- Но я не хочу отпускать свою дочь одну. Она ведь совсем малышка. Ей ведь будет страшно одной находиться в вашем вагончике.
- От страха еще никто не умирал! Не хотите – не отпускайте. Но бред нести тоже не нужно. Едите? Тогда милости прошу. А нет, не мешайте запускать аттракцион, задерживая других.
И, как обычно, вмешаться пришлось Софии:
- Вань, да ты посмотри, кто сидит в этих вагончиках? Да тут через одного ребенка годовалые и ничего. А наша Бахтияра уже взрослая. Она смогла удержаться на лошади, а ты переживаешь за совершенно безопасный вагон поезда, который движется со скоростью черепахи.
Иван недоверчиво смотрел на Софию, затем на Бахтияру, у которой на глазах начинали блестеть слезы и предательски стал дрожать крошечный подбородок. Отцовское сердце сжалось. Он никогда не пытался понять, как у этой малышки получается держать над ним такую власть, но то, что она была безграничной, это наверняка.
- Ладно, девочки. Уговорили. Только, принцесса моя, пообещай, что будешь крепко держаться за… за… - Иван старался рассмотреть в крошечном пластиковом сооружении – за что же в нем может держаться его Бахтияра. – За руль.
- Хорошо, папочка. Я обязательно буду за него держаться. – Просияла Бахтияра, от слез на лице которой не осталось и следа.
Когда его девочка оказалась внутри вагона, Иван до невозможности занервничал. Он понимал, что это очень глупо с его стороны. Он знал, что ребенка нельзя лишать яркого и красочного детства, из-за того, что отец сходит с ума. Но ничего не мог с собой поделать. Он слишком любил свою маленькую кудряшку, за которую готов был отдать жизнь, если понадобится. А ее слова - «Папочка, я тебя люблю!», самое прекрасное, что он когда-либо слышал. Никакие слова любви с уст собственной матери, или жены, не звучали так сладко. Не были так значимы и ценны. Хотя, безусловно, он любил и свою мать, и свою Софию, а они его, но это все просто не то. Любовь ребенка для него стала чудом, ведь Бахтияра любила его неосознанно, на уровне инстинкта, но так искренне! Эти ее радостные глазенки, когда она дожидалась его с работы! Этот ее смех, когда он играл с ней в летчика, кружа над всем миром. Ее рисунки, на которых он часто выглядел чудищем серо-буро-малинового цвета, но так радовали его душу. А ее поцелуиии… Иван несколько лет назад даже подумать не мог, что из сурового дяди милиционера в мгновенье ока будет превращаться в масло-масляное, а главное, что это ему будет приносить столько удовольствия.
Воскресный день прошел просто волшебно! Пони, паровозик, фото с голубями, карусель, кормление рыбок с мостика, разрезающего небольшое озеро. Поход в кафе за картошкой фри и сахарная вата на десерт. День был насыщенным и сказочным, а счастье в глазах дочери – бальзам на душу.
Практически в сумерках семейство Багдасаровых возвращалось домой, и Бахтияра, пресыщенная всевозможными развлечениями, сладко сопела на заднем сидении родительского «опеля».
- София, знаешь, я ежедневно благодарю Бога и тебя за это маленькое чудо. Но не боясь показаться однообразным, мне вновь хочется сказать тебе – спасибо.
Припарковав авто и заглушив двигатель, Иван потянулся к Софие за поцелуем, который она охотно ему подарила.
- Нууу, не могу сказать что мне это неприятно, но мне все же кажется, что за наше чудо стоит больше всех благодарить ТЕБЯ. – София глазами полными любви взглянула на заднее сиденье, а затем вновь на мужа. – Ни для кого не секрет, что без папы и некоторых его особенностей, мама вряд ли смогла бы обзавестись малышом. Как бы мне этого не хотелось. За исключением, конечно же, нашей девы Марии с ее непорочным зачатием.
София тут-же потянулась к мужу, в подтверждение каждого своего слова.
- Ээээ, милочка, если ты будешь в том же духе продолжать тискать мою ммм «особенность», боюсь что может произойти еще одно чудо. И, поверь, оно точно будет порочным.
Рука Ивана скользнула под ветровку Софии. Страсть, накатывала очень быстро, но растревожить сон дочки, а тем более покинуть ее одну в машине для удовлетворения собственной похоти, они никогда бы не смогли.
- Вань, давай в доме продолжим… - томно прошептала София.
- Я только «за».
Они все продолжили, как и договаривались, стоило только уложить в кроватку свою Бахтияру.
- Ну что, девочку или мальчика будем делать? – на пороге экстаза прохрипел Иван.
- Кого Бог даст… - прежде чем наполниться миллионами мальчишек и девчонок, прошептала София.
Затем наступила волшебная кульминация и сладкий сон.
АПРЕЛЬ 2010
- София Владимировна, мне кажется, вам стоит с вашей Бахтиярой обратиться в какую-то клинику, записаться на обследование... Нет, вы так не пугайтесь, ничего страшного не произошло. Просто... Девочка у вас хорошая. Подвижная, жизнерадостная, общительная, но… Понимаете, наш Артем Петрович, учитель физкультуры, стал замечать за ней некоторые не очень приятные моменты.
София сидела в кабинете директора школы, которую посещала ее дочь, совершенно не понимая – «По какой причине ее вызвали?», и даже первые фразы, не приоткрывали занавес. «Какое к черту обследование, если ничего "страшного" не случилось?"
- Алла Георгиевна, вы меня простите, но я ничего не понимаю? - выдавила София.
Довольно симпатичная, хотя и слегка полная женщина за сорок, с красными волосами и такого же цвета наливными щеками, неловко улыбалась.
- Простите меня, ради Бога, возможно это не мое дело… Скорее всего именно так вы сейчас и думаете, но мне кажется, что с вашей девочкой что-то не то. - Неуверенно продолжала директриса. - Точнее, проблемы со здоровьем. В последнее время на уроках физкультуры она часто задыхается. Мы уж подумали, что астма какая, но, уверена, вы бы предупредили о такой проблеме у своего ребенка. Стоит только нам набрать номер скорой помощи, смотрим, а Бахтияра продолжает старательно выполнять все, наравне с остальными одноклассниками, словно ничего и не произошло. Отжимается либо кросс какой бежит, в полном порядке, без намека на недомогание. Да, она у вас сильная, но Артем Петрович утверждает, что неоднократно ловил девочку на симулировании хорошего самочувствия. А еще часто наблюдал как ее розовые ноготки синеют и губы в мгновение ока становятся просто черными.
- А такое разве бывает? – недоверчиво улыбнулась София, поспешно воспользовавшись паузой в рассказе Аллы Георгиевны. – Мне всегда казалось, что детям свойственно симулировать плохое самочувствие, а не хорошее? По крайней мере, я всегда так поступала. В свое время.
Нервно теребя компьютерную мышь, директор собиралась с силами продолжить начатое. За всю свою десятилетнюю практику ей впервые было так трудно разговаривать с родителем ее ученика. За десять лет в школе происходили разные казусы. Школа это дети, а дети - хлопоты, да еще какие. Одно дело своих воспитывать, и совсем другое нести ответственность за сотни чужих отпрысков. Кто-то кому-то лоб расшибет, кто-то кому-то нахамит, кто-то обидит первоклашку, а кому-то в голову приходит принести в школу отцовский охотничий нож и хвастать им на переменах. Всегда и во всем виноват учитель и, естественно, в большей степени директор, который не досмотрел. Это как в сфере обслуживания "Клиент всегда прав", только в школьном случае - родитель всегда прав. Но Алла Георгиевна давно привыкла отвечать за проделки своих учеников. А вот сообщать родителям о проблемах со здоровьем одного "из", ей всегда было особенно тяжело. Как мать, она прекрасно понимала, что подобное известие папы с мамами воспримут нелегко.
Бывало такое, что прямо посреди урока у ученика случался приступ аппендицита. В зимнее время часто приходилось вызывать скорую помощь из-за резко подскочившей температуры отчаянного подростка пришедшего на занятия в гриппозном состоянии. Пару раз, хотя Алле Георгиевне не очень приятно об этом вспоминать, но ей приходилось отвечать перед родителями за сломанную руку или ногу, их чада. Но то, что произошло вчера с Бахтиярой Багдасаровой, было намного страшнее всего, что директрисе довелось повидать на своем рабочем пути.
Как утверждал Артем Петрович, это был не первый подобный приступ у девочки, но то, что он был особенно страшным, однозначно. Испуганный физрук как раз носился с мобильным вокруг распластавшейся посреди спортивного зала девочки и никак не мог набрать правильный номер скорой помощи, когда Алла Георгиевна влетела в спортивный зал. Бахтияра не кричала, не плакала, не вопила, она, словно выброшенная на берег рыбка, дико пыталась наполнить свои легкие воздухом. Ее губы, как и ногти, были чем-то средним между голубикой и бузиной. Ее детское лицо было совершенно обескровлено. Впервые в жизни опытный педагог, директор, мать, не знала что делать и как помочь ребенку, тем более о помощи ее никто не просил. Бахтияра практически беззвучно пыталась справиться с неожиданно напавшим приступом, тщетно хватаясь руками за пол. Это было страшно. Это было очень страшно.
Пополнять свой послужной список летальным исходом школьницы, Алле Георгиевне совершенно было ни к чему, поэтому уже сегодня в ее кабинете сидела мать Бахтияры.
- Так-то оно так, большинство детей не станут симулировать здоровье. Но я ведь и говорю, хорошая у вас девочка. Она всегда хочет быть на уровне, а еще больше стремится быть лучшей. Она первой тянет руку на любом устном предмете. Она всегда в первых рядах решает контрольные и самостоятельные. Даже в нашем школьном хоре ей непременно хочется быть солисткой, а не пятой слева в третьем ряду девочкой. Понимаете, она у вас прирожденный лидер, вот и со здоровьем такая история получается - она не хочет быть хуже других. А тем более "хромой уточкой". А ведь дети в наше время, я имею ввиду сверстников, так жестоки. Скорее всего, именно по этой причине вам ничего не известно о ее проблемах. Она просто все скрывает. Но София Владимировна, я уверена в том, что дети просто так не синеют... - Алла Георгиевна едва сдержалась от "видели бы вы как это ужасно", и, совладав с собой, продолжила в том же педагогичном темпе. - Тем более что это уже и на обычных уроках происходит. Стоит Бахтияре перенервничать из-за не идеального ответа или не до конца разрешенной задачи... Да-да, к сожалению, я сама узнала об этом лишь вчера после инцидента. Собрав неофициальный педсовет я опросила учителей преподававших у вашей Бахтияры, и практически все они вспомнили эти минутные физиологические изменения во внешности вашей дочери. В общем, со здоровьем вашей дочери что-то не то, и, как мне кажется, это "что-то" очень серьезно. Но разобраться в этом уже ваша задача.
У Софии защемило в груди. Все, что она только что услышала из уст посторонней женщины, касательно характера Бахтияры, имело место быть. Их с Иваном девочка именно такая, какой ее видела и Алла Георгиевна, да и все, кто хоть немного с нею знаком. Алла Георгиевна ничуть не ошиблась в душевной составляющей ее дочки, но тогда выходит что и с физическим состоянием она вряд ли могла заблуждаться. Навряд ли педагог с большой буквы, которым являлась сидящая напротив нее женщина, стала бы поднимать бурю из ничего. А это значит, ее малышка не доверяет собственной матери. А еще, выходит, она не настолько хорошая мать, какой всегда себя считала.
Ее Бахтияра действительно была слишком самостоятельным ребенком и никогда ни на что не жаловалась. Скорее всего, именно поэтому ей не удалось заметить недомогание или стать свидетелем какого-либо приступа. С каждым годом ее материнская бдительность снижалась, видя, что ее девочка не нуждается в чрезмерной опеке. София сознательно решила быть той матерью, которая не напрягает своей навязчивой заботой, как было с ней самой, давая ребенку свободу выбора. Она всегда гордилась тем, что не стала типичной "наседкой", которая при виде соплей на лице ребенка в панике набила "103". Ей хотелось, чтобы у них с Бахтиярой были демократичные отношения в которых, в двухстороннем порядке, всегда можно было открыто говорить обо всем на свете. Но, похоже, сейчас пришло время расплачиваться за демократию и сожалеть о том, что диктатура в их семье никогда не рассматривалась.
В два, три годика, Бахтияра важно могла угрожать всему окружающему миру своим отцом, бросая заявление – «Не обижай папину принцессу, а то он тебя в тюрьму закроет, а там знаешь как не сладко!» Даже с комариным укусом малышка бросалась к своему любимому папочке, чтобы тот ее пожалел и наказал обидчика. Иногда доходило до смешного, маленькая кудряшка нарочно падала на ровном месте, лишь бы ее лишний раз пожалели и сообщили о том, как сильно ею дорожат и любят. Но это было давно. Кажется, слишком давно. Их дочь уж очень быстро стала взрослой, самостоятельной. Как теперь оказалось - чересчур самостоятельной.
Бог больше не дал им с Иваном хотя бы еще одного ребенка. Они до сих пор не прекращали попыток, но и не зацикливались на этом. Не бегали в клиники за помощью. Не молили день и ночь об этом всевышнего. Им вполне хватало их девочки с чернющими, как у папы, кудряшками, и огромными глазами цвета ночи.
Бахтияра была для них два в одном – сын и дочь. И, не смотря на умноженную вдвое родительскую любовь, девочка не стала эгоистичной и капризной, как часто происходит в семьях с одним отпрыском, а наоборот, изо всех сил старалась радовать родителей за двоих. Она пыталась оправдать все надежды своего любимого папули и своей очаровательной мамули уже в трехлетнем возрасте, безумно расстраиваясь когда выходило "хотелось как лучше, а получилось - как всегда". К четырем годикам Бахтияра избавилась от привычки жаловаться, когда что-то происходило не так, будь то ужасная ссадина на коленке или синяк под глазом. Она старалась быть мужественной и храброй, в свои пять. Будучи ребенком, она изо всех своих сил успокаивала рассвирепевшего отца, который рвался разобраться с виноватым в окровавленных коленях асфальтом. Или, как утверждала Бахтияра, дверным косяком. Она всегда старалась успокоить отца и убедить, что с его маленькой принцессой все в полном порядке, тем более что она у него сильная девочка. И никогда не давала повода для лишних переживаний маме. Ей всегда хотелось лишь одного - радовать своих родителей.
С раннего возраста Бахтияра стала наследовать отца, который был для нее целым миром. Он был силен и мужественен, как и подобает настоящему мужчине. Папа работал в милиции и наказывал плохих ребят тем, что лишал их свободы. Он избавлял их город от "мрачных типов", чтобы их малышка могла смело гулять по его прекрасным улицам. Он делал ей самые вкусные в мире завтраки и часто помогал с домашним заданием. Он учил ее купаться и кататься на велосипеде. Он обожал ходить с ней в зоопарк. Он был самым лучшим отцом в мире, а она изо всех сил старалась оставаться для него самой лучшей дочерью, даже если для этого нужно было сходить с ним на рыбалку или поиграть в футбол. Она никогда не ныла и не была хвастлива. Она была терпеливее и выносливее многих мальчишек. Бахтияра впитала с грудным молоком мамину рассудительность и мудрость, а папа с каждым днем вселял в нее уверенность и силу. Она была очень нежным ребенком рядом с родителями, но всегда держала дистанцию с посторонними, абсолютно не признавая их «сюсюканий» и лестных словечек.
Мама учила ее быть доброй и отзывчивой девочкой. Папа – умению постоять за себя и отстоять свое мнение, когда его нет рядом, а еще не пасти задних. Мама любила баловать ее прелестнейшими куклами и детской косметикой. Но милее для малышки Бахтияры всегда было помочь отцу с ремонтом машины и в качестве косметики использовать все подручные материалы, которые находились в гараже – мазут, бензин, масло. Только чтобы совсем уж не обидеть мамочку, она изредка играла с подаренными куклами и соглашалась посетить очередной утренник в детском саду в дурацком розовом платье. Но ближе ее сердцу оставался подаренный отцом спортивный костюм цвета самого синего моря. Она обожала мультфильмы о всевозможных супергероях, представляя что это все ее отец. И терпеть не могла всяческие сказки о беспомощных принцессах. Она с пеленок стала папиной дочкой, и никогда и никого не пыталась убедить в обратном. Бахтияра гордилась тем, что она дочь своего отца. Хотя, без сомненья, искренне любила и маму.