— Как это? — заинтересовался судья. Старший командир Фан вздохнул:
— Всем была известна привычка Су отдыхать здесь после муштровки. А старший командир Мэн имел обыкновение в это же время подниматься в арсенал, где до самого сбора в обеденном зале упражнялся с тяжёлым копьём. Этот малый силён как бык, ему неведомо слово «усталость». Но позавчера Мэн сообщил приятелям, что у него похмелье, а потому в арсенал после учений на плацу он идти не собирается. Но он туда отправился! Видите то маленькое окно примерно в двенадцати локтях влево от окна арсенала? Так вот, за ним комната, где хранится кожаная амуниция. Только интендант заходит туда, примерно раз в две недели. Но Као взбрело в голову присмотреть себе новую перевязь, потому что Су так строго выговорил ему за старую. Привередливый малый не сразу нашёл ремень себе по вкусу. Когда он уже направился к двери, соединяющей эту комнату с арсеналом, то случайно выглянул в окно. Он увидел Ши Ляна, входящего в комнату Су. Ши Лян вдруг останавливается прямо перед окном, нагибается, а затем начинает махать руками и с криком выбегает из комнаты. Као отворил дверь арсенала, торопясь спуститься и выяснить, что произошло в доме напротив, и чуть не наткнулся на стоявшего с арбалетом в руках старшего командира Мэна. Оба они кинулись вниз по лестнице и прибежали сюда раньше стражников, которых поднял по тревоге Ши Лян. Потом Ши Лян пошёл за мной и старшим командиром Мао. Прежде всего мы выяснили, откуда прилетела стрела, и я заключил Мэна под арест как наиболее вероятного подозреваемого.
— А почему не младшего командира Као? — спросил судья Ди.
Мао молча подвёл его к окну. Выглянув, судья Ди обнаружил, что, хотя из окна кладовой можно было увидеть дверь комнаты Су и пространство перед окном, та часть комнаты, где находилось ложе, под прицел не попадала.
— Как Мэн объяснил своё присутствие в арсенале? — спросил Ди у коменданта. — Он ведь ясно дал понять, что не собирается туда, не так ли?
Фан горестно кивнул.
— Этот идиот заявил, что у себя в комнате обнаружил записку от Су с приказом явиться к двум часам в арсенал. Когда у него потребовали предъявить записку, он сказал, что выкинул её! Мы расценили эту выдумку как веское доказательство виновности Мэна.
— Действительно, для него всё это выглядит прескверно, — согласился судья Ди. — Мэн не знал, что Као окажется в кладовой. Если бы не внезапное появление Као, он, сделав дело, проскользнул бы в свою комнату, и никто бы не заподозрил его. — Судья подошёл к столу и взял стрелу, лежащую рядом с железным шлемом. Она была около двух локтей в длину и гораздо тяжелей, чем казалась на первый взгляд. У основания длинного железного острия выступали две страшные зазубрины с бурыми пятнами. — Я полагаю, именно этой стрелой был убит Су? Комендант кивнул.
— Мало было радости вытаскивать её, — заметил он. — Из-за этих зазубрин.
Судья Ди внимательно исследовал стрелу. Покрытое красным лаком древко заканчивалось чёрными перьями. Прямо под железным наконечником стрела была туго перевязана красной лентой.
— В ней нет ничего особенного, — нетерпеливо заявил Мао. — Обыкновенная боевая стрела.
— Я вижу, что красная лента порвана, — сообщил судья Ди. — Неровный разрыв вдоль древка.
Присутствующие на это никак не отреагировали. Замечание судьи не показалось им слишком глубокомысленным. Впрочем, он и произнёс эти слова больше себе самому. Со вздохом он положил стрелу на прежнее место и сказал:
— Доводы против старшего командира Мэна следует признать очень серьёзными. У него был мотив, была возможность, а также исключительное мастерство для использования этой возможности. Я обдумаю это. Всё же перед отъездом я бы хотел увидеть старшего командира Мэна. Если младший командир Као проводит меня к нему, то я смогу увидеть всех действующих лиц этого досадного происшествия.
Комендант окинул судью пытливым взглядом. Похоже, он колебался, но в конце концов всё же отдал отрывистый приказ старшему командиру Мао.
III
Пока младший командир Као сопровождал его в тюрьму, что находилась на задах крепости, судья Ди незаметно изучал своего спутника. Као был красивым молодым человеком и в облегающих доспехах и круглом шлеме выглядел очень подтянутым. Судья попробовал было завязать с ним разговор об убийстве, но в ответ получал лишь отрывистые реплики. Молодой человек был либо напуган, либо чересчур застенчив.
Камеру мерил шагами настоящий исполин. Руки он держал за спиной. Когда арестованный увидел двух мужчин, подошедших к массивной железной решётке, его лицо расцвело. Низким голосом он проговорил:
— Рад тебя видеть, Као! Есть новости?
— Со мною окружной судья, — робко отозвался Као. — Он хочет задать вам несколько вопросов.
Судья Ди сообщил Као, что тот может быть свободен. Затем он обратился к узнику:
— Комендант Фан рассказал мне, что военный суд признал вас виновным в предумышленном убийстве. Если вы можете заявить о чём-то, смягчающем приговор, я буду рад помочь вам оформить такое заявление. Два моих помощника, Ма и Цзяо, отзывались о вас хорошо.
— Я, ваша честь, не убивал Су, — угрюмо произнёс великан. — Но меня сочли виновным, так пусть рубят мне голову. Здесь действует армейский устав, а человеку так и так умирать, рано или поздно. Нет тут никаких поводов для снисхождения.
— Если вы невиновны, — продолжил судья, — значит, есть истинный убийца, у которого должны быть очень веские причины убрать с дороги вас обоих. Ибо выходит, что именно он послал вам фальшивую записку. А это уменьшает число подозреваемых. Можете вы назвать кого-то, имеющего причины ненавидеть и вас, и помощника коменданта Су?
— Тех, кто ненавидел Су, слишком много. Службу он нёс исправно, но при этом был настоящим солдафоном — порол солдат по малейшему поводу. Что же касается меня, то я всегда был уверен, что окружён здесь только друзьями. Если я кого и обижал, то ненамеренно. Так что это мало поможет.
Судья Ди молча согласился. Поразмышляв какое-то время, он произнёс:
— Расскажите мне как можно точнее, что вы делали после возвращения в крепость ночью перед убийством.
— Точнее, утром! — криво усмехнулся Мэн. — Это, знаете, было далеко за полночь! Прогулка на судне слегка меня протрезвила, но я по-прежнему был навеселе. Начальник стражи, добрый малый, помог мне добраться до комнаты. Я ему слегка поднадоел, не отпускал его, досаждая своей болтовнёй об удачно проведённом вечере, о том, какими славными оказались те два корейца, об их роскошном гостеприимстве. Пак и Йи — так их звали — ну и забавное произношение у этого народа! — Мэн потеребил свою всклокоченную шевелюру и продолжил: — Да, помню, что отпустил стражника только после того, как он твёрдо пообещал составить мне компанию на будущей неделе. Я рассказал ему, что Пак и Йи говорили, будто собираются потратить ещё больше денег, и были готовы закатить настоящий пир для меня и моих друзей. Я улёгся полностью одетый и чувствовал себя великолепно. Не то было наутро! Голова просто разрывалась на части. Кое-как я справился с утренней муштровкой солдат и был счастлив, когда она закончилась и я смог отправиться к себе подремать. И вот, только я собрался рухнуть в постель, как увидел записку. Я…
— И вы не обнаружили подделки? — перебил его судья.
— Конечно нет, я же не знаток каллиграфии! Кроме того, там и было-то нацарапано всего несколько слов. Но стояла печать Су, и она была подлинная — я сотни раз видел её на разных бумагах. Не будь там печати, я счёл бы это проделкой однополчан, обязательно усомнился бы и проверил. Но печать не оставляла никаких сомнений, и я тут же отправился в арсенал. Су не жаловал обсуждающих приказы! Вот как начались мои несчастья!
— Находясь в арсенале, вы не выглядывали в окно?
— Зачем? Я ожидал, что в любой момент зайдёт Су. Я проверил пару арбалетов, вот и всё.
Судья Ди изучал широкую честную физиономию Мэна. Вдруг он подошёл к решётке и гневно воскликнул:
— Вы кого-то покрываете, Мэн!
Мэн побагровел. Вцепившись большими, мощными руками в прутья решётки, он зарычал:
— Что за чушь вы несёте! Вы штатский! Вам лучше не соваться в армейские дела! — Он отвернулся и продолжил мерить шагами камеру.
— Что ж, поступайте, как вам заблагорассудится! — холодно проговорил судья Ди. Он проследовал по коридору. Надзиратель отворил тяжёлую железную дверь, и младший командир Као проводил судью в кабинет коменданта.
— Ну, что вы думаете о Мэне? — спросил Фан.
— Я признаю, что он не производит впечатление человека, способного убить спящего, — осторожно заметил судья. — Но кто может знать наверняка? Кстати, я обнаружил пропажу одной из копий из той официальной корреспонденции, которую вы всегда столь любезно мне предоставляете. Могу я получить ещё одну, просто чтобы укомплектовать моё досье? Номер документа — П-404.
Комендант выглядел изумлённым столь неожиданной просьбой, однако велел своему помощнику принести из архива нужную бумагу.
Секретарь вернулся на удивление скоро. Он протянул коменданту два листа. Фан проглядел их, затем передал судье со словами:
— Пожалуйста! Простая рутина.
На первой странице судья Ди обнаружил представление о повышении в звании Као и трёх других младших командиров, здесь же был перечень их имён с указанием возраста и срока службы. На листе красовалась печать старшего командира Су. На второй странице оказалось всего несколько строк, выражавших надежду коменданта на то, что Военное министерство как можно быстрее одобрит данное представление. Здесь присутствовали также большая печать коменданта, дата и номер П-404.
Судья покачал головой.
— Здесь какая-то ошибка. Утраченная бумага должна была иметь отношение к приобретению амуниции, так как следующий номер, П-405, с заявкой на кожаные ремни, ссылается на П-404. Поэтому «П» в П-404 должно относиться к «Приобретениям», а не к «Персональным делам».
— Святые Небеса! — воскликнул комендант. — Переписчики иногда ошибаются, разве не так? Что ж, премного благодарен за то, что посетили нас, ваша честь. Дайте мне знать, когда у вас сложится мнение об убийстве Су.
Когда судья спускался по лестнице, до него смутно донёсся голос коменданта, бормочущего своему помощнику что-то о «дурацких бумажках с красными тесёмками».
IV
Горячее полуденное солнце превратило причал перед воротами в раскалённую печь, но как только судно вышло на речной простор, задул приятный освежающий ветерок. Старший на корабле солдат проследил за тем, чтобы судья и оба его помощника заняли удобные места на корме под зелёным матерчатым навесом.
Сразу после того как дневальный принёс большой чайник и удалился в трюм, Ма Жун и Цзяо Тай набросились на судью с расспросами.
— Я, право, не знаю, что и думать, — медленно проговорил судья Ди. — На первый взгляд, всё говорит против Мэна, но есть у меня туманное подозрение, что дурачина кого-то покрывает. А вы двое что-нибудь разнюхали?
Ма Жун и Цзяо Тай закачали головами. Слово взял Цзяо:
— Мы долго беседовали с начальником стражи, который дежурил в ту ночь, когда Мэн вернулся в крепость после нашей попойки. Он благоволит к Мэну, точно так же, как и все в этой крепости. Он не имел ничего против того, чтобы дотащить Мэна до комнаты, хотя дело это было вовсе не из лёгких! А Мэн ещё во всю глотку орал непристойные куплеты. Боюсь, он разбудил всех своих однополчан! Командир сказал ещё, что Мэн хоть и не водил тесной дружбы с Су, но уважал его как способного военачальника и не принимал близко к сердцу частые вспышки гнева помощника коменданта.
Судья Ди никак не отреагировал на это сообщение. Долгое время он молчал и, потягивая чай, смотрел на мирные картины, проплывающие за бортами баржи. По обоим берегам реки тянулись зелёные рисовые поля, испещрённые жёлтыми кружками крестьянских соломенных шляп. Наконец судья заговорил:
— Старший командир Ши Лян также полагает, что Мэн невиновен. А вот старший командир Мао, начальник воинской стражи, уверен в его виновности.
— Мэн часто рассказывал нам о Ши Ляне, — сказал Ма Жун. — Мэн — первый в крепости стрелок, зато Ши Лян — непревзойдённый верхолаз! Этот малый — пучок мускулов! Он муштрует солдат в этом деле. Они раздеваются до исподнего и босиком преодолевают старую стену. Ши Лян учит их использовать пальцы ног, будто это не ноги, а руки. Когда солдаты нащупывают опору, они цепляются пальцами ног за трещину и подтягиваются до упора повыше, повторяя это упражнение, пока не взберутся на стену. Хотел бы я как-нибудь сам попробовать! А что до старшего командира Мао, он отвратительно недоверчивый субъект — любой это подтвердит!
Судья Ди кивнул.
— Мэн утверждает, что два корейца оплатили вашу пирушку.
— О, — несколько смутившись, воскликнул Цзяо Тай, — это всё из-за глупой шутки, которую мы с ними сыграли! Мы развеселились, и когда Пак спросил о нашем ремесле, мы все трое назвали себя разбойниками. Простаки-то сразу и поверили; они сказали, что когда-нибудь у них может найтись для нас работа! Когда мы хотели оплатить свою долю, выяснилось, что они уже рассчитались за всех.
— Но на следующей неделе, когда они вернутся из столицы, мы собираемся встретиться снова, — продолжил Ма Жун. — Тогда мы расскажем им правду и оплатим вечер. Мы не попрошайки!
— Это может их разочаровать, — добавил Цзяо Тай, — потому что Пак и Йи ожидают платы за три джонки и настроены на большой кутёж. Кстати, ты понял их шутку насчёт трёх джонок, братец Ма? Рассказав нам об этой своей коммерции, они оба чуть под стол от смеха не свалились!
— Я тоже чуть там не оказался! — уныло протянул Ма Жун.
Судья не расслышал последнюю фразу. О чём-то задумавшись, он медленно пощипывал свою чёрную бороду. Вдруг он обратился к Ма Жуну:
— Расскажи мне поподробнее о том вечере! Особенно о том, что говорил и что делал Мэн.
— Ну-у, — задумался Ма Жун, — мы с братцем Цзяо отправляемся в харчевню на причале — там уютно и прохладно. Где-то к обеденному часу мы видим, как подходит военное судно и с него сходят Мэн ещё с кем-то. Они прощаются, и Мэн неторопливо направляется к нам. Говорит, что у него был тяжёлый день в крепости, так что он хочет как следует подзаправиться. Так мы и сделали. Потом…
— Мэн говорил что-нибудь о помощнике коменданта или младшем командире Као? — прервал его судья.
— Ни словечка!
— Не казалось, будто у него что-то на уме?
Ничего, кроме желания сойтись с хорошенькой девицей! — ухмыльнулся Ма Жун. — А потому мы отправляемся к цветочным лодкам, и там Мэн решает эту умственную задачу. Мы продолжаем пить на палубе, и тут подплывает лодка с этими корейцами, Паком и Йи, оба уже в изрядном подпитии. Хозяйка лодки пытается заинтересовать их своим товаром, но безуспешно, хотя и показывает лучшее из того, что имеет. Но Пак и Йи желают только вина, и побольше, а также душевного разговора. И тогда мы впятером затеяли этот долгий кутёж. Остальное я смутно помню — пусть братец Цзяо продолжит!
— Ты куда-то пропал, так что успокойся, — сухо заговорил Цзяо Тай. — Что до меня, то через пару часов после полуночи я помог Мэну засунуть корейцев в наёмную лодку, чтобы их доставили в корейский квартал на ту сторону канала. Потом мы с Мэном свистнули другой лодке, и нас доставили к причалу. Погрузив Мэна на ожидающее там военное судно, я почувствовал себя таким усталым, что попросил оставить меня на ночь в харчевне. Вот и всё.
— Ясно, — проговорил судья Ди.
Он выпил ещё несколько чашек чая, а затем спросил:
— Где мы сейчас?
Ма Жун взглянул на берег реки и ответил:
— Где-то на полпути к Пэнлаю, я бы сказал.
— Велите старшему развернуть судно и возвращаться в крепость, — приказал судья.
V
Ма Жун и Цзяо Тай пытались выяснить у судьи причину столь неожиданного решения, но тот лишь сказал, что хочет кое-что перепроверить.