Действительно, почему? Мысли Энни совпали с вопросом Родриго. Они сидели в присутственном месте на первом этаже виллы. Комната с толстыми стенами, обдуваемая морским бризом, врывающимся в открытые окна, служила местом, где проходил прием людей, прибывающих по разным делам.
Сидя за маленьким письменным столом, Энни изучающе разглядывала посетителя. Его одежда была изношенной, но чистой. Отказавшись от модных, но не практичных панталон, посетитель был одет в черные кожаные брюки и высокие сапоги. Белый жакет подчеркивал широкие плечи. Ладно сложенное тело не требовало дополнительного оформления. Лениво вертя в руках шляпу, человек сказал:
— Я только что приехал в Номбре-де-Диос, дон Родриго. Меня зовут Артуро Рэйес.
«Обычное имя», — Энни обмакнула перо в чернила и записала его рядом с сегодняшней датой. Рука ее двигалась словно чужая. Артуро Рэйес. Артуро Эль Рей. Король Артур. Улыбнувшись повороту собственной фантазии, она закончила запись и снова взглянула на посетителя. У него были иссиня-черные волосы и борода, и выглядел он необычно опрятным. Энни, обвив босыми ногами ножки стула, попыталась вспомнить, когда в последний раз принимала ванну, но так и не вспомнила.
Валерия мылась часто. Конечно, не афишируя этого, потому что ее чрезвычайно щепетильное отношение к чистоте могло бы показаться испанцам подозрительным. Энни полагала, что Родриго воспротивится привычкам Валерии, но он как будто ничего не имел против. Валерии, которую она представила, как друга семьи из Сан-Августина, ничего не стоило радовать Родриго.
— А кто ваша спутница? — спросил Родриго.
Энни обратила внимание на женщину, стоявшую в тени у входа, опустив голову. Волосы скрывали ее лицо.
— Это Касильда, — ответил Артуро Рэйес, — моя рабыня.
Услышав свое имя, Касильда подняла голову, откинув волосы назад. Энни внимательно посмотрела на тонкое строгое лицо. Выжженное клеймо портило одну щеку рабыни. Как только Энни увидела шрам на лице женщины, ее уважение к симпатичному сеньору Рэйесу стало заметно убывать.
— А что за шрам у нее на щеке? — резко спросила она.
— Придержи-ка язык, парень, — предупредил ее Родриго.
— Но мне, правда, интересно. Вы что, хотели поставить на ней клеймо, и она при этом неловко повернулась? Или просто искалечили рабыню горячей кочергой?
Артуро Рэйес издал свистящий звук, словно обжегся сам.
— Твои вопросы неуместны здесь, суслик, — отпарировал Артуро Рэйес.
Энни едва сдержалась, чтобы не ответить грубостью. За годы, проведенные в качестве секретаря Родриго, она научилась выносить всякие оскорбления, но этот незнакомец жестоко испытывал ее терпение.
Видимым усилием подавив раздражение, Рэйес повернулся к Родриго:
— Вообще-то я привел Касильду, чтобы совершить над ней обряд крещения. Не могли бы вы подсказать мне, где это можно сделать?
— Обычно я не хожу в цер… — Родриго оборвал себя на полуслове и тут же поправился: — Большое количество обязанностей вынуждают меня молиться в личной часовне.
Они с Энни никогда не говорили о том, что случилось в Гема-дель-Мар два года назад, но не ходили в церковь, если только этого можно было избежать.
— В какое время дня идет служба, дон Родриго? — спросил Рэйес.
— Я точно не знаю, но вы можете спросить у Фрэя Гарсиа. Он более сведущ в вопросах крещения туземцев.
«Да, это уж точно», — с отвращением подумала Энни. Гарсиа иногда лично отправлялся в походы за рабами. Непокорных пытали и убивали. Фрэй Гарсиа, само сострадание, крестил их, сначала спасая их души, а потом отправлял на небеса.
— Тогда, возможно, вы поможете мне в другом деле.
Во время разговора. Рэйес внимательно оглядывал комнату, запоминая каждую деталь. Энни удивил интерес, проявленный к кувшину с тазиком Родриго, что стояли в углу комнаты, а также к драпировке, укрывавшей стены, на которой был изображен лев Риберы, символ деда Родриго, Джозефа Сармьенто.
Рэйес положил на стол Родриго какой-то документ:
— Это — договор, полученный в Совете Индий в Севилье. Мне дали разрешение организовать стоянку на пути караванов, везущих сокровища из Панамы, с целью обеспечения их провиантом.
Родриго внимательно прочитал документ и потер пальцем сургучную печать, стоящую внизу.
— Это очень выгодный договор, сеньор, — сказал он. — На подобных делах разбогатели многие предприимчивые джентльмены.
— Я тоже на это надеюсь. Я переплыл через океан не только затем, чтобы служить Господу, но и чтобы разбогатеть. У вас есть расписание караванов? Мне нужны следующие сведения: когда производится погрузка сокровищ на рудниках Перу, когда караван отправляется из Панамы, сколько времени он идет из Панамы в Номбре-де-Диос, сколько охранников.
— Охранников? — заинтересовался Родриго. Он откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. — Вы задаете слишком много вопросов, сеньор. Зачем вам знать количество охранников?
Рэйес нетерпеливо фыркнул:
— Сеньор, я буду торговать вином и надеюсь, что солдаты тоже будут моими клиентами.
— Понятно.
Даже не оглянувшись, Родриго приказал Энни:
— Принеси расписание.
В последнее время Энни начал раздражать его безапелляционный тон, хотя она знала, что грубое обращение было всего лишь маскировкой. Но скупые приказы Родриго стали его второй натурой и единственной формой их общения друг с другом. С каждым днем ей становилось все труднее мириться с этим.
Она выбрала из своей связки нужный ключ и открыла бюро Родриго, почувствовав, что Рэйес следит за каждым ее движением. Они с Родриго вели светский разговор, пока Энни перебирала бумаги. Охваченная злостью, она сделала маленькую отметку, аккуратно переправив дату отправки каравана. Рэйес — безжалостный делец, рабовладелец. Он хочет разбогатеть — хорошо, но только без ее помощи.
Не испытывая ни малейших угрызений совести, Энни положила бумаги перед ним. На мгновение его стальной взгляд остановился на ней, и ей показалось, что он заметил подделку. Нет. Просто он сгорал от нетерпения, был таким же алчным, как любой из конкистадоров. Читая, Рэйес графитовым карандашом одновременно выписывал нужные сведения на кусочек пергамента.
— Что-нибудь еще, сеньор? — спросил Родриго.
— Нет, — Рэйес удовлетворенно улыбнулся. — Благодарю вас, дон Родриго. Вы сообщили все, что нужно. До свидания.
Резко повернувшись на каблуках, он направился к двери. Увидев, что он приближается, рабыня вздрогнула от страха. Рэйес схватил ее за руку.
— Давай пошевеливайся. Дни твоего язычества сочтены, — он грубо вытолкнул ее на улицу.
— Дьявол! — взорвалась Энни. — Сукин сын!
Родриго сердито посмотрел на нее:
— Придержи-ка язычок, дитя мое. Не надо разыгрывать бравого парня, когда рядом никого нет.
Энни уперла руки в бока:
— Ну ладно, а что вы думаете о нем?
Родриго поставил руки на стол и устремил взгляд в окно, выходившее на площадь, по которой Рэйес волок за собой Касильду.
— Я тоже думаю, что он — сукин сын.
— Мне противно, — сказал Эван Касильде. — Мне действительно противно так обращаться с тобой.
— Ты получил нужные сведения, — Касильда сделала вид, что споткнулась. — Все не так уж плохо.
— Не так уж плохо? — Эван свернул на улицу, ведущую к церкви. — Как дико и отвратительно мне так обращаться с тобой! Как ты можешь выносить, когда тебя толкают, словно ты какая-нибудь скотина?
Они подошли к церкви.
— Я прекрасно могу это выносить, — заверила его Касильда, приостановившись, чтобы ему пришлось подтолкнуть ее.
Устав от собственного поведения, Эван грубо схватил ее за плечи:
— Но почему, черт возьми?
— Потому, что я люблю тебя.
Простой и прямодушный ответ заставил его окончательно потерять над собой контроль.
— Касильда, — прошептал Эван и, притянув к себе, властно поцеловал.
Этот поцелуй был эхом предыдущей ночи. В Касильде Эвану нравилось все: сила, красота, страсть. Всю ночь наслаждались они друг другом, этой неожиданно вспыхнувшей страстью, такой жаркой и светлой, как огонь. Эван нашел свою любовь в самом неподходящем месте, в самое неудобное время. Он не знал, куда приведет его сердце, но сейчас ему не хотелось об этом думать. Любовь к ней была так же неотвратима и неизбежна, как вызываемый луной прилив и отлив. Он сжимал ее в объятиях до тех пор, пока не почувствовал, как жаром окатило его чресла, и в висках застучала кровь.
Эван почувствовал, что Касильда вздрогнула и отшатнулась. Тут он осознал, что стук, который доносился издалека, был топотом обутых в сапоги ног. Касильда вырвалась из его рук.
Эван повернулся и увидел двух приближающихся солдат. Один из них вел на поводке большую серую борзую. На ступенях церкви стоял высокий худой священник и неодобрительно смотрел в их сторону.
Солдаты остановились рядом с ними.
— Что такое? — спросил один из них, одетый крестоносцем, в костюм зелено-белого цвета. — Ты проявляешь слишком большое внимание к этой шлюхе-язычнице.
— К тому же на ступенях дома Господня, — добавил священник.
У Эвана пересохло во рту. Инстинктивно закрыв собой Касильду, он старался не смотреть, на сверкающие на солнце мечи и кинжалы солдат.
— Она моя собственность, я привел ее сюда, чтобы окрестить.
— Ты как-то странно готовишь ее ко вступлению в истинную веру, — заметил один. — Мы неодобрительно смотрим на связь с язычниками.
— Да, — добавил второй. — Бери ее силой, если хочешь, но ради Бога, делай это дома, — его взгляд скользнул по Касильде. — Хотя я признаю, она просто прелесть.
«Интересно, — подумал Эван, — они тоже слышат, как колотится мое сердце?»
— Если вы позволите, я хотел бы переговорить со священником.
— Позже. Сначала сходим в казармы, поделишься с нами своим товаром.
Эван бросил умоляющий взгляд на священника, ожидая, что тот вмешается. Но священник просто наблюдал за ними с едва заметным любопытством.
«Католики, — презрительно подумал он. — Их религия — мразь, прикрытие для того, чтобы мучить невинных».
— Сожалею, но сейчас не могу, — небрежно ответил Эван.
Он тайком оглядывал улицу, прикидывая, смогут ли они с Касильдой убежать.
— В чем дело? — поинтересовался солдат. — Туземка — твоя любовница?
— Ну, конечно же нет. У меня здесь дело и нет времени на подобные развлечения.
Солдаты переглянулись.
— Тогда иди и оставь ее нам. Мы покажем ей, как настоящие мужчины должны обращаться с рабынями. Отойди.
— Ударь меня, — едва слышно выдохнула Касильда ему в ухо.
Эван сделал вид, что не слышит.
— Господа, мне кажется, что у солдат империи в такой час должны быть более существенные занятия.
— Ударь! — настаивала Касильда.
— Puta! — воскликнул он. Хотя все в Эване восставало против этого, он замахнулся и ударил ее, надеясь, что солдаты не заметят, как он смягчил удар рукавом.
Касильда съежилась и прикрыла рот рукой. Эван увидел, что она прикусила губу, чтобы пошла кровь.
— Еще! — зашептала она. — Еще!
— Прекрати ныть, — с трудом выговорил Эван и ударил ее по лицу. Голова ее дернулась в сторону, выражение лица стало болезненным. Он решил, что впрямь сделал ей больно.
— Перестань! — с другого конца улицы раздался пронзительный крик.
Эван увидел бегущего к ним помощника Родриго Бискайно.
— Еще, — прошептала Касильда, делая вид, что пытается вырваться от него.
Эван схватил ее за волосы:
— Пошли отсюда, ведьма. Нам и так уже помешали.
— Отпустите ее! — закричал неумытый мальчишка, останавливаясь перед Эваном. — Ты, ублюдок, что же ты за свинья такая? — мальчик налетел на Эвана с кулаками. Он оказался проворным, а справедливый гнев придавал ему силы.
— Мы позаботимся о рабыне, — предложил солдат. Он схватил женщину за руку и принялся лапать ее.
Касильда пришла в растерянность. Мальчишка продолжал молотить Эвана по груди.
— Святые угодники, Боже, беги, — закричал паренек Касильде.
Касильда резким движением ударила солдата в глаз, тот взвыл от боли и отпустил ее. Эван видел, как она вырвалась из рук опешивших солдат.
Эван внимательно посмотрел на мальчишку. Что-то знакомое послышалось ему в этом выражении «Святые угодники…». Где он его уже слышал? Не теряя времени на размышления, он бесцеремонно повалил парня на землю.
— Ну, смотри, что ты сделал!
— За ней! — завопил солдат. — Не дай этой ведьме сбежать!
Они спустили борзую. Собака присела, приготовившись к прыжку, но писарь Бискайно успел ухватиться за конец поводка, и она, дернувшись, остановилась. Выругавшись, солдаты бросились в погоню сами. Разъяренный Эван бежал следом. Работая ритмично ногами, он с трудом переводил дыхание. От выбеленных известью стен зданий с обеих сторон улицы отражалось эхо гремящих сапог и лай сдерживаемого поводком пса. Он не сводил глаз с Касильды, моля Бога, чтобы тот спас ее, старался не думать о том, что будет, если ее поймают.
Когда они выскочили на главную площадь, это уже казалось ему менее вероятным. Его прекрасная Касильда бежала легко и грациозно, как лань, без труда обходя повозки, корзины и прохожих. Солдаты же из-за неудобных и громоздких доспехов двигались медленно и неуклюже.
— Она бежит к Панамским воротам! — взревел один из них. — Остановите ее!
Ворота охранял толстый часовой, развалившийся возле крохотного каменного строения в тени бананового дерева. Перед ним стоял глиняный кувшин, наполовину наполненный вином или веселящей водой.
— Останови ее, идиот! — гаркнул солдат.
Толстяк испуганно вскочил на ноги. Касильда стрелой промчалась мимо него и припустилась по пыльной дороге, ведущей вон из города.
Часовой выругался и поднял заряженный арбалет. Прицелившись, он нажал на спусковой крючок.
— Нет! — закричал Эван, бросившись на часового и пытаясь выбить у него арбалет. Его руки были всего в дюйме от оружия, когда вылетела смертоносная молния и устремилась в сторону Касильды.
Даже на расстоянии Эван услышал ужасный глухой звук, а потом высокий, пронзительный крик, как у раненого животного. Касильда споткнулась, но продолжала бежать.
— Боже, эта женщина одержима дьяволом, — перекрестившись, сказал часовой.
— Иди ты к черту!
Эван не помнил, как вытащил шпагу, но внезапно та оказалась у него в руках. Толстяк отпрыгнул назад. В то же мгновение подоспевший солдат схватил его сзади за руку, предотвратив удар.
— Сеньор, вы арестованы, — он повернулся к своему товарищу. — Мартинес, возьми гончую и беги за рабыней.
Эван вырвался и стал лицом к солдатам. Если для того, чтобы испугаться, обнаженной шпаги им было явно недостаточно, то увидев выражение его лица, они попятились, словно встретились с самим дьяволом. Но мечи достали. Один из них побежал назад к церкви, чтобы взять собаку. Стражник поднял арбалет и вставил новую стрелу. Эван попытался выбить у него оружие шпагой, но слишком плохо владел этим искусством и поэтому промахнулся.
Солдат рассмеялся, явно предвкушая легкую победу. Разозлившись, Эван бросил шпагу и, увернувшись от мелькнувшего лезвия меча, ударил солдата кулаком в лицо. От удара костяшки пальцев зашлись болью. Нос солдата хрустнул, и кровь обильным фонтаном брызнула во все стороны. Не мешкая ни минуты, Эван схватил винный кувшин и с размаху опустил его на голову стражника. Арбалет упал на землю, и толстяк свалился на него, потеряв сознание.
Подхватив оружие, Эван бросился прочь из города — искать Касильду.
Эвану казалось, что он пробежал уже тысячу миль. Чтобы сбить врагов со следа и запутать собак, он петлял по джунглям, переплывал ручьи, пересекал топи. Только решив, что оторвался от преследователей, Эван позволил себе отправиться на поиски Касильды.
Бесшумно двигаясь в сумерках, как она его учила, он пробирался к поляне, где они провели прошлую ночь. Призрачный свет редких звезд осветил ее.
Касильда лежала у ручья на боку, подтянув колени к груди. Эван бросился к ней и упал на колени.
— Касильда! — прошептал он и прикоснулся к ее щеке дрожащей рукой.
Кожа была холодной и влажной. Женщина судорожно вздохнула и пробормотала:
— Я знала, что ты придешь. Помоги мне, Эван.
— Я боюсь разжигать костер, а без него не вижу твою рану.
— Пусть твои глаза привыкнут в темноте.
В конце концов, когда у него от напряжения заболели глаза, он увидел то, что было для него абсолютно невыносимым. Толстая арбалетная стрела глубоко вошла ей в спину справа чуть выше лопатки. Вокруг раны кожа воспалилась и была липкой от загустевшей крови.