– На каком основании, осмелюсь спросить? – раздался властный голос из толпы.
Я повернулся к говорившему:
– А, это вы, товарищ капитан… А что, в данной ситуации обоснование нужно? Ну… Если так… То за нарушение социалистической законности в военное время: мародерство, грабеж, предательство Родины. Резонно? – Чувствовалось, что с этим командиром еще придется пободаться.
– Да, товарищ лейтенант госбезопасности, – с непонятной интонацией ответил капитан.
– А вы не хотите представиться? – вступил в разговор Бродяга. Уж чутья нашему оперу не занимать!
– Военюрист второго ранга Чернявский. Андрей Николаевич, – ответил пленный, покосившись на эсэсовскую форму Александра. – Военный прокурор двенадцатого мехкорпуса Прибалтийского округа.
– А не далеко вы от своего округа оказались, товарищ военюрист, а? – начал традиционный «чекистский заход» Бродяга.
Чтобы пикировка не вылилась во что-то более серьезное, пришлось его прервать:
– Товарищ капитан госбезопасности, мне кажется, что обстоятельно об этом вы сможете поговорить в пути. – И я подмигнул Саше.
…В дороге мы действительно обсудили этот, как и многие другие вопросы. В том числе и самый главный: «Куда девать такую прорву людей?» (Всего же мы освободили из лагеря четыреста тридцать два человека!) В конце концов на коротком совещании решили, что для выполнения нашей задачи мы отберем три десятка человек, а остальным, остающимся под командованием прокурора, поможем прорваться в Полесье. Благо оно было «рядом – дорогу перейти», как невесело пошутил Фермер, разглядывая карту. Собственно, для того мы сейчас и мучаемся, чтобы была не банда полуголодных безоружных людей, а отряд, способный постоять за себя.
– Точно! Пусть примут участие в нашем веселье! – поддержал меня Фермер.
* * *
План был прост, как мычание, – войти на склад через ворота, оставив блокирующие группы на подъездной дороге, перебить охрану и захватить столько оружия и боеприпасов, сколько сможем увезти. Остальное по возможности уничтожить.
Тотена, как человека, продемонстрировавшего талант пулеметчика, командир оставил в засаде, так что на этот раз мне придется демонстрировать свои лингвистические таланты в одиночку.
Вот наш «блиц», нещадно пыля, подкатил к шлагбауму. Часовой, сонный на вид дядька лет тридцати пяти с «черным» знаком «За ранение» на груди, бросил быстрый взгляд на номера машины и, поправив винтовку на плече, направился к моей двери.
«Так мне «работать» будет не очень удобно!» – и я, распахнув дверь, спрыгиваю с подножки. В руках у меня красивая кожаная папка – наследие покойного интенданта Зоера, а на плечах – погоны пехотного фельдфебеля.
– Ein moment, kamerad! Der Weg war lang und schwer. – И делаю вид, что собираюсь «отлить» на обочину.
Немец тактично отворачивается, а второй, тот, что поднимает шлагбаум, скрыт от нас кабиной грузовика. Вытаскиваю нож, спрятанный в папке. Ну, не совсем спрятанный – клинок был вставлен в нее, словно закладка в книгу, а рукоять все время была у меня в руке. Такое можно и с обычной книгой проделать, надо только приноровиться. Папка летит на землю, а я, зажав левой рукой рот часового, бью его ножом в шею. Кажется, что последний выдох немца обжигает мне руку. «Спокойнее, Тоха, спокойнее!» – успокаиваю я сам себя, опустив труп на землю и вытирая клинок о штанину покойного. Быстрый взгляд на Бродягу, сидящего в кабине, – тот слегка кивает, это значит, что второй часовой ничего не заметил, а вокруг все спокойно. Перехватываю нож и, выйдя из-за машины, отправляю его в короткий полет к горлу второго «привратника».
«Так, теперь поднять шлагбаум и приготовиться «шуметь». Нам нужно, чтобы часть немцев отвлеклась на нас, тогда ребята смогут быстрым броском преодолеть сто метров, отделяющие забор склада от опушки леса…»
Рыкнул мотор «Опеля», и он медленно вкатился на охраняемую территорию.
– Тоха, держи! – Шура-Два уже стоит на подножке. В правой «парабеллум», а в левой – мой «ППД».
Иээх! Понеслась душа в рай! – бегом догнав ползущую на первой передаче машину, забираю свой автомат и смещаюсь влево, за аккуратный штабель «мосинок».
«Это сколько же их тут! – появляется несколько неуместная в данной ситуации мысль – штабель высотой мне до плеча и в длину – метра четыре. И таких только в пределах моей видимости – три. – На дивизию хватит, если что». Выуживаю из-за воротника мундира проводок гарнитуры:
– Арт в канале. Мы вошли, начинаем работать.
– Понял тебя, Арт. Прикрываем, – ответил Фермер.
«Блиц», управляемый уверенной рукой Бродяги, забирает вправо, обрушив пирамиду каких-то ящиков, каких именно, я не разобрал, но не патронных «цинков» и не винтовочных укупорок – это точно. Миниатюрная автокатастрофа сопровождается взрывом отборной немецкой брани – сотрудники склада выражают свое отношение к криворукому, как они считают, водителю.
«Ну и чудненько! – прокравшись вдоль стенки из винтовок, выглядываю за угол. – Ага, все смотрят туда… А мне только того и надо!» – И, повесив на плечо «ППД», я деловой походкой направился к двум немцам, которые стояли, разинув варежку, и пялились на наш грузовик.
Пять быстрых шагов, и прямой удар ногой в живот впечатывает в верстак, сколоченный из досок и уставленный «максимами» разной степени разобранности, невысокого немца, одетого по теплой погоде только в форменные бриджи и грязно-белую майку с бретельками. Изначально я планировал первым вырубить другого, тот выглядел покрепче, но щуплый фриц очень не вовремя повернулся на звук моих шагов. Да и какая, собственно, разница, если спустя секунду приклад моего автомата все равно вошел в соприкосновение с челюстью второго?
Я добил мелкого, просто упав коленом ему на шею.
Через минуту я уже сидел на земле рядом с верстаком.
– Арт в канале. Еще минус два! – сообщил я в рацию.
В ответ – двойной щелчок тангентой. И сразу после этого со стороны «Опеля» донеслись частые приглушенные хлопки.
«Шура из «глухого» «нагана» работать начал», – определил я.
– Alarm! – Заполошный крик прервался еще одним хлопком, а затем наушник голосом Бродяги сообщил, что охрана объекта уменьшилась еще на три человека.
Но первое замешательство немцев не должно было продлиться долго, и надо действовать, пока они не опомнились. Я выглянул из-за верстака, но обзор загораживали пирамиды ящиков и штабеля оружия, так что пришлось мне пройти несколько метров «гусиным шагом». Но до конца я не дошел – из-за преграды послышался топот ног, и спустя пару секунд на меня выбежали сразу три немца. Первого я снес, пнув его из приседа в колено, и, словно чертик из табакерки, появился перед вторым, удивленно провожавшим взглядом внезапно «споткнувшегося» товарища. Все тем же простым, но эффективным движением впечатав надежный приклад «ППД» ему в лицо, я остался один на один с последним гансом. Среднего роста, но с хорошо развитой мускулатурой, он производил впечатление тертого вояки. Несмотря на неожиданность нападения, не впал в ступор, а перехватил винтовку поудобнее и попытался засандалить мне стволом в солнечное сплетение. Качнув корпусом, я с некоторым трудом избежал контакта с винтовкой противника, затем сделал длинный шаг и оказался к нему почти вплотную. Переместив вес тела на левую, выставленную вперед ногу, я изнутри ударил в колено его «передней» ноги. Конечность фрица сложилась, а инерция его выпада наложилась на мой толчок – и противник улетел вслед за своими соратниками. Если бы он разжал руки и бросил винтовку, то приземление было бы более удачным для него, а так он запутался в своих руках, ногах и ружье, не смог остановить вращение и влепился спиной в ножку все того же многострадального верстака. Да так, что со столешницы свалилось несколько деталей пулемета, а стоявший над местом его попадания массивный четырехпудовый «максим» покачнулся.
«Круто! Надо посмотреть будет, не сломал ли этот тип своею спиной доску?» – в который раз подивившись тому, насколько странные мысли могут приходить в голову во время боя, я выдернул из ножен на спине нож и добил прыткого противника. Затем «проконтролировал» того, которого я сбил с ног в самом начале. И в этот раз я решил не стрелять, ведь чем дольше охрана склада будет в неведении о происходящем – тем для нас лучше.
Почему-то мне вспомнилось, как мы в свое время учились штурмовать здания. Командир, когда его кто-то из игроков спросил, а как бы он взял тот заброшенный пионерский лагерь, ответил просто: «Гаубицы бы вызвал», но гаубиц в страйкболе нет, и нам пришлось пойти по другому пути. Гонял нас Саня жестко, сколько раз народ до окна не долетал, сколько раз кто-то на разрыв своей же гранаты вылезал?! Мама дорогая! Но ничего, приноровились, потом понимание пришло, а затем уже и автоматизм… Натаскались так с гранатами, что в результате брали первый этаж корпуса секунд за тридцать-сорок. А ведь это – ни много ни мало шестнадцать комнат с предбанниками. Народ от нашего «паровозика из Ромашкова» честно офигевал, а некоторые, из тех, что поскареднее, ворчали: «Буржуи, в каждое окно по гранате, а они по пять баксов!»
Так и здесь получается, если сравнить сегодняшний бой с той свалкой в деревне или с самым первым боем у моста, то небо и земля!
«Ладно, хватит мечтать! – одернул я сам себя. – Бой пока не закончен».
Выкрики немцев приобрели некоторую осмысленность, а это значит, что еще немного, и орднунг возобладает над хаосом и паникой. «На это я пойтить не могу!» – промотивировал я сам себя и на полусогнутых выбрался из-за штабеля, заходя основной группе противников во фланг. Фрицы действовали вполне ожидаемо – послав «гонцов» посмотреть, что же там такое творится у ворот, они вооружились тем, что ближе лежало, и теперь напряженно всматривались в складской лабиринт.
Лезть в рукопашную на шестерых солдат с автоматическим оружием в мои планы не входило, и я связался с нашими:
– Арт в канале. У них еще минус три. Остатки наготове, так что включаю громкую музыку. Как поняли? Прием.
– Здесь Фермер. Понял тебя хорошо. Периметр чист. Даю добро на «Рамштайн»!
– Понял тебя. Отбой.
– Бродяга тут. Мы тоже готовы.
Выставив ствол автомата в щель между двумя ящиками, я поймал в прицел спину одного из немцев. Единственного, пожалуй, из всей компании, одетого не в майку или рабочую робу, а в уставной китель. Дыхание после всех этих кульбитов немного сбилось, поэтому для надежности я сделал пару глубоких вдохов и выдохов, снял автомат с предохранителя и нажал на спусковой крючок. Короткая очередь перечеркнула спину «уставника», пули изорвали ткань мундира, а я перенес огонь на его соседа – сутуловатого немца с очень длинными, почти обезьяньими руками, в которых он держал дегтяревский ручник. Двадцать метров – не дистанция, и пули кучно легли почти в центр груди «горрилоида». Основную свою задачу – обход и атаку с фланга – я выполнил, и теперь в игру должны вступить наши основные силы, мне же надо поберечься! Я лег на землю и откатился на пару метров, так что ответные выстрелы немцев прошли сильно в стороне. Конечно, ящики и кучи стволов пробить не так-то легко, но последний месяц здорово поменял наши привычки: это на «пострелушках» наших куст – хорошая защита от пластиковых шариков, но мы уже давно не в игрушки тут играем…
Поодаль раздались два пронзительных свистка, и тут же звучание боя поменялось – частые выстрелы из самозарядных винтовок добавили ему солидности. Казалось, что в стычке участвуют человек пятьдесят, не меньше!
Это вступил в дело наш «засадный полк»: семь человек во главе с Несвидовым прятались до этого в кузове «Опеля», а по команде открыли бешеную пальбу из своих СВТ .
Часть наших противников были убиты или ранены (Емельян в свою команду отобрал все больше сержантов-старослужащих, которые стреляли значительно лучше вчерашних колхозников), а остальные залегли. В щели между ящиками я заметил ноги одного из таких «счастливчиков». Тщательно прицелившись, я всадил злую тэтэшную пулю в его бедро чуть выше колена.
«Ух ты, как задергался, бедненький!» – жалости к оппонентам я не испытывал ни малейшей, а вот охотничий азарт и своеобразная «спортивная злость» присутствовали.
Вопли подстреленного немца, очевидно, привлекли его товарищей, и когда я снова выглянул в свою импровизированную амбразуру, то увидел, что к нему подсел еще один, который принялся оказывать пострадавшему первую помощь.
«А вот хрен вам, господа фашисты!» – мелькнула злая мысль, и я выстрелил «санитару» в спину, с удовлетворением отметив, что тот ничком повалился на своего пациента.
Спустя некоторое весьма непродолжительное время к атаке присоединилась основная группа, ведомая лично Фермером, и все закончилось.
Я бросил взгляд на часы – с того момента, как наш грузовик подъехал к шлагбауму, прошло всего-то четыре минуты!
* * *
Адреналин выветривался, напряжение боя понемногу отпускало, и я вовсю пользовался моментами вынужденного безделья, развалившись на куске брезента под верстаком.
– Антон! Товарищ старший лейтенант, ты жив?! – голос командира вывел меня из задумчивости.
– Здесь я. Все в порядке! – нехотя я выбрался из своего укрытия.
Саша стоял метрах в тридцати, но слышал я его отлично.
– Во, нашелся герой! «Языков» у тебя нету? – спросил Саша после уставного приветствия.
– Нет, почти всех вчистую уделал, – последовал немедленный ответ, – а те, что живые, – у них челюсти сломаны. – Тут мне на память пришел тот немец с простреленным коленом. – Хотя вон там должны двое лежать – один «двухсотый», а под ним «трехсотый».
– Наши энтузиасты всех того… – мотнул головой командир. – Ну да ладно – все равно не сильно нужно… Ты вот что, Тоха, давай, пройдись вместе с Емелей по территории, посмотри, что где лежит, а я пока прикину, как нам все это богачество вывозить. Тут, если по-хорошему – дивизию стрелковую вооружить можно.
– Так точно. Разрешите выполнять, тащ полковник? – в присутствии моих «сокамерников» из сборного лагеря мы старались общаться по уставу.
Несвидова искать долго не пришлось – он стоял у того верстака с «максимами» и, бурно жестикулируя, втолковывал что-то двум новичкам-лагерникам.
– Ну что, товарищ Несвидов, «машинки» рабочие? – поинтересовался я, подойдя.
– Так точно, товарищ старший лейтенант, – ответил он, оторвавшись от своих собеседников. – Фрицы здесь как раз ремонтом занимались.
– А о чем спорите?
– Да вот, товарищи предлагают щиты не брать. – В голосе старослужащего из пульбата было заметно искреннее возмущение такой бесхозяйственностью.
– Они правы, товарищ сержант, – и, чтобы пресечь возражения, пояснил: – Щит сколько весит? Восемь килограммов, так?
– Девять.
– А люди сколько нормально не ели, а? А им на горбу их тащить бог знает сколько верст… Эх, будь у нас мастерская вроде той МТС, можно было бы вообще треноги легкие сделать… А то четыре пуда – для нашей специфики многовато. Я бы вообще их не брал, а только «ДП» . Короче, слушай приказ! Оставляешь бойцов комплектовать пулеметы, а сам идешь со мной, ревизию проводить.
– Есть, товарищ старший лейтенант.
Я вытащил из нагрудного кармана блокнот и огрызок карандаша, и мы начали работать.
Наскоро сосчитав комплектные станкачи, которых оказалось ни много ни мало, а семнадцать, мы перешли к винтовкам. Здесь пришлось сложнее: часть оказалась в заводских ящиках по две штуки, но большинство было сложено в своеобразных «поленницах», тут уже пришлось голову включать. «Так, «драгунка» у нас в длину метр двадцать, в ширину – около двадцати сантиметров и толщиной… Ну, пусть будет пять. Немцы для экономии места сложили их «валетиком», – занялся я устным счетом. – Это выходит, что в каждом слое куба размером метр двадцать на метр двадцать – двенадцать винтарей. А в каждом метре по высоте – около двадцати таких слоев…»
– Емельян, – обратился я к завхозу, – как, по-твоему, сколько метров в этом ряду?
– Семь, а может, и восемь, товарищ Окунев.
«Ну да, между «поленницами» зазоры должны быть. Тут их шесть, в высоту мне до груди примерно, чтобы удобнее ворочать было, то есть метр тридцать. Итого, имеем в каждой «поленнице» двадцать слоев по двенадцать винтовок – двести сорок стволов. И в этом ряду примерно полторы тысячи «мосинок»!»