Нет, не то, в виновность самого Лукьянова уже не верится. А в виновность Красавиной? Если она подстроила это убийство, то какая ей от этого польза? Ну, понятно, что, выйдя замуж за вдовца, она обеспечит себе достойную жизнь. Но бизнес она к рукам не приберет. На кой черт Лукьянову снова все переделывать на новую жену? Да и по закону он этого сделать не сможет. И не надо. Вполне нормальный мотив и без этого. Убить супругу своего возлюбленного втайне от него, а потом ждать, когда он женится на ней. Если любил. Ну, можно и подождать, а она торопит. Боится, что передумает? Хочет сразу заручиться еще одним обещанием, что теперь ничего не помешает быть им навеки вдвоем? Пожалуй, на Красавину это похоже. Привыкла во всех вопросах брать быка за рога. Могла убить или не могла? Нет, неправильная постановка вопроса. Могла организовать убийство Лукьяновой. Деловая баба, современная, при деньгах… Организационно – могла. По характеру личности? Тоже могла…
Звонок застал Гурова врасплох в супермаркете, когда он стоял с тележкой в очереди у кассы. Сыщик извинился, выбрался из очереди назад в торговый зал, нашел место между стеллажами, где не было народа, и только тогда стал говорить. Один из курсантов-стажеров сообщил, что Оксана Филиппова приехала и находится в настоящий момент в городской квартире Михаила Лукьянова.
– Уверен, что в квартире? – тихо спросил Гуров.
– Н-нет, но в подъезд она вошла. А что, в этом подъезде еще кто-нибудь…
– Замри, стажер! Я еду, а ты продолжай выполнять задачу. Ко мне не подходить ни при каких обстоятельствах, понял? Ты мне нужен инкогнито, заруби себе на носу.
Приехать Гурову удалось только минут через сорок, несмотря на то что ему пришлось бросить тележку со своими покупками прямо в торговом зале. Что там происходило в квартире в это время? Сыщик плевался и матерился, но московские пробки есть московские пробки. Обидно было потерять столько драгоценного времени, но поделать ничего нельзя.
Гуров ввалился в подъезд взъерошенный и злой, как сатана. Консьержка деловито и вопросительно уставилась на него. Сыщик сунул ей под нос удостоверение. Докладывать, в какую квартиру он намерен пройти, он не собирался и попытки со стороны женщины пресек в корне не столько твердым голосом, сколько суровым взглядом.
Дверь оказалась запертой. Хорошо это или плохо, Гуров еще не знал. Предполагать он собирался уже все, что угодно. Распахнутая или незапертая дверь, а за ней труп самого Лукьянова, а может, и два трупа, вместе с Оксаной Филипповой. Может, и не запертая дверь, но на звонок сейчас никто не ответит. И тогда придется лететь вниз и выяснять у консьержки, кто и во сколько приходил к господину Лукьянову, уходил ли кто от него и во сколько. И как, черт возьми, если стажер не видел этого?
Гуров чувствовал, что психологическое напряжение этого абсолютно дурацкого преступления дает о себе знать уже довольно ощутимо. И как-то не очень радовало, что в процессе сорвана попытка убийства Горобца, что задержан и изобличен киллер из Подольска. Что всплыли несколько экономических преступлений в среде коммерсантов-строителей. Что задержан аферист-картежник Артист, что разобрались с гибелью Свистуна…
За дверью послышались шаги, и у сыщика отлегло от сердца. Открыл дверь сам Лукьянов. Вид у заместителя префекта столичного округа был, мягко говоря, предосудительный. Михаил Александрович был сильно пьян. Не в стельку, конечно, но в мутном взоре было не слишком много сознательного. Однако то, что Лукьянов сыщика узнал, порадовало.
– Здравствуйте, – негромко сказал Гуров и решительно прошел в квартиру, немного подвинув при этом плечом хозяина. – Ничего, что я без приглашения?
Сыщик не стал ждать ответа хозяина квартиры и сразу прошел в большую просторную гостиную. Обследовать две спальни не пришлось, потому что Оксана Филиппова сидела тут же, на массивном диване белой кожи. И ее удивлению не было предела.
– Какой сюрприз?! – Гуров тоже изобразил удивление на лице. – Здравствуйте, Оксана. Что-то мы с вами стали встречаться в последнее время в самых неожиданных местах…
– Почему же неожиданных? – ринулась доказывать свою правоту женщина. – Мое появление на выставке живописи с мужем-художником неожиданность для вас? Хорош же из вас сыщик! А о том, что мы с Лукьяновыми дружим семьями, вы тоже забыли?
Гуров понял, что причина визита к Михаилу у Оксаны уже придумана. Быстро и с его появлением в квартире. Сыщик попытался угадать, какую Оксана выберет в свое оправдание.
– Вы не понимаете, черствый вы милиционер, что человеку просто плохо, что ему требуется внимание, утешение, – быстро заговорила Оксана, косясь в сторону прихожей, где почему-то долго топтался Михаил Александрович.
Гуров оценил состояние одежды Оксаны и счел его удовлетворительным. Если они трахались, то беспорядок в туалете должен был быть. Или вообще Оксана сейчас лежала бы в постели или расхаживала в минимуме одежды по квартире. Они ведь никого не ждали, к чему спешить.
– Напрасно вы на меня наседаете, Оксана, – примирительно сказал Гуров. – Я ничего такого и не сказал. А пришел я потому, что необходимо поговорить с Михаилом Александровичем.
– Вы видите, в каком он состоянии? – строго кивнула Оксана на дверь.
– В нормальном, – ответил вместо Гурова сам Лукьянов, появляясь в арочном проеме. Рубашка у него выбилась из брюк, что наводило на мысль о посещении туалета. – Ты, Оксана, иди… нам, видишь, поговорить надо. Полковник пришел.
– Я побуду на кухне, Миша, приготовлю…
– Оксана, уходи, – твердым голосом попросил Лукьянов.
Гуров очень внимательно наблюдал эту интермедию. И у него появилась парочка дополнительных вопросов к обоим присутствующим. Но с Оксаной Филипповой он пока разговаривать не собирался.
Пошатываясь, Лукьянов проводил женщину к выходу. Гуров счел, что такой воспитанный человек, как он, просто обязан тоже выйти и проводить женщину. Сделал он это очень вовремя, потому что Филиппова явно собралась что-то шептать Лукьянову на ухо. Одарив сыщика недовольным взглядом, она вышла. Дверь захлопнулась.
– Прошу, – мотнул Лукьянов рукой в сторону гостиной и пошел первым. – Вы что-то хотели мне рассказать? Что-то новое у вас появилось?
– Нового у меня появилось очень много, Михаил Александрович. Только прошу вас пока меня не расспрашивать. Поймите меня правильно – тайна следствия. Я вам даю любые гарантии, что убийца будет найден. Мы уже приблизились к нему, и все решится за несколько ближайших дней.
– Слова… только слова, чтобы меня утешить… и вы пришли меня утешать…
– Не только слова, – усмехнулся Гуров. – Драгоценности-то нашли, а это значит, что кое-что мы умеем. А Оксана к вам часто приходит утешать?
– Оксана? Опять вы роетесь в грязном белье, полковник… какое вам дело до нее.
– Мне до многого есть дело. Я разыскиваю убийцу вашей жены, которую убили во дворе вашего дома. Я просто обязан все знать о вашей семье – это профессиональное требование.
– Требование, – с трудом произнес слово Лукьянов, усаживаясь в кресле и пытаясь положить ногу на ногу. Нога все время соскальзывала. – А чего тут требовать? Тут и требовать нечего. Все по согласию.
– Вы о чем? – не понял Гуров.
– О чем? – вскинул брови Лукьянов, но на выражение иронии на лице сил у него не хватило. – Вас ведь интересуют мои отношения с Оксаной? Трахаю я жену своего старого и единственного, заметьте – единственного – друга? Конечно… как друг. Или как последняя скотина… Слушайте, пойдемте выпьем!
– Стойте, Лукьянов, хватит пить! – не очень вежливо потребовал Гуров. – Вы и так на грани сознания. Что вы сказали? Оксана Филиппова была вашей любовницей?
– Э-э, полковник, – пьяно помахал рукой Лукьянов и посмотрел на сыщика укоризненно. – Какой вы… недалекий все же человек. Как и все милиционеры. Что вы понимаете в человеческих отношениях? Убил, не убил; украл, не украл… Жизнь-то, она ведь сложне-е! Если кто-то с кем-то переспал – это что? Это ничего не значит. Любовники – это когда любовные отношения, понимаете?
– Да понимаю я, понимаю, – ответил Гуров, напряженно пытаясь вникнуть в пьяный ход мыслей собеседника. – Вы с Оксаной переспали? Или это случалось между вами часто?
– Нет уж, на хер! – брезгливо поморщился Лукьянов и повернулся в кресле всем корпусом к сыщику. – Одного раза хватило, чтобы понять, как это мерзко. Трахнуть бабу своего лучшего друга…
– Жену, – напомнил Гуров.
– Да какая она ему жена? – взорвался Лукьянов. – Стерва похотливая! Вот у меня была жена. А я этого не понимал… пока не убил ее.
– Не шутите с формулировками, Лукьянов, – посоветовал Гуров, испугавшись, что это могло оказаться правдой.
– Шутить? Да вы ни черта не понимаете! Она ведь была для меня… Знаете чем? Это вся моя жизнь. Она была рядом, когда я учился, когда попал на муниципальную службу. Она была рядом, когда я строил свой бизнес. Когда падал и поднимался опять, когда продвигался по служебной лестнице. Она была верным другом и спутницей постоянно. И я привык к этому, перестал ценить, замечать. Вы не понимаете, как это – привыкнуть к теплу, уюту, заботе. Как перестаешь это ценить и начинаешь относиться как к само собой разуме… ющемуся, – с трудом выговорил Лукьянов. – И начинает тебя с жиру и достатку нести из стороны в сторону. Любовницы, дорогие подарки, машины. Хочется всего, что рядом и легко дается. И Оксанку захотелось… тем более что она сама под меня залезла. Потом так мерзко было… Антохе в глаза глядеть не мог. Вот оно, – Лукьянов широко обвел комнату руками, – все, что убивает. И убило.
– Убил тот, кто нажал на курок, – напомнил Гуров жестко. – Хладнокровно нажал на курок.
– Найди его, полковник, – умоляющим тоном попросил Лукьянов, в глазах которого было столько боли и тоски, что Гурову стало жалко человека. – Я просто хочу знать, кто это сделал.
– Найду, но от этого легче не станет.
– Скажи, полковник, как мне теперь другу в глаза глядеть? – вдруг спросил Лукьянов. – Она ведь опять приходила за этим.
– А он друг?
– Друг, полковник, друг, – постучал себя в грудь кулаком Лукьянов. – Я виноват перед ним. Виноват в том, что не помог сразу, оставил с его глупыми картинками. Надо было тащить его в жизнь, за собой. А я увлекся карьерой… Мешал он мне, – вдруг вставил Лукьянов и сморщился, как от зубной боли. – Это я потом понял. Сам от себя скрывал. Эгоизм заговорил. Предал я дружбу, полковник. И как мне теперь все исправить? Жены нет, друга нет… Только объедки счастья в виде… в виде Оксанки в измятой липкой постели.
– Послушайте, Лукьянов, зачем вы мне плачетесь? Думаете, что я вас жалеть буду? – расчетливо сказал Гуров, намереваясь вывести собеседника из себя. Занудный плач сыщика никак не устраивал. Его устраивала истерика, в результате которой обычно люди выплескивают наружу самое сокровенное, о чем в обычном состоянии постеснялись бы говорить.
– Жалеть? – удивленно посмотрел на полковника Лукьянов. – Вы пожалеете… Карающий меч!
– Карающий меч – это ФСБ, если уж на то пошло. Мы ловим уголовников.
– Так поймайте! – заорал Лукьянов и стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
– Так помогите! – заорал Гуров в ответ. – А вы только мешаете! Темните, скрываете…
– Я ни-ичего не скрываю, – с укором произнес Лукьянов. – Я вот он, весь на поверхности.
– Как айсберг, – усмехнулся сыщик. – А бо́льшая часть под мутной водичкой. Вы думали, что я никогда не узнаю о вашей любовнице Ирине Красавиной, а я узнал. Вы очень таились с ней, почему?
– Я вам рассказывал, – остывшим тоном пробурчал Лукьянов. – Зачем мне такая слава прелюбодея? На моем-то посту… И Саше этого знать совсем не следовало. Не прячься, так обязательно добрые люди расскажут.
– А какие вы ей обещания давали, почему она теперь, после смерти вашей жены, на что-то рассчитывает?
– Сука! – с чувством сказал Лукьянов.
– Так рассчитывает или не рассчитывает?
– Господи, каким я был идиотом, – схватился обеими руками за голову Лукьянов и согнулся в кресле вдвое. – Ну почему мы такие идиоты?
– Каждый по своей причине, – философски заметил Гуров. – Так, значит, вы обещали жениться… Слушайте, вы понимаете, какой оборот принимает дело?
– Да оставьте вы меня в покое, – стонал Лукьянов в кресле. – Что вы все лезете? Сашенька, бедная! Какой она пережила ужас, как это, наверное, страшно – умирать!
Больше ничего добиться Гуров не надеялся. Нужен официальный допрос, показания. Этот бред, который он тут битый час слушал, к делу не пришьешь. Это только информация для размышления.
Ситуация складывалась, как это часто бывало, двоякая. С одной стороны, начальство заставляло гнать и гнать розыск в бешеном темпе, оказывая всестороннюю поддержку. Налицо была важность этого дела. Но в то же время не существовало объективных законных поводов для того, чтобы, скажем, установить «прослушку» телефонов фигурантов. Розыск не дал таких оснований, потому что розыск дал только массу гипотез. Да, розыск вывел оперативников и следователей на несколько преступлений, но они, как оказалось, не были связаны с убийством Лукьяновой.
То, что для организации наружного наблюдения Гуров использовал курсантов-стажеров, объяснялось просто. Организация этого мероприятия обычным порядком и специализированными силами МВД дала бы потерю времени. В этом случае Гуров утратил бы контроль за процессом наблюдения, а все корректировки к заданию пришлось бы оформлять заявками через, увы, бюрократическую систему. Да и особой квалификации его задание не требовало, потому что он не верил в особую квалификацию пока еще неизвестного убийцы.
Цель была одна, и она была проста. Сыщики поняли, что разворошили своими действиями «осиное гнездо», пусть оно и состояло из одного-единственного человека, который гипотетически был инициатором и исполнителем преступления. Преступник понял, что к нему подошли очень близко, что улики вот-вот найдутся. И преступник неизбежно начнет волноваться, предпринимать определенные шаги по сокрытию того, что может вывести сыщиков на него. Это означало какие-то контакты, перемещения, что-то еще. И еще нужно было думать, думать, думать.
Коридоры МУРа были пусты. Оперативники в этот час могли быть в кабинетах только по причине допросов задержанных. Вечернее время самое насыщенное для работы за пределами кабинетов. Гуров сидел в кабинете Сузикова в самой удобной для него позе, которая позволяла привести в порядок мысли, заставить их течь ровно и целенаправленно. Он расположился на диване в углу, откинувшись головой на спинку и вытянув ноги. Крячко на стуле возле стола капитана подпирал кулаком щеку и барабанил пальцами. Сам хозяин кабинета сидел в своем кресле на рабочем месте и переводил взгляд с одного матерого сыщика на другого. Шел «мозговой штурм».
– Мы имеем три вектора подозреваемых, которые ведут к семье Лукьяновых, – задумчиво говорил Гуров, глядя в потолок. – Первый вектор идет через задержанного киллера от неизвестного заказчика. Аванс не был выплачен, киллер работу не сделал, но ее сделал кто-то другой. Второй – человек, которому Лукьянова мешала как соперница. То есть любовница мужа Ирина Красавина. Векторы могут сойтись, если Красавина и есть тот самый заказчик. Третий вектор идет от Филиппова, который, будучи давним другом Лукьянова, мог из чувства зависти попытаться сделать ему больно, убив жену. Извращенная логика не совсем здорового психически человека. Давайте анализировать их по порядку, исходя из данностей, которые у нас уже есть.
– Нам нужно определить, что общего объединяет эти векторы, – вставил Сузиков. – Или, наоборот, что их отличает и какое отличие для нас определяющее. Предлагаю: если установлено, что задержанный киллер имел заказ на убийство Лукьяновой, значит, по цепочке киллера через его связи мы можем выйти на заказчика. Он в беседе с вами, Лев Иванович, как вы говорили, обронил местоимение «она». Следовательно, исходит ли заказ из деловых сфер Лукьянова, не исходит ли, но искать нужно инициатора-женщину. В бизнесе? В профессиональной деятельности Лукьянова-чиновника?