– Знаешь, я бы просто выкинула все это из головы, если бы не одна странность, – призналась она. – Мне это до сих не дает покоя. Когда интервью закончилось, она вдруг взяла и обняла меня. Меня!
– Отличный пиар-ход, – хмыкнул Дэйли, продолжая играть роль адвоката дьявола.
– Нет. Это был предлог.
– Что? – удивился он. – Но для чего?
– Чтобы шепнуть мне кое-что на ухо так, чтобы никто не услышал. Знаешь, что она сказала? «Пожалуйста, помогите мне! Неужели вы не понимаете, что я пытаюсь вам сказать?»
– Холера!
– Вот-вот, и я то же подумала. Первый и единственный раз, когда она дала волю своим чувствам. Похоже, она дошла до ручки. Как ты думаешь, что она хотела этим сказать?
– Проклятье, откуда мне знать? Да все что угодно: от «Помоги моему мужу переизбраться на второй срок» до «Пора привлечь внимание общественности к проблеме с СВДС». А может, впала в такую депрессию, что ей просто захотелось поплакаться в жилетку. Короче, это может значить как все, так и абсолютно ничего.
– Ну, что ж, ничего так ничего, – вздохнула Барри. – Но если это не так, представляешь, какой поднимется шум?
– И все-таки я не понимаю. – Дэйли покачал головой. – С чего ей вдруг убивать собственного ребенка, да еще после того, как она почти отчаялась забеременеть?
– По-моему, мы об этом уже говорили. Пресловутый синдром Мюнхгаузена.
– Только не она, – решительно возразил Дэйли. – Женщины, страдающие этим расстройством, обделены вниманием. Они ищут сочувствия. А Ванесса Меррит? Господи, да она почти принцесса Диана, только на американский манер. И уж вниманием точно не обделена, во всяком случае, вниманием прессы.
– А если речь о тех, кто ей дорог?
– Ты о президенте? Думаешь, муж отверг ее, и она пошла на это, чтобы привлечь к себе его внимание?
– Возможно.
– Но маловероятно.
– Но возможно, – с нажимом повторила Барри. – Вспомни, как весь мир сочувствовал Джеки Кеннеди, когда она потеряла маленького Патрика. На нее тогда все чуть ли не молились.
– Ну да. А представляешь, если бы он был ее первенцем?
– И эта трагедия во многом способствовала тому, что она превратилась в легенду. Возможно, нынешняя первая леди позавидовала и решилась на этот шаг, потому что ей не хватало нимба вокруг головы?
– Ладно, давай другую теорию, – отмахнулся Дэйли.
– ВИЧ. Что, если один из супругов является носителем вируса? У ребенка тест мог оказаться положительным. Миссис Меррит не могла рисковать – представляешь, какое унижение, когда весь мир полощет твое грязное белье?
– Еще одна слабенькая теория, – фыркнул Дэйли. – Если кто-то из них ВИЧ-инфицирован, это так или иначе выплыло бы наружу, еще когда она носила ребенка. Насколько я помню, президент сдал все необходимые анализы. Такое не скроешь.
– Да, наверное, ты прав. – Барри немного подумала. – Может, причина настолько банальна, что мы ее просто не видим? Возможно, мотив лежит на поверхности? Что, если дело в обычных семейных неурядицах? Она производит впечатление женщины, которая привыкла получать все, что захочет. Которая не станет мириться с тем, что ею пренебрегают.
– Что ты имеешь в виду?
– Она убила сына, чтобы наказать президента за измену.
– Возможную измену. Пока это только слухи.
– Будет тебе, Дэйли! – Барри театрально закатила глаза. – Журналистам известно, что он не пропускает ни одной юбки. Просто его пока не застукали в постели с какой-нибудь голой девицей, но это всего лишь вопрос времени.
– Вот когда застукают, и бригада «Шестьдесят минут» запишет все на видео, а Майк Уоллес растрезвонит об этом на весь мир, тогда и поговорим. А пока это просто грязные слухи.
– Ну, миссис Меррит наверняка знает правду.
– Естественно, знает. Но она будет по-прежнему улыбаться и делать вид, что понятия ни о чем не имеет, как это делали жены всех политиков со дня сотворения мира.
– Знаешь, я почти уверена, что поводом стала ярость отвергнутой женщины.
Дэйли задумчиво пожевал нижнюю губу.
– Барри, эта передача привлекла к тебе внимание коллег по цеху. Заметь – благожелательное внимание, – подчеркнул он.
– Если мне и суждено оказаться в центре внимания, то не благодаря ей.
– Ты уверена? Передача имела большой успех, настолько, что заставила всех забыть о твоем ляпе с судьей Грином, и в очередной раз доказала, насколько ошиблись те, кто поспешил списать тебя со счетов. Да, ты заслужила сладкую конфетку, но не жадничай. Уверена, что не пытаешься высосать из пальца невероятную историю, лишь бы привлечь к себе внимание? Может, ты просто пытаешься воспользоваться этим, как возможностью вырваться из толпы посредственностей и заявить о себе?
Барри уже открыла было рот, чтобы ответить возмущенным и решительным «нет», но передумала. Неужели она подтасовывает факты ради собственных целей? Может ли быть, чтобы профессиональные амбиции повлияли на ее объективность? Или, что еще хуже, у нее появилась привычка хвататься за непроверенную версию ради того, чтобы поведать публике очередную сенсацию?
– Нет, конечно. Я стараюсь быть объективной – просто пытаюсь увидеть ситуацию под разным углом. Женщина потеряла ребенка. Поверь, я всей душой сочувствую несчастной матери. Мы считаем ее жертвой безжалостной судьбы, а она может быть жертвой необъяснимой злобы, которая и толкнула ее совершить худшее преступление из всех, которые только можно представить. Возможно такое? Вот это и не дает мне покоя.
– Вся эта история дурно пахла с самого начала. Почему она позвонила и пригласила меня на кофе? Насколько мне известно, ни один журналист никогда не удостаивался подобной чести. Во время разговора она все время ерзала, говорила полунамеками… как будто хотела о чем-то сообщить, но не могла сказать прямо. Например, признаться в убийстве.
– Будь это другая женщина, а не первая леди, я бы не стала ждать так долго, а сразу бы приступила к расследованию. Я считаю, что просто обязана копнуть глубже. И как бы высокопарно это ни звучало, я уверена, что выполняю свой гражданский долг.
– Ладно, – кивнул Дэйли. – У меня только один вопрос.
– Валяй.
– Какого черта ты все еще тут сидишь?
Глава 6
После недели проверок различных версий, которые неизменно оканчивались тупиком, Барри слегка поостыла. Все попытки выяснить, что же кроется за таинственной смертью маленького Роберта Раштона Меррита, не принесли ничего, кроме усталости и разочарования. Она проверила каждую теорию, которая пришла в голову им с Дэйли, но все они оказались ошибочными. Она оказалась в заколдованном кругу: история требовала всестороннего расследования, но это неизбежно привело бы к огласке, что вызвало бы шум в прессе.
Что еще хуже, простата Хови, похоже, опять взбунтовалась – естественно, он не упустил возможности посвятить Барри во все неприятные подробности – в итоге ее босс ходил мрачный, как туча, и ко всему придирался. Он злился, поскольку ее передача имела невероятный успех, завидовал свалившейся на Барри славе, спихивал ей задания, от которых отказывались другие репортеры, после чего пускал ее репортажи в эфир в самое неподходящее время. Барри старалась его не раздражать – не прекословила и все материалы сдавала точно в срок, чтобы оставалось время заняться тайной, не дававшей ей покоя уже который день.
Одна мысль о том, что первая леди могла убить собственного ребенка, казалась изменой родине. А кстати, как в наши дни наказывают за измену? Вешают на глазах разъяренной толпы? Или просто вызывают расстрельную команду?
Вскоре Барри стала опасаться, что это не у Ванессы Меррит, а у нее самой началось психическое расстройство. Ей слышались какие-то голоса, она пыталась найти скрытый смысл в ничего не значащих событиях. Она понимала, что нужно как можно скорее покончить со всеми этими глупостями и сосредоточиться на заданиях, которыми исправно снабжал ее Хови, – ведь ее звезда, которая взошла после выхода в эфир той передачи, могла неожиданно погаснуть и превратиться в «черную дыру», способную поглотить и ее карьеру, и ее саму заодно.
Но Барри не привыкла сдаваться. И потом, если бы после пары провалов Бернстайн и Вудворт сложили руки, как бы мир узнал об Уотергейтском скандале?
Она сидела в своем крошечном офисе и изучала заметки в поисках хоть какой-то ниточки, которая помогла бы ей размотать этот клубок, когда к ней заглянул редактор вечернего выпуска новостей.
– Привет, Барри. Уже подготовила сегодняшний репортаж?
– А в чем дело?
– Какие-то неполадки со звуком, помехи, шум и все такое. Хови настаивает на прямом эфире.
Барри машинально скосила глаза на настенные часы. До эфира оставалось всего восемь минут.
– На тот случай, если ты не заметил… после сегодняшней записи я была настолько вымотана, что пошла принять душ. У меня голова еще мокрая.
– Н-да… а твой макияж… – Его жест ясно доказывал, что зрелище достаточно плачевное. – Но либо прямой эфир, либо снимаем твой репортаж и ставим что-то другое. Хови говорит, что ты восходящая звезда, так что для тебя это отличный шанс.
– Не могу сказать, что я в восторге, – вздохнула Барри, – но ради мира и спокойствия в редакции я это сделаю. – Барри потянулась за сумочкой. – Если кто-то будет меня искать, я в дамской комнате.
– Ладно, будем молиться, чтобы чудо произошло! – крикнул ей вслед просиявший редактор.
После выпуска новостей Барри снова вернулась за стол и проверила записи об оставленных сообщениях. Одно было от старого знакомого, какого-то чудика, утверждавшего, что создатели известного слабительного рисуют на таблетках магический шестиугольник, в результате чего у него появился хронический запор. Он взял за правило регулярно названивать Барри. Звонила еще одна чокнутая, на этот раз незнакомая, назвавшаяся Шарлин, – судя по всему, исключительно для того, чтобы обругать Барри за тупость. Интерес представляло только одно сообщение, от Анны Чен, ее надежного источника в больнице округа. Барри схватилась за телефон.
– Анна?
– Привет. – Голос Анны звучал приглушенно, почти испуганно. Барри заметила, что та избегает называть ее по имени, хотя, конечно, догадалась, кто звонит. Барри машинально потянулась за карандашом и блокнотом.
– То, о чем мы говорили пару дней назад… – прошептала Анна в трубку. – Помнишь?
– Само собой.
– Я не нашла копию, о которой ты спрашивала.
– Ясно. – Барри молчала, догадываясь, что это еще не все.
– Процедуру вообще не делали.
Барри поперхнулась.
– Не проводили вскрытие? Разве это не обязательно, особенно, когда смерть происходит при загадочных обстоятельствах?
– Да, обычно так и бывает. Но в данном случае лечащий врач заявил, что процедура не требуется, отдал соответствующее распоряжение, и вскрытие отменили.
Доктор Аллан, личный врач президентской четы, приказал не проводить вскрытие? Барри с такой силой сжала карандаш, что сломала грифель.
– Ты уверена? – переспросила она.
– Послушай, мне нужно идти.
– Еще пара вопросов! – взмолилась Барри.
– Извини.
Анна Чен бросила трубку. Барри сгребла со стола записи, затолкала их в сумку, схватила плащ и зонтик и пулей вылетела из комнаты.
* * *
Естественно, она не рассчитывала, что Анна Чен станет дожидаться ее в офисе. И все-таки расстроилась, наткнувшись на запертую дверь и убедившись, что нигде не горит свет. Вернувшись в машину, она вытащила мобильник.
– У тебя есть телефонный справочник? – нетерпеливо бросила она, услышав в трубке голос Дэйли.
– И тебе добрый вечер, – хмыкнул он.
– Извини, мне сейчас не до учтивостей.
– Вашингтон с пригородами? – деловито спросил Дэйли, сообразив, что Барри торопится.
– Да, начни отсюда. Ищи женщину по имени Анна Чен. Ч-е-н.
– Кто она такая?
– Не могу сказать.
– Ясно. Информатор. И в чем дело?
– Долгая история. Не по телефону.
– Видел тебя вчера в новостях, – пробормотал он. Барри слышала в трубке шорох переворачиваемых страниц.
– Да? И как я тебе?
– Бывало и хуже.
– Неужели так плохо? Ну, и как там у нас с Ченами?
– Ни одной Анны, но есть некто «А. Чен». Устраивает?
– Похоже, это она. Продиктуй мне ее адрес и телефон.
Секретарша окружной больницы проживала в недавно отремонтированном здании в Адамс Морган, одном из пригородов столицы, население которого представляло собой причудливую смесь самых разных национальностей. Лифта в доме не было, и к тому времени, как Барри вскарабкалась на третий этаж, она уже пыхтела, как паровоз. Чтобы не дать Анне возможность уклониться от разговора, она благоразумно не стала звонить заранее и предупреждать о своем приходе. Подкравшись на цыпочках, она приложила ухо к двери и прислушалась – в квартире работал телевизор. Барри успокоилась – Анна была дома.
Барри позвонила. Звук работающего телевизора стал тише. Послышались приближающиеся шаги, и Барри догадалась, что ее разглядывают в дверной глазок.
– Анна, пожалуйста, открой. Нам нужно поговорить.
Прошла, казалось, целая вечность. Наконец, когда Барри уже стала терять терпение, она услышала звяканье цепочки, и дверь чуть-чуть приоткрылась. В образовавшейся узенькой щели мелькнуло испуганное лицо Анны.
– Что вы здесь делаете? Вам нельзя сюда приходить!
– Ну, раз уж я все равно здесь, можно мне войти?
– Что вы хотите?
– И вы еще спрашиваете? Хочу узнать, почему не было вскрытия.
– Я закрываю дверь! И не приходите больше сюда!
– Анна! – Барри проворно просунула ногу в щель. – Послушай, я ничего не понимаю. Позвонила, вывалила на меня такую новость, а теперь вдруг говоришь, что не…
– Я не понимаю, о чем вы говорите!
Но Барри была неумолима.
– Анна, что происходит? Ничего не понимаю… – И вдруг до нее дошло. В прекрасных, миндалевидных глазах Анны мелькнул ужас.
– Тебе приказали не разговаривать со мной? – понизив голос, прошептала Барри.
– Прошу вас, уходите! – взмолилась Анна.
– Скажи, я угадала? Кто-то велел тебе держать язык за зубами? Тебе угрожали? Кто? Больничное начальство? Кто-то из офиса судмедэкспертизы? Или доктор Аллан? – Стараясь не повышать голоса, Барри продолжала настаивать: – Твое имя нигде не будет фигурировать, обещаю! Просто кивни, если я права. Это доктор Аллан дал распоряжение не проводить вскрытие? И он действовал по приказу самого президента, я угадала?
Насмерть перепуганная женщина предприняла еще одну отчаянную попытку захлопнуть дверь, прищемив Барри ногу, но та решила стоять насмерть.
– Анна, прошу тебя, расскажи мне все, что ты знаешь.
– Я ничего не знаю! Уходите, прошу вас! Оставьте меня в покое!
Юная азиатка налегла на дверь всей тяжестью своего щупленького тела. Барри поспешно убрала ногу. И вот она уже стоит в холле, тупо разглядывая дверь и гадая, кто же мог до такой степени запугать Анну. И, самое главное, почему?
* * *
Ванесса Меррит выключила телевизор. Бездумно щелкая пультом, она случайно наткнулась на вечерние новости с Барри Тревис. Боже мой, устало подумала она, глупая журналистка, похоже, не поняла ее намек. Впрочем, может, оно даже к лучшему, решила она.
В глубине души Ванесса совсем не хотела, чтобы ее тайна выплыла на свет – просто не знала, надолго ли ее хватит. Иногда ей казалось, что эта тайна постепенно ее убивает.
Ванесса налила себе еще бокал вина – хотя пить ей было запрещено. Да пошли они все к черту – и доктор, и ее отец, и уж тем более муж! Откуда им знать, что ей нужно, а что нет? Они просто сговорились против нее. Они…
Мысль исчезла прежде, чем Ванесса успела додумать ее до конца. Такое случалось все чаще и чаще. Ванессе все труднее было сосредоточиться на чем-то – одну мысль тут же сменяла другая.
О чем же она думала?
Ах да, о ребенке. Впрочем, как всегда. Но ведь было же что-то еще…
Взгляд Ванессы задержался на телевизоре, и она вспомнила. Ну, конечно, Барри Тревис. Тупая сучка. Что нужно сделать, чтобы до нее наконец дошло? Неужели она не поняла намек? Или поняла, но испугалась? Что за этим прячется – страх или просто глупость? Впрочем, без разницы. С этой стороны помощи ждать не приходится.