. Но стал бы этот любой держать язык за зубами о богатенькой одинокой девчонке? Кузнец же, скорее всего, сплетничать не будет — из солидарности со старыми богами, принесшими в мир его ремесло и не брезговавшими заработать горном и молотом честный кусок хлеба.
С рубленой мелочью можно было сунуться к меняле — такой потом нашёлся, или прямо на постоялый двор. Но вместо кузницы Немайн постоянно выносило то к воротам, то ко дворцу местного правителя — избе немного пошире и повыше прочих. Тени же понемногу длиннели, и обещали вскоре слиться в сумерки. Немайн ускорила шаг — и, описав очередную петлю, снова оказалась на небольшой площади перед домом короля. И, увидев на пороге пухлую фигуру в бенедиктинской рясе, весьма обрадовалась. Может, смиренный служитель Божий возрадуется, что не одинок в краю, все еще проникнутом миазмами язычества, и отведет больную топографическим кретинизмом сестру во Христе к кузнице за ручку.
Воспоминание о брате Марке вызвало улыбку. Теперь поединок на площади казался чуточку нелепым и очень смешным. Чего стоит, например, экзорцист, останоленный цитатой из Станислава Лема! К которому пришлось прибегнуть, не зная молитв, свитки с которыми лежали в мешке на самом донышке.
Усталость взяла свое. Стоило Клирику отвлечься от беспокойных мыслей, как тело, словно само собой, откинулось на спину, провалившись в перину, как в воду, удивлённо всхлипнуло — да так и заснуло.
Спать в полной выкладке удобно, разве если сон — вечный. Так что неподвижность эльфийки скоро закончилась. Она долго и тяжело ворочалась, потом снова перевернулась на спину. Открыла глаза. Потрогала уши.
— Так, — пробормотала себе под нос, — лопухи собственного приготовления. Значит, пьяный водитель на «БелАЗе» и прорыв дамбы мне приснились. Спасибо и на том. Сейчас что, уже утро? Светло-то как!
Правда, затянутое непрозрачной пленкой узкое окно не желало чертить на полу негатив самой знаменитой картины Малевича. Свет был немного неровный, как будто над небосводом атланты натянули маскировочную сеть. И трясли, как яблоню.
Часов у Клирика не было, но окна важной гостьи, вроде, выходили на южную сторону. А значит, время можно было узнать по высоте Солнца. Немайн распахнула оконце, высунулась. Солнца не было. Это, впрочем, означало лишь то, что вчера Клирик перепутал северную сторону с южной. Что ж. И не такое случается. А сверкающая сквозь перистую дымку облаков ультрамариновая синь доказывала: еще утро. Яркое раннее утро. Звёзды? Так и вчера днём были звёзды…
сида заразительно зевнула. Заражать, однако, было некого — предместные дворы как вымерли. Спать хотелось до головокружения. Но слава лежебоки не прельщала. Раз запомнят что сида лентяйка, потом не переубедишь. Пришлось озаботиться утренним туалетом. Что местные поймут — Клирик не сомневался. Слишком много римской крови и культуры в камбрийских кельтах. И леса вокруг Кер-Мирддина не сведены. Так что ведро горячей воды, наверное, не пожалеют. Надо только найти кого-нибудь из хозяйской семейки. Или из работников.
В коридоре оказалось сумрачно — окно маленькое, и далеко, факелы потушены. Что и верно — оставленный без присмотра огонь — это пожар. Даже если под ним поддон с водой. Комнаты постояльцев притворены, из-за некоторых раздавались залихватские рулады храпа. Похоже, что спали валлийцы, как и ели, на всю катушку.
Впрочем, не все. На лестнице послышался шорох. Дверь, ведущая на первый этаж, медленно и тихо приоткрылась. В щель осторожно протиснулась мордочка хозяйской старшенькой. Взгляд Клирика немедленно зацепился за распахнутый ворот ночной рубахи без рукавов, но обильные и чуть не торчащие округлости его отчего-то заинтересовали слабо, взгляд переполз на простоватую вышивку вокруг ворота, скользнул по причёске — точней, по растрёпанной соломенной копне. У этой шевелюра в отца. А потом Клирик заметил — двигается девица очень странно. Обе руки нащупывают стену, к которой она и так прижимается всем телом. Босые ноги перед каждым шагом проверют на прочность доски пола. Глаза… Глаза распахнуты настежь, с огромными, без каймы, зрачками, наполнены страхом и еще чем-то. Тем, что и толкает вперед. Немайн, стоящую в трех шагах, девица явно не видит. При том, что вечером точно была зрячей. Клирику стало жутко. Неужели вместо нормального средневековья он, несмотря на обещания Сущности, оказался в фэнтэзийном мире, очевидно недобром? Состряпанном, скажем, вокруг милейшего культа Великих Древних. Впрочем, непосредственной угрозы для жизни пока как будто не было, к потенциальной же, например, в виде неверно заложенных толовых шашек, Клирик и дома привык. Мысли это только подстегивало, поскольку в нештатных ситуациях на его стройках только быстрое и холодное соображение спасало жизни. Потому Клирик начал медленно, шаг в шаг, отступать — и старательно рационализировать ситуацию. Распялить глаза девицы вполне может какой-нибудь травный отвар. В конце концов, кто сказал, что друидические верования к седьмому веку полностью позабыты? Знания о друидах у Клирика ограничивались типовым ролевочным набором, да еще смутным воспоминанием о том, что римляне, одобряя гладиаторские бои и отправляя христиан ко львам, сочли друидические культы кровавой мерзостью. Что могло означать только одно: регулярные приношения человеческих жертв, не являющиеся ни казнями, ни кровавым спортом. Жертв невинных и беззащитных. Например, женщин и детей.
С пришествием христианства устраивать резню открыто они, конечно, не могли. И запомнились хипповатым видом и уважением к природе. Но оставление Диведа монахами могло развязать руки затаившимся. Чтобы рискнуть возобновить рискованные практики, им нужен повод. Вспомнилось давешнее замечание возницы: "Для вас людей резали". Круглые глаза парня, когда тот услышал имя Немайн. И потом, у камина: "Та самая…"
А девица продолжает ползти вперед. Странная походка, нарушение зрения, расширенные зрачки, неровное дыхание. Типичное отравление. Возможное и безо всяких друидов. И даже без злого умысла.