На красивых губах мелькнула улыбка.
— Приятно слышать. Но я имел в виду нечто иное.
— Что же именно?
Лорд Хэлферст остановился и неторопливо, обстоятельно осмотрел стройную фигурку с головы до ног и обратно, с ног до головы. Медленно коснулся подбородка и приподнял лицо.
— Забыл поцеловать вас на прощание и пожелать спокойной ночи, — пояснил он тихо, сосредоточив взгляд на губах.
— Вы… — Энн не договорила, потому что маркиз склонился и легко поцеловал ее. Глаза сами собой закрылись. Быстрое, нежное, мягкое прикосновение манило и требовало продолжения. Почему-то захотелось крепко обвить руками сильную шею и поцеловать в ответ, только по-другому, дерзко и горячо. Энн резко вздохнула и с усилием открыла глаза. — Позволяете себе излишнюю вольность. — К счастью, удалось произнести нечто подходящее случаю. Хэлферст покачал головой:
— Ничуть. В конце концов, мы ведь обручены. — Он привлек ее к себе и снова поцеловал.
Оказавшись, наконец, на свободе, Энн едва устояла на ногах.
— Но вы уже поцеловали меня на прощание.
— Второй поцелуй означал приветствие.
— О!
Маркиз отошел к буфету и через мгновение вернулся с великолепным букетом роз.
— Зимний сюрприз, — пояснил он, торжественно преподнося цветы.
Сияющие алые розы вполне могли согреть комнату и без камина. Да и вообще тяжелое бархатное платье уже казалось чересчур теплым: Энн сгорала от волнения.
— Спасибо, — поблагодарила она и глубоко вдохнула пьянящий сладко-пряный аромат. — Розы восхитительны. Но вовсе не обязательны.
— Напротив, обязательны и необходимы, — возразил маркиз. — Предстоит исправить прежние оплошности. Так что это всего лишь начало.
— Начало? — растерянно повторила Энн, не в силах оторвать взгляд от четко очерченных и в то же время чувственных губ. В жизни нареченный супруг оказался красивым аристократом и настолько не соответствовал тому карикатурному образу, который она создала в воображении, что, не зная наверняка, можно было бы принять его за самозванца. А улыбался он поистине чудесно: в глазах мгновенно загорались веселые искры. Сердце Энн с готовностью ответило радостным, взволнованным стуком.
— Начало моего ухаживания.
Спокойное, вполне будничное заявление окончательно привело ее в смятение; собраться с мыслями удалось не сразу.
— Разве вы не собираетесь немедленно увезти меня в Йоркшир?
Хэлферст задумчиво склонил голову, словно подыскивая убедительный ответ.
— Да, ничто не мешает мне это сделать, — наконец негромко заговорил он. — Но как научить вас хотеть там жить, а главное, как научить хотеть жить со мной?
Энн критически прищурилась.
— Не сочтите меня циничной, но что же заставило вас внезапно изменить решение и проявить столь похвальный здравый смысл?
— Знакомство с вами. Однако дело вовсе не в здравом смысле; речь идет всего лишь о терпении. Вы созданы для меня, и я твердо намерен сделать вас своей.
Что и говорить, джентльмен проявлял завидную уверенность в собственных силах.
— Почему? Потому, что я недурна собой да к тому же принесу в дом мужа солидное приданое?
На красивом лице маркиза мелькнула легкая тень улыбки.
— Нет, всего лишь потому, что вы заявили, что скорее умрете, чем согласитесь выйти за меня замуж.
— Но… но это же абсурдно!
— А еще потому, что заинтересовали, заинтриговали и удивили. Только представьте: за все девятнадцать лет не получив от меня ни единого письма и пользуясь невероятной популярностью, вы всего лишь сказали «нет», но не добавили, что уже выбрали другого.
Неожиданно у Энн закружилась голова — вовсе не от его экстравагантной логики, а от пристального взгляда серых глаз, от поразительного ощущения, что едва знакомый человек безошибочно знает, какие слова ей хочется услышать.
— Значит, вы намерены добиваться моего расположения?
— Именно так.
— А если я все-таки не поддамся?
— Это невозможно.
Типичная мужская самоуверенность.
— И все же?
Ответ прозвучал после долгой паузы:
— В таком случае вернусь в Йоркшир.
— Один? — уточнила Энн.
— Без вас, — уточнил Максимилиан таким тоном, словно точно знал, что реплика не понравится.
О Господи, уж не собирался ли он заставить ее ревновать? Всю свою недолгую жизнь Энн знала о существовании жениха, но его самого впервые увидела лишь вчера. Маркиз не отводил глаз, а потому следовало как-то реагировать. Энн забавно наморщила носик.
— Хорошо.
— Хорошо, — тихо повторил гость? — Ну а теперь не согласитесь ли отправиться со мной на утреннюю прогулку?
— Но ведь идет снег!
— Разве это снег? Мы оба одеты по погоде. — Маркиз сжал губы и снова осмотрел собеседницу с ног до головы. Во взгляде мелькнула легкая ирония. — Если, конечно, не предпочтете сидеть со мной здесь.
Энн неожиданно смутилась.
— Пойду, возьму накидку.
— Такого ответа я и ожидал.
— Только не подумайте, что я вас боюсь, лорд Хэлферст! — задиристо предупредила юная леди, направляясь к двери.
— Максимилиан, — поправил он.
— Нет.
Маркиз в два шага оказался рядом.
— Почему же нет?
Проще было сразу согласиться. С другими джентльменами она чувствовала себя намного увереннее. Они не ставили под сомнение каждое слово — скорее всего половину пропускали мимо ушей.
— Обращение к джентльмену по имени подразумевает определенную долю… фамильярности, — пояснила Энн и нахмурилась: сентенция получилась излишне строгой.
Еще один решительный шаг, и лорд Хэлферст оказался возле двери, преградив путь.
— Но мне довелось слышать, что и сэра Пемберли, и лорда Харда вы как раз называете по именам. Так позвольте спросить: о какой именно фамильярности идет речь?
Леди Бишоп коротко рассмеялась:
— Неужели ревнуете, милорд?
— Да. Причем с каждой проведенной рядом с вами минутой ревность становится все яростнее.
Неожиданное заявление поставило ее в тупик. Как правило, джентльмены разыгрывали карту ревности в надежде добиться благосклонности, а лицемерие утомляло и раздражало. В настоящей, искренней ревности мужчины не признавались — во всяком случае, до настоящего момента.
— Я… я вовсе не собиралась заставлять вас ревновать, — попыталась оправдаться Энн, не зная, куда спрятаться от горячего требовательного взгляда.
— Знаю. И этим вы тоже интригуете, Энн. — Лорд Хэлферст бережно поправил выбившуюся из ее прически непослушную прядь. — Итак, зовите меня по имени. Максимилиан.
«Овцевод. Он овцевод! — почти отчаянно напомнила себе леди Бишоп. — И живет не где-нибудь, а в далекой глуши, в Йоркшире!..»
— Хорошо, Максимилиан, — согласилась она. Твердая решимость противостоять обаянию самоуверенного деревенского обитателя не помогла сдержать странной, непонятно откуда взявшейся нервной дрожи.
Серые глаза потемнели.
— Возьмите накидку, Энн, — коротко заключил маркиз.
Он последовал за ней в холл и по пути с радостью заметил, что леди Бишоп даже не взглянула на поднос с визитными карточками. Да, не зря говорится: кто рано встает…
Максимилиан с удовольствием признался себе, что суженая оказалась значительно сложнее, чем можно было представить. План завоевания приходилось каждую минуту пересматривать и менять, поскольку постепенно раскрывался непредсказуемый, полный сюрпризов характер.
Дворецкий снял с вешалки тяжелую серую пелерину, подбитую мехом горностая, но маркиз тут же перехватил инициативу.
— Позвольте мне, — коротко приказал он и, решительно завладев правом укутать хрупкие плечи прекрасной дамы, приблизившись к Энн сзади, бережно надел накидку.
Невольно оказавшись в ароматном лавандовом облаке, он обошел Энн и встал лицом к ней, чтобы застегнуть под подбородком серебряную пряжку. Чуть терпкий запах и легкое прикосновение к нежной коже пьянили и возбуждали.
Неожиданный эффект! Направляясь в Лондон за невестой, лорд Хэлферст планировал всего лишь жениться — да, вступить в законный брак и родить законного наследника, ничего больше. О том, что невеста может удивить, привлечь и вызвать бурю чувств, не было и речи.
— Энн! — вдруг раздался сверху раздраженный голос. — И куда же ты направляешься?
Леди Дэвен поспешно спустилась. За ней едва поспевала небольшая процессия в составе лакея и двух горничных. Мать подбежала к дочери в таком же бурном волнении, в каком маркиз застал ее вчера, когда приехал за невестой и обнаружил, что та исчезла. Следовало немедленно прояснить ситуацию.
— Доброе утро, леди Дэвен, — с любезным поклоном поздоровался он.
Достойная матрона замерла от неожиданности и залилась краской.
— О Боже милостивый! Лорд Хэлферст! Простите великодушно: не знала, что вы здесь.
— Не стоит извиняться. Всего лишь решил опередить соперников и пригласил леди Бишоп на утреннюю прогулку.
— Опередить соперников?.. — нахмурилась Энн.
— Уверяю вас, милорд, никаких соперников! Мы с лордом Дэвеном неустанно напоминаем дочери о помолвке.
— Мама, пожалуйста, не надо…
— И все же, — заметил маркиз, — считаю, что победа без честной борьбы — это не победа.
Энн открыла дверь и выбежала на улицу. Максимилиан церемонно поклонился растерянной и смущенной мамаше и вышел следом. Возможно, родители действительно пытались призвать дочь к порядку, но вот слушалась ли она — это совсем другой вопрос.
— Энн, — заговорил он, беря спутницу под руку, — сказать по чести, даже не предполагал, что вам так не терпится подышать свежим воздухом.
Леди Бишоп выдернула руку и ускорила шаг.
— Если вы проявляете любезность лишь для того, чтобы одержать сомнительную «победу» в столь же сомнительном соревновании, то уверяю: напрасно тратите время. Можете спокойно возвращаться в Йоркшир. Прямо сейчас!
Добродушие маркиза с трудом выдерживало испытание.
— Не говорите глупостей.
— Глупостей?
— Разумеется, я здесь лишь для того, чтобы завоевать ваше расположение, — перебил Максимилиан и снова завладел ее рукой. — В ином случае не стал бы хлопотать. — Он склонился и легко коснулся губами ее уха. — Но вспомните: разве я упражнялся в лепке снеговиков? Если бы не ваше вольное поведение, встреча могла бы и вообще не состояться.
Утверждение не совсем соответствовало истине: он ведь сам собирался в Лондон за невестой, но только планировал отправиться в путь весной. И вдруг нашелся такой замечательный повод! Не воспользоваться ситуацией было бы просто грешно. Энн взглянула искоса.
— Так что же получается, не появись мое имя в колонке леди Уислдаун, вам так и не пришло бы в голову выбраться из Хэлферста? Кто из нас говорит глупости?
Очень хотелось упрекнуть кокетку в неуважении к договору, заключенному их родителями много лет назад. Но этот участок пути можно было считать пройденным, так что возвращаться не стоило. Всегда лучше двигаться вперед, а не вязнуть в прошлом.
— Возможно, следует согласиться, что никто из нас не относился к обязательствам достаточно серьезно.
— Ничего подобного! — горячо возразила Энн. — У меня нет никаких обязательств по отношению к вам.
— В таком случае, милая, что же мы делаем вдвоем на улице, под снегом? Помнится, перспектива утренней прогулки поначалу не вызвала у вас энтузиазма. — Он шутливо смахнул с ее носа снежинку. — И все-таки зимняя погода очень вам к лицу.
Энн оглянулась через плечо на идущую следом горничную, однако не успела спрятать улыбку.
— Хм. Думаю, я решилась на этот крестовый поход только потому, что от усталости и голода утратила способность рассуждать здраво.
Максимилиан рассмеялся. Направляясь в Лондон, он надеялся встретить покладистую, пусть и слегка избалованную девочку.
— Что ж, непременно запомню вашу склонность к долгому сну, — негромко пробормотал он и отметил, как покраснела спутница. Покраснела, разумеется, не от холода, и это радовало. — Ну а сейчас придется довольствоваться свежим хлебом в пекарне Хэммонда.
Судя по всему, леди Энн действительно проголодалась, потому что ничуть не возражала, когда маркиз привел ее в уютную, теплую кондитерскую и заказал завтрак.
— Откуда вы знаете, что здесь вкусно готовят? — поинтересовалась она, с удовольствием запивая чаем пышную сдобу с маслом.
— Я не чужой человек в Лондоне, — ответил Хэлферст. Он сидел напротив и, не скрывая интереса, наблюдал за трапезой.
Энн взглянула из-под густых темных ресниц.
— Так почему бы, не приезжать чаще?
— Мне здесь не нравится.
— Но почему? Друзья, светские рауты, театры, магазины, вкусная еда — разве все это может не нравиться?
Она не назвала самую притягательную достопримечательность Лондона — саму себя. Как правило, это время дня он проводил на пастбище, проверяя, как чувствуют себя животные. Но иногда и город казался не лишенным достоинств. Отвечать не хотелось, однако зеленые глаза смотрели серьезно, искренне, явно ожидая столь же серьезного и искреннего ответа.
— Видите ли, ваш опыт заметно отличается от моего. Оказалось, что вы судили обо мне не по характеру, а по слухам и сплетням.
— Но ведь иных оснований просто не существовало. — Взгляд Энн слегка омрачился. — Полагаю, и вы явились не только за мной, но и за моими деньгами.
Маркиз улыбнулся:
— Когда нас обручили, мне было всего семь лет. В сферу моих непосредственных интересов входили лишь лошади и оловянные солдатики. Должен честно признаться, что ваша персона в списке не значилась. Право, очень и очень жаль.
Чашка замерла возле очаровательных губок. Энн нахмурилась.
— Хотите сказать, что мы встречались и раньше? Максимилиан кивнул и провел пальцем по тыльной стороне ее ладони.
— Имел честь держать вас на руках, когда вам было три месяца.
— Правда?
— Честное слово. А вы изволили на меня чихнуть и ткнули пальцем в глаз.
Энн рассмеялась звонким мелодичным смехом, от которого кровь помчалась, как горная речка по ущелью.
— И вы, бедняга, за девятнадцать лет так и не смогли простить мне грубости?
— Простил, хотя и с трудом. — Максимилиан растерянно улыбнулся.
Странно, прежде у него не возникало проблем с выбором слов и выражений для продолжения беседы. Но с другой стороны, раньше его никогда не волновало, какое впечатление он производил на собеседников. Возможно, именно поэтому в Лондоне ему было не слишком уютно. Прямота и открытость здесь никого не впечатляли. Но Энн, кажется, не боялась ни того, ни другого.
— Согласитесь, в четырнадцать лет трудно заставить себя писать письма семилетней девочке. Когда мне исполнилось двадцать, вы все еще оставались ребенком. Ну а потом умер отец, и на первое место вышли совсем другие заботы.
— И вы обо мне забыли. Маркиз покачал головой:
— Нет, не забыл. Всего лишь решил, что эта сторона жизни остается под надежным контролем. — Он посмотрел ей в глаза. — Решение оказалось ошибочным, и вот сейчас я пытаюсь исправить досадную оплошность.
— Считаете, что я настолько избалованна и эгоистична, что заставлю вас крутить сальто, чтобы что-то доказать? Поверьте, Максимилиан, я вовсе не собираюсь…
— Да, признаюсь, я действительно считал вас избалованной, однако изменил мнение уже на десятой минуте знакомства — вернее, повторного знакомства. — Маркиз лукаво улыбнулся и большим пальцем стер с ее пухлой нижней губки крохотный кусочек масла. Не то чтобы в его помощи особенно нуждались, просто очень хотелось прикоснуться.
— И что же я такое сказала, что вы вдруг изменили мнение?
— Вы увидели мой костюм, выслушали упреки и требования и отказали, потому что не знали, что я за человек.
К удивлению маркиза, Энн отодвинула тарелку и встала из-за стола.
— Итак, я прошла ваш тест, — заключила она, вытирая руки и надевая перчатки. — Однако вы мой не прошли. И, к сожалению, не сможете пройти — до тех пор, пока поместье Хэлферст остается в графстве Йоркшир.
Ну вот, вернулись туда, откуда начали. Максимилиан глубоко вздохнул и тоже встал.
— Как можно чаще напоминайте себе об этом ужасном обстоятельстве, Энн, — негромко посоветовал он и, направляясь к выходу, крепко обнял невесту за плечи. То ли от холода, то ли оттого, что прикосновение показалось приятным, спутница не возражала. — Пусть красивая фраза превратится в боевой клич. При каждой встрече, ощутив на своих губах мои губы, а мои ладони на своей нежной коже, не забудьте мысленно произнести: «Хэлферст остается в графстве Йоркшир». Кстати, вместе с ним там же остаюсь и я.