Песнь Первая - Наталья Ломаченкова 7 стр.


— У меня не было другого выхода! Прости меня, этот обряд имеет никакого значения… давай просто забудем об этом и всё! Само собой, у меня нет никаких претензий на твоё положение, и я конечно пойму, если ты…

— Тише… — рука мужчины легонько сжала мою ладонь. — Не говори ничего.

Я покорно замолкла, скорее от оторопи, нежели по желанию.

Ветар прикрыл глаза, и потом скользящим движением поднялся на ноги, словно это не он недавно возвратился из царства мёртвых. Я, уже устав удивляться его феноменальным для любого человека способностям, только вздохнула и встала следом, причём получилось это у меня далеко не так грациозно.

— Ты сама провела ритуал? — мягко спросил принц. Я покачала головой. Само собой, теперь я тоже вспомнила, что Венчание не могут исполнять те, чьи души участвуют в обряде. В том случае ритуал считался бы нарушенным, и не нёс бы за собой никаких последствий. Но в этот раз — увы, наверное впервые изменив своим принципам, я всё сделала идеально правильно. Закон всемирной подлости един и вечен — хочешь как лучше, а получается как всегда.

— Прости, Ветар… Венчание состоялось. Одиночки — девы болот, которые спасли нам с тобой жизнь, были призваны в свидетели. Они же и подсказали мне, что надо сделать — сама бы я ни за что не вспомнила.

— Может тем и лучше, — неопределённо пожал плечами принц и по-мальчишески усмехнулся. — Я всё же оказался довольно сносным пророком: помнишь наш последний ночлег в деревне? Невеста… Если бы я знал, что так получится…

Я отвернулась. Можно и не продолжать. Знал бы, так сбежал от такого подарка тем же утром, да ещё и следы бы веточкой замёл, чтобы не нашла. Прав, само собой, прав, но… почему так тяжело на душе и обидно?

— Как бы там ни было, болото мы пересекли, — донёсся до меня повеселевший голос Ветара. — Теперь бы только наших лошадок отыскать…

Мужчина внимательно посмотрел по сторонам и неожиданно пронзительно свистнул. У меня даже заложило в ушах. Но немного восстановив слуховые способности, я смогла различить сквозь непрекращающийся шёпот ветра приглушённое ржание лошади. То есть двоих лошадей. Спустя несколько минут Ветар свистнул ещё раз, правда уже потише, очевидно решив пощадить мои хрупкие ушки. Кони отозвались радостным фырканьем, с топотом вылетев на поляну и снеся неосторожно высунувшиеся ветки и сучья.

Я с облегчением вскочила на Фламеля, быстро пропев ему, что со мной всё в полном порядке и выслушав удовлетворительный ответ. Разумеется, я знала, что болотный призрак охотится только на так называемых разумных существ, но мало ли что могло случиться с лошадью в болоте. Так что взаимно успокоив друг друга, мы тронулись вслед за Ветаром, который уже нетерпеливо поглядывал в мою сторону.

Обернувшись напоследок, я послала в сторону урочища, вновь скрывавшегося за пеленой тумана, печально-благодарственный импульс прощания. Когда взойдёт луна, те, кому он предназначается, услышат его. *В произведении использованы отрывки из песни "Город, которого нет" (прим. автора)

Глава 4 — Караван

— Как называется этот инструмент, на котором ты играл? — поинтересовалась я, с любопытством поглядывая на искусную дощечку.

— Этот? — Ветар задумчиво тронул одну из струн, тонкий хрустальный звук на мгновение повис в воздухе. — Эльфы зовут его ллин-и-та. Мне он достался по наследству.

Вопрос "от кого?" застревает в горле. Всего на какой-то один неуловимый миг проскользнула по лицу мужчины чёрная тень, но накрывшее меня с головой чужое горе заставило спазмом сжаться сердце. Хаос, может эта связь Венчания вовсе и не такая приятная вещь, как я, наивная, представляла вначале!

— Прости, — тут же расслабился Ветар, мгновенно почуяв, кого ещё за компанию приложило его эмпатическими волнами. — Давай лучше ты мне расскажешь что-нибудь.

— Я?! — от изумления поперхнулась. — О чём я могу рассказать страннику, бродяге, самолично обошедшему половину Сальхары?

— Хотя бы о том, на основании чего ты сделала такие выводы, — усмехается принц; в его тоне ловлю тайную ноту былой настороженности. Беззаботно машу рукой.

— Ты великолепно управляешься с мечом, рассчётливо и скупо, не тратя времени на лишние показушные приёмы, которые так любят демонстрировать лорды. Затем превосходная ориентация на местности — то чутьё, которое вырабатывается только после долгих путешествий. Добавить к этому знание нежити, которая может подстерегать нас на дороге, умение делать многие другие полезные вещи, без которых невозможно обойтись в пути… Да и за лошадью ты ухаживаешь сам, что несколько не соответствует титулу принца. Сложи всё это и получишь образ типичного бродяги. Разве нет?

— Так уж и типичного, — делает вид, что глубоко обижен, Ветар. Я задумываюсь и наконец киваю, признавая свою направоту.

— Пожалуй, я ошиблась. Ты — бродяга-романтик. Неисправимый мечтатель. Стремишься к доброму, вечному, прекрасному. Иногда тебе улыбается удача, но чаще — ждёт жестокое разочарование. Но каким-то образом ты находишь в себе силы продолжать борьбу за свою мечту…

Опомнившись, я остановилась, пристыженно опустила взгляд. Ветар молча и очень внимательно смотрел на меня. По внезапному тёплому дуновению в душе я поняла, что угадала верно. И что он не сердится на меня за самовольное вмешательство.

— Жаль, что я не могу сказать о тебе ничего похожего, — иронично протянул принц. — Ты самая загадочная личность, что мне доводилось когда-либо встречать. Я провёл рядом с тобой уже три дня, а всё не могу понять, кто же ты на самом деле. Искуснейшая наёмница с сумасбродными желаниями? Рассчётливая и опытная волшебница с непонятными мотивами? Крестьянка или королева?

— Всё откроется в свой черёд, — тихо промолвила я. Не хотелось бы мне быть рядом с ним в тот момент, когда он узнает правду. А может игра сложится так, что мой маленький секрет останется со мной…

Ветар очевидно понял, что большего ему от меня не добиться, и уступил.

— Оставим это. Может споёшь мне что-нибудь, Альнаор?

Я, смутившись, опустила взгляд. Петь я могла бы несравненно и прекрасно, но это была бы песня без слов, мелодия чистой гармонии.

— Я не уверена, что тебе понравится…

Ну не хочу я петь словами! Не хочу!

— Ты на самом деле великолепно поёшь, Альнаор, — возразил Ветар, задавливая на корню мои слабые попытки отвертеться. — Когда я лежал у того ручья, мне показалось, я слышал твой голос. И знаешь, у меня было такое чувство, словно я столько лет страдал от невыносимой жажды, и в тот миг на меня пролился целый каскад живой воды…

Я чуть не свалилась с коня во второй раз. Фламель сердито тряхнул гривой, коротко проржав всё, что он думает о личностях, не способных усидеть в седле даже во время равномерного аллюра. Но мне было откровенно не до его мнения. Ветар — слышит Песню?! Но это невозможно! Такого просто не могло быть! Потому что ни один человек не обладает способностью раскрываться миру так глубоко, чтобы услышать хрупкие звуки гармонии. Теперь же… Или напрашивается другой ответ.

— У тебя в роду были эльфы? — напрямую спрашиваю я, нетерпеливо вглядываясь в глубокие глаза мужчины. Получив утвердительно-удивлённый кивок, удовлетворительно распрямляюсь. Чутьё не подвело, только, как обычно, опоздало. Тогда становится понятно, откуда принц унаследовал свою скользяще-гибкую походку, мелодичный голос, завораживающие глаза и чуждую этому миру красоту. Он был ближе эльфам чем людям, среди которых вырос. Мне следовало догадаться об этом гораздо раньше…

— Моя мать была эльфийкой, — слегка отвернувшись произносит Ветар. Его голос становится непривычно хриплым и срывающимся. В нём проскальзывает нота отчаянья, безнадёжности и всепоглошающей тоски. — Она умерла уже давно, когда мне было десять. Я надеюсь, что хотя бы ради её памяти Владыка эльфов не откажет Риванолу… Вот почему я решил стать Знахарем, а не магом. Что толку в силе, если она не может спасти того, кого ты любишь…

Сочувственно склоняю голову. Гордость, гордость людская, почему ты не позволяешь и сильным прильнуть к понимающей груди, почему не оставляешь им права на поддержку? Почему заставляешь проходить через свою боль в одиночестве?

Один за другим протяжные звуки песни вырываются на свободу.

Мелодия сплетается из тихой грусти, сливается с музыкой прощания, скользит в израненной вечным противостоянием душе. Нежность ласкающей руки, мягкость золотых волос, серебристый колокольчик родного голоса, едва заметная улыбка в уголках губ. Горечь потери, боль утраты резкими нотами врываются в струистое плетение песни. И тогда в глубине подсознания рождаются слова.

— Боль уже прошла — не за что страдать,

Умерли цветы, запретив любить,

Когда ты один — некого терять,

В пустоте души легче всё забыть…

Мелодия не останавливается, не замолкает ни на миг. Я ощущаю, как внутри меня всё сжимается от невыносимой муки. Не уходи, умоляю! Нет!..

— Не осталось сил, в сердце темнота,

Да и нужно ли счастье возвратить?

В холоде ночи — тоже красота…

Хочется уснуть или просто жить…

Какая-то сосущая дыра словно образовалась в душе. С пугающим равнодушием взгляд замер на неподвижной хрупкой фигуре, облачённой в белоснежные одежды, кажущейся такой невесомой в массивном гробу. Откуда-то издалека доносится надтреснутый голос отца, сломленного страшным горем, но всё это кажется пустым и безразличным. В темноте сознания крутится одна абсолютно нелепая мысль о том, что она никогда не любила белый цвет и душные комнаты. Может это только страшный кошмар, и сейчас горячего лба вновь коснётся ласковая рука, возвращая к жизни…

Мама, нет! Ты не могла умереть!

— Искорка мечты — что осталось мне?

Ведь огонь погас под грозою бед,

Но душа хранит память о тепле,

Ждёт, когда же вновь загорится свет…

И тупое равнодушие понемногу, нехотя, пропускает сквозь свою пелену крошечную искру живого пламени. Ледяная броня, окружившая непроницаемой стеной сердце и душу начинает таять под лучами невесть откуда взявшегося огонька.

— На обрывках крыл в небо не взлететь,

Разом время вспять трудно повернуть,

Только проиграв, можно одолеть

И туда, где ждут, вернуться и вернуть…

Боль прорывается наружу слезами. Но это не та боль раскалённой стали и ледяного безумия; эта боль уходит, принося долгожданное облегчение. И ты, повинуясь мелодичной просьбе, отпускаешь её. Так, как следовало сделать уже давно. Щеки нежно касается призрачный трепет знакомых пальцев, и наступает покой.

Песня стихла. Смаргиваю с ресниц выступившую на глазах влагу. Кожа ещё хранит память о любящей руке. Но на душе царит покой, грызущая боль ушла.

Не глядя на Ветара, чьи воспоминания только что прошли сквозь меня, легонько встряхиваю поводьями. Умный Фламель тут же прибавляет темпа, чуть ли не на крыльях вырываясь вперёд. Копыта бесшумно касаются устланной опавшими листьями земли.

* * *

Принц догнал меня через несколько минут. Кони пристраиваются рядом и бегут мерной рысью. Закрываю глаза, слушая тишину. Настоящий друг, понимающий тебя с одного взгляда или жеста, кому ты можешь доверить без оглядки своё сердце, — это не тот, с кем хорошо поговорить. А тот, с кем хорошо молчать. Просто молчать, не произносить ни слова, а лишь чувствовать рядом его присутствие и спокойную уверенную поддержку. И не замечать тяготеющей над вами паузы, когда всё уже сказано, но всё равно чего-то не хватает.

Ветар не произносит ничего, но в нежном и мягком тепле, окутавшем мою душу, читаю искреннюю и трепетную благодарность. А больше и не надо — лишние слова не признак доверия.

Лес понемногу редеет. Тропа становится достаточно просторной, чтобы на ней могли разминуться две повозки. С наслаждением вдыхаю чистый воздух, наконец-то очищая лёгкие от болотной затхлости и сырости. Всё светлее и светлее становится вокруг; всё больше солнечных лучей проникает сквозь тяжёлые кроны деревьев. В переплетении листьев всё чаще звучат весёлые трели певчих птиц, невидимками порхающими между ветвей.

Жизнь, словно преодолев скрытый от неопытного взора рубеж, вновь вступает в свои права, насыщая и заполняя каждый уголок поднебесного мира.

Тропа вывела нас на самую вершину заросшего холма. Кони встали, как изваяния, предоставляя всадникам любоваться открывшимся пейзажем. Замерев от восхищения, я не удержалась от восторженного возгласа.

Внизу бурлила жизнь. Широкий торговый тракт проходил мимо и устремлялся на северо-восток, огибая далеко справа покрытые колеблющейся сиреневой дымкой мутные силуэты деревьев. По нему спешили и неторопливо ползли разнообразные телеги, караваны, всадники, купцы, везущие свои товары в Гавань Серых ветров. А дальше, ещё дальше, за туманной пеленой, почти сливаясь с лазурью горизонта, блистала, отражая свет солнца, ослепительная гладь моря. Сморгнув выступившие слёзы, я увидела, как мелькнул белым крылом парус эльфийского фрегата, и тут же скрылся среди играющих бликов.

— Красиво? — вполголоса спросил Ветар, любуясь выражением моего лица. С трудом я оторвалась от созерцания прекрасной панорамы и повернулась к нему.

— Да… очень. Ты специально выбрал этот путь?

— Ну, не то, чтобы специально, — немного смутился мужчина. — После болота у нас не было особого выбора в направлении.

— Но мы могли свернуть ещё в лесу и, срезав путь, выйти прямо на тракт! Не верю, чтобы ты об этом не подумал!

— Ну хорошо, — сдался Ветар. — Я решил, что тебе понравится. В конце концов, полчаса езды ещё не решат проблему. А здесь так красиво… Словно весь мир открывает перед тобой свои двери. Иди, куда зовёт тебя душа… Когда-нибудь, через месяц или через несколько лет, я встану здесь, на развилке судеб, чтобы самому выбрать себе дорогу.

Он смотрел вдаль, туда, где сверкало волнами море; где, скрытый от посторонних глаз, затаился Плавающий город. Ветер развевал его чёрные волосы, дымка мечты и светлой грусти заволокла лучистые глаза. Он был прекрасен — своей отстранённой, дикой красотой. Так, как мог быть красив Поющий, в миг своего пения. И я любовалась им, жадно, ненасытно впитывая его великолепие. Я смотрела и не могла оторваться — вечно, яростно, неистово. О пламя! Я люблю его!!!

— Что-то случилось? — недоумённо повернулся ко мне принц. Я только мрачно пробурчала нечто невразумительное и направила Фламеля вниз с холма. Ну почему из всех смертных существ, обитающих в Сальхаре, мне суждено было встретить именно его?! Встретить — и навеки потерять прежнюю себя.

Копыта коней ступили на вытоптанную за множество десятков лет дорогу. Купцы, — надменно и важно восседавшие на лошадях, зорко посматривали на свои обозы, под невзрачными хламидами скрывавшие дорогие товары. Тяжело гружённые телеги в обязательном порядке сопровождал отряд наёмников, исключительно мужчин при полном боевом вооружении. Они недовольно сторонились, уступая дорогу, со скрытым любопытством рассматривая непринуждённо ехавшего впереди Ветара. Принц ни разу не сказал ни слова, но путь перед ним сам собой каким-то непостижимым образом расчищался. Я же напротив ощущала себя черезчур неуютно, ловя на себе их косые взгляды. Оставалось только, не поднимая глаз, рысить за Ветаром и умолять небеса, чтобы он со своими эмпатическими способностями не влез в какую-нибудь неприятность, защищая честь своей серры. И с чего это я называю себя "его серрой"?!

Рука Ветара как-то слишком свободно переместилась на рукоять меча, и количество смельчаков тут же снизилось до нуля. Я позволила себе негромко фыркнуть, одновременно послав иронично-благодарственный импульс своему спутнику. «Муж», называется!

Кони поравнялись с богатым, неимоверно длинным караваном. По обеим сторонам центрального обоза скакали самого бандитского вида личности, недобро посматривая по сторонам. Впереди же, на неизвестного вида животном, лениво затягиваясь трубкой, ехал очевидно и сам владелец каравана. Седло его скакуна было инкрустированно золотом и драгоценными камнями, что лишь подтверждало мою догадку. Его лицо было необычно смугло, и узкие раскосые глаза придавали ему хищное и опасное выражение. Сухие тонкие губы казались вырезанными из дерева. Когда мы проезжали мимо, он внезапно вынул изо рта трубку и с каким-то певучим приторным акцентом обратился к Ветару.

Назад Дальше