- Ты, Эд, бери вату, смачивай водкой и подавай нам.
Эдик взял два куска ваты, намочил водкой и подал один Игорю, второй – Диме. Вата сразу же стала зеленой, мало того, область захваченной зеленкой территории расширялась по мере смывания, так как она почему-то не смывалась, а бледнела и размазывалась. Наконец кое-как руки Игоря были вытерты, и Дима приступил к очистке лица от наглой захватчицы. Игорь прикрыл глаза, так как пары водки неприятно щипали. Дима осторожно протирал его лицо, меняя ватки, и теперь кожа приобрела «веселенький» зеленоватый оттенок глубоко и давно больного чем-то смертельным, не иначе, человека.
Особенно живописно выглядел левый глаз - словно накрашенное неумелым визажистом, малахитовое веко придавало лицу Игоря лихой и какой-то двусмысленно подмигивающий вид. Эдик с завистью смотрел, как Дима касается лица Игоря, мечтая быть на месте последнего.
- Ну вот, - удовлетворенно осмотрел свою работу Дима, - теперь умоем тебя с мылом, и будешь как новенький. Эд, бери фонарь, пойдем в ванную.
В ванной Дима тщательно намылил свои руки и, взяв правую руку Игоря, стал ее мыть, постепенно мыльная пенка становилась все белее.
- Помогает. Давай теперь лицо, наклонись.
- Бля, если мне попадет в глаза, я тебя накормлю тем мылом.
- А ты зажмурься получше.
Эдик понял, что у него пересохло в горле только тогда, когда попробовал сглотнуть. Почему это мытье рук, умывание выглядели так интимно? Неужели ребята больше чем друзья?
Глава 6
К счастью, за неделю, оставшуюся до первого сентября, от зеленки и следов не осталось, так что Игорь шел в школу, сияя абсолютно чистой кожей, если не считать крошечной родинки на скуле под правым глазом.
В классе была обновка, точнее, новенький. Его друзья заметили еще на линейке: стройный мальчишка, стоявший рядом с классной, на одноклассников не смотрел и презрительно кривил губы, глядя на праздничное представление.
После линейки все ввалились в класс и сели, как хотелось и с кем хотелось, знали, что это ненадолго: после вводного урока классуха раздаст учебники и всех пересадит. Все гомонили, обмениваясь впечатлениями о проведенном лете, когда дверь хлопнула и вошедшая Людмила Аркадьевна предложила всем сесть и успокоиться, что все и проделали, с интересом поглядывая на новенького. Но он, как и на линейке, презрительно кривил губы и ни на кого не смотрел.
- Познакомьтесь, это Нефедов Антон. Будет теперь учиться в нашем классе, так что прошу любить и жаловать. Садись пока, Антон, на любое свободное место.
Антон прошел в конец класса и сел за последнюю парту. Ни Диму, ни Игоря новенький не заинтересовал: по шмоткам и поведению видно, что мальчик обеспеченный и цену себе знает. Да вот только какова она? Человек подобен дроби: числитель – то, что он есть на самом деле, а знаменатель – то, что он о себе думает, чем больше знаменатель, тем меньше дробь. И дробь Антона представлялась до слез маленькой.
Эдика же больше волновала очередная пересадка. Как же он был возмущен в прошлом году, за который их трижды всех рассадили, пересадили, но Дима и Игорь так и остались вместе. Просветила его Катя Самойлова, с которой он сидел после второй пересадки. Она сказала, что когда их начали рассаживать в пятом классе, они отказались садиться с кем-то другим, учительница, видно, решила не идти на конфликт и попробовала мягко уговорить. Но Дима заявил, что получению знаний Игорь не мешает, а как раз наоборот. Людмила Аркадьевна настояла, он пересел. В итоге в конце недели его мама пришла к директору с требованием показать устав школы, в котором указано, с кем должен сидеть ее сын. Мало того, на Диму и Игоря жаловались все учителя, потому что они отказались учиться: ни домашки не выполняли, ни на уроках не отвечали. Так что их быстро посадили снова вместе и с тех пор пересаживали на другие ряды и парты, но не разделяли. И тут получился у Эдика облом.
А через пару дней произошло неприятное событие. На большой перемене Игорь и Эдик пошли в столовку вдвоем, так как Дима был не голоден, а идти толкаться за компанию не захотел. В классе почти никого не оставалось: новенький да пара девчонок, шушукающихся за первой партой. Дима пошел к открытому окну, проветрить голову, как услышал окрик:
- Эй ты! Подойди ко мне!
Дима, с удивлением оглянувшись, понял, что сия уничижительная фраза предназначалась ему. Он, не веря своим ушам, посмотрел на новенького.
- Да, ты! Иди сюда! Я к тебе обращаюсь.
- Если я к тебе подойду, ты об этом очень пожалеешь, - хмыкнул Дима.
- Ты чо, бля, выебываешься? Подошел, быстро!
Дима подошел и хорошо поставленным хуком въехал Антону прямо в нос, метил вообще-то в челюсть, но тот как раз чуть наклонился, явно не ожидая ничего подобного. Кровь мгновенно хлынула на белую рубашку. Девчонки, ахнув, вскочили, но предлагать свою помощь не спешили. И никто даже не заметил, что у этой сцены была еще одна свидетельница – Людмила Аркадьевна. Она, правда, все услышать не успела, но суть была ясна.
- Девочки, проводите Нефедова в медпункт.
Антон вскочил, зажимая нос, и, с ненавистью взглянув на Диму, ответил учительнице:
- Я не в медпункт, я к директору сразу пойду. Пусть посмотрит, как тут у вас с людьми обращаются.
- Прекрасно. Можем сразу пойти вместе. Дима, идем с нами.
Виктор Семенович, оторвав взгляд от монитора, вперил его в вошедшую троицу. В глаза сразу же бросалась живописно забрызганная каплями крови белая рубашка Антона.
- Почему не в медпункте?
Антон, зажимающий нос бумажной салфеткой, плюхнулся на стул рядом с директорским столом и завозмущался:
- Я требую, чтобы этого выгнали из школы, а еще я пожалуюсь матери, и она подаст в суд и на него, и на вашу паршивую школу.
Директор, выслушав излияния Антона, посмотрел на Людмилу Аркадьевну, та тут же сказала:
- Да, его ударил Дима, но я, наверное, на его месте поступила бы так же.
Виктор Семенович прекрасно знал лучших учеников школы, а Дима Арсенин был круглым отличником и шел на золотую медаль, а когда надо, защищал честь школы на олимпиадах. Сам он к этому вообще-то никогда не стремился, но и отказать не мог, если просили. Кто-то со стороны, услышав, как он фактически слово в слово отвечает параграф, решил бы, что он ботан и зубрила, но у него всего лишь была прекрасная память. И прочитав один раз даже параграф по физике или химии, он мог рассказать его дословно вместе со всеми формулами, причем прекрасно понимая суть того, о чем говорит.
Директор сжал губы в тонкую полосочку, посверлил взглядом учительницу:
- Понятно, идите, Людмила Аркадьевна, готовьтесь к уроку и Диму забирайте. Скажите секретарю, чтобы вызвала сюда медсестру.
Внутри Димы был какой-то неприятный холодок, как бывает перед соревнованием или олимпиадой, но страха не было. Вины он за собой не чувствовал, к тому же знал, что за спиной есть ударная сила и поддержка в виде родителей. Они вышли из приемной, и Диме показалось, что классуха пробормотала что-то типа «мелкий гаденыш», он посмотрел на нее, но женщина стояла отвернувшись и раздумывая о чем-то.
- Вот что, Дима, это не педагогично и неприлично, но я должна тебе сказать. Не связывайся с Антоном, просто не обращай внимания на его подначки.
Пока ничего неприличного Дима не услышал, к тому же сказанное было как раз педагогичным.
- Вот представь, идешь ты по дороге, и у тебя на пути лежит куча говна, прости за выражение. Ты ж обойдешь ее, не станешь вступать в нее, так и тут, пока ты его не трогаешь, он не воняет.
- Так я и не трогал его! – горячо воскликнул Дима.
- Знаю, - устало ответила Людмила Аркадьевна, - значит, просто не реагируй, если он еще что-то скажет, и другим скажи, чтоб не трогали его.
- Да кому он нужен, трогать его?
Прозвенел звонок. Мимо них в кабинет директора прошла медсестра, и они направились в класс. В классе со слов очевидиц уже все всё обсудили и теперь жаждали увидеть участников драмы. Игорь побледнел и места себе не находил, все-таки вызов к директору – это не шутки.
***
- Вы чего его отпустили? – заорал возмущенный Антон. - Да я матери скажу, не знаю, что она сделает!
- Рот закрой, - директор сказал таким тоном, что Антон замолчал и обиженно уставился на него.
- То, что мы с тобой родственники, не дает тебе права так себя вести. Если ты и был в своей гимназии королем, потому что мама директор и закрывала глаза на все твои шалости-гадости, то здесь ты простой девятиклассник, и пока тебя никто не короновал, да с таким поведением тебе не то что престол или пьедестал не светят, скорее уж надгробная плита. Тебя тут защищать и покрывать никто не будет, так что старайся контролировать дурные стороны своего характера. Твоя мать не могла уже не обращать внимание на жалобы на тебя, вот и уговорила меня взять тебя к себе в школу. Но моя школа – это мой дом, ты ж у меня дома не гадишь, вот и тут сдерживайся, иначе вернешься назад.
- Дядя Витя, вы что, даже не накажете этого Димочку? – скривился Антон.
- Не сомневаюсь, что ты получил по заслугам, потому что Димочку, - передразнил директор, - я знаю и даже спрашивать не буду, что ты ему сказал, что за это тебе прилетело в нос.
- Хоть родителей его вызовите!
- Могу вызвать твоих и вручить им твои документы.
***
Прошла пара недель, все давно подуспокоились, Антона не то чтобы игнорили или бойкотировали, но и желания общаться с ним ни у кого не возникало. Диме он напоминал затаившуюся под камнем гадюку.
Как-то в конце третьего урока в дверь постучали и тут же ее открыли. Все с удивлением воззрились на двух вошедших завучей: старших и младших классов. Они о чем-то переговорили с учительницей физики, Жанной Леонидовной, и она, посмотрев на Диму, сказала:
- Арсенин Дима, это к тебе, выйди.
Тяжело вздохнув, Дима поплелся на выход. Оказалось, нужно провести урок у первоклашек, у их учительницы что-то случилось, и ей нужно было срочно уйти. Оставался один урок, последний, но отпустить детей домой было нельзя, так как почти за всеми приходили родители-бабушки-дедушки.
- А что, нельзя кого-то из учителей или одиннадцатиклассников попросить? Или девчонок?
- Дима, если бы было кого, то попросили бы, - строго сказала завуч старших классов, - тебе всего лишь нужно провести с ними чтение, а потом проследить, чтобы они собрались, и вывести их на школьный двор, там уже родители сами своих чад разберут.
- У меня сейчас урок, - подключилась завуч младших классов, - но я сразу подойду во двор.
- А нельзя их объединить с другим классом?
- Нет, там и мест нету, да и собери их вместе, они такое начнут творить.
Дима вздохнул с облегчением, когда наконец вывел этих бешеных цыпляток во двор.
- А что такое сношение? – звонко спросил мелкий, весь в веснушках, рыжий пацаненок, заглядывая Диме в глаза.
О господи, ну что за наказание! Дима с тоской огляделся и тут же увидел спасение - сияя фамильной рыжиной, мамаша любознательного мелкого, не догадываясь о выпавшем ей счастье просвещения, подгребала к школе.
- Сейчас у мамы своей спросишь, - процедил Дима и с рук на руки сдал любознательного непоседу его родительнице.
Тот тут же радостно переадресовал вопрос маме.
Та сначала ошарашенно хлопнула глазами, потом обожгла Диму, стоявшего рядом, нечитаемым взглядом и, пытаясь увести мальчишку со двора, стала негромко мямлить что-то про мужчину и женщину... ну там... пипи у мальчиков и девочек разные... а нужны они для... эээ... пацан, не двигаясь с места, внимательно слушал окончательно запутавшуюся в ответе мамашу и, хмуря брови, молчал.
Дима с серьезной миной тоже с интересом слушал лекцию по современному половому вопросу, догадываясь, что мелкий уже давно знает все лучше матери благодаря интернету.
Конечно, если бы Макаренко и Сухомлинский стояли рядом, они бы подсказали, как вывернуться из такой ситуации, но Дима, даже не догадываясь о существовании этих великих педагогов, сумел-таки спросить то, с чего должна была начать разговор растерявшаяся мамочка: «А почему ты спрашиваешь?»
После ответа шмакодявки Дима, имитируя сдавленный кашель вместо дикого ржача, перевел глаза на школьное крыльцо, откуда неторопливо спускалась завуч, и рванул в школу.
Оказалось, что на перемене этот мелкий и какой-то Витька поспорили, кто быстрей читает. Проигнорировав учебники, они из старого шкафа в классе вытащили пожелтевшую газету, валявшуюся там со дня падения Трои, и стали наперебой читать политический обзор.
В котором было выражение «министр внешних сношений».
Выражение лица мамочки описанию не поддавалось, но слегка внушало опасения, а потому Дима похвалил себя за правильное решение о спасении своей головы в стенах родной школы.