– Но вам нельзя здесь находиться, сэр. В эту зону пассажирам вход воспрещен.
– У меня только пара вопросов к мистеру Майлзу, а потом я сразу же уйду.
Управляющий казино повернулся к круизному директору:
– Роджер, вы знаете этого пассажира?
– Мы сегодня вместе обедали. Чем могу быть полезен, мистер Пендергаст? – с обворожительной улыбкой спросил Майлз.
– То, что я собираюсь сказать, строго конфиденциально.
«О нет», – подумал директор-распорядитель, чувствуя, как его нервы натягиваются, будто струны. Он надеялся, что продолжения патологических высказываний Пендергаста за обедом не последует.
– Я на «Британии» не затем, чтобы отдохнуть и глотнуть свежего воздуха.
– В самом деле?
– Я здесь для того, чтобы оказать помощь другу. Видите ли, джентльмены, у него похитили некую вещь. Нечто имеющее очень большую ценность. Этот предмет в настоящее время находится в распоряжении одного из пассажиров этого судна. В мои намерения входит отыскать предмет, изъять его и вернуть законному владельцу.
– Вы частный сыщик? – спросил Хентофф.
Пендергаст несколько секунд раздумывал над этим вопросом, в светлых глазах его поблескивал, отражаясь, свет мониторов.
– Можно с определенностью сказать, что мое расследование носит частный характер.
– Иными словами, свободный художник, – уточнил Виктор. Управляющий казино не сумел изгнать из голоса нотку пренебрежения. – Сэр, еще раз вынужден просить вас покинуть помещение.
Пендергаст обвел глазами экраны, затем перевел взгляд на Майлза.
– Это ведь ваша работа, мистер Майлз, знать все обо всех пассажирах?
– Это одна из моих приятных обязанностей.
– Превосходно. Тогда вы именно тот человек, что снабдит меня сведениями, которые помогут выследить вора.
– Боюсь, мы не можем разглашать сведения о пассажирах, – с заметным холодком возразил Майлз.
– Но этот человек может быть опасен. Для того чтобы завладеть искомым предметом, он совершил убийство.
– Тогда об этом позаботится наша служба безопасности, – пожал плечами Хентофф. – Буду рад переадресовать вас начальнику охраны, который запишет вашу информацию и подошьет к делу.
Пендергаст покачал головой:
– Увы, не могу привлекать к своему расследованию низший персонал. Секретность имеет здесь первостепенное значение.
– А что это за предмет? – спросил Хентофф.
– Боюсь, не могу входить в детали. Это азиатская древность огромной ценности.
– А почему вы решили, что она на борту корабля?
В ответ спецагент лишь скривил губы в некоем подобии улыбки.
– Мистер Пендергаст, – произнес Майлз голосом, к которому прибегал для ублажения самых несговорчивых пассажиров. – Вы не желаете сказать нам, что ищете. Не желаете объяснить, почему вы так уверены, что нужный вам предмет находится на борту «Британии». Вы находитесь тут не в силу своего должностного положения. Да и в любом случае мы сейчас в международных водах – ни американские, ни британские законы здесь не действуют. Тут закон представляет наша собственная служба безопасности. Мне очень жаль, но мы просто не можем санкционировать ваше расследование или чем-либо вам помочь. Напротив, мы бы дурно истолковали, если бы ваше расследование обеспокоило кого-либо из наших гостей. – Чтобы подсластить пилюлю, Майлз одарил Пендергаста самой обаятельной своей улыбкой. – Я уверен, что вы понимаете.
Пендергаст медленно покивал:
– Понимаю.
Он слегка поклонился и направился к выходу, но, взявшись за ручку двери, обернулся.
– Полагаю, – бросил он небрежно, – вы в курсе, что на блэкджеке орудует группа счетчиков карт. – И неопределенно кивнул в сторону мониторов.
Майлз посмотрел туда же, но, не будучи тренирован в плане видеонаблюдения, увидел лишь скопление мужчин и женщин за столами, где шла игра в блэкджек, и вокруг столов.
– О чем вы? – резко спросил Хентофф.
– О карточных счетчиках. Высокопрофессиональных и хорошо организованных, чей успех зависит от того, насколько ловко они смогут избежать внимания службы безопасности.
– Что за вздор! Мы ничего такого не заметили. Это что, какая-то игра?
– Для них это отнюдь не игра. По крайней мере, в том смысле, в каком бы вам хотелось.
В течение нескольких секунд специальный агент и управляющий казино смотрели друг на друга. Издав раздраженное шипение, Хентофф обратился к одному из операторов:
– Каков улов на данный момент?
Оператор снял телефонную трубку и коротко с кем-то переговорил. Затем посмотрел на шефа:
– «Мейфэр» потерял двести тысяч фунтов, сэр.
– Где? По всему залу?
– За столом с блэкджеком, сэр.
Хентофф стремительно перевел взгляд на экраны и несколько мгновений таращился на них. Затем опять повернулся к Пендергасту:
– Где они, покажите?
Пендергаст улыбнулся:
– Ах! Боюсь, они только что ушли.
– Как удачно! А каким в точности образом они считывали карты?
– Похоже, воспользовались вариантом «Ред-севен» или «Ки-О». Трудно сказать определенно, учитывая, что сам я не смотрел в мониторы. А их прикрытие достаточно хорошо, так что они, по всей видимости, никогда раньше не попадались. В противном случае в вашей базе данных были бы их фото крупным планом, а идентифицирующие сканеры их бы уже засекли.
Управляющий казино слушал, и лицо его все больше багровело.
– Каким образом, черт возьми, вы раздобыли такую информацию?
– Вы уже сами ответили, мистер… Хентофф, не так ли? Я свободный художник.
Довольно продолжительное время никто не произносил ни слова. Двое операторов перед мониторами сидели как замороженные, не смея отвернуться от экранов.
– Совершенно очевидно, что вам пригодилась бы некоторая помощь в этом деле, мистер Хентофф. Буду рад ее предоставить.
– В обмен на нашу помощь в вашей маленькой проблеме? – саркастически спросил Виктор.
– Вот именно.
Снова повисла напряженная тишина. Наконец управляющий казино вздохнул:
– О господи! Что конкретно вам нужно?
– У меня большая вера в возможности мистера Майлза. У него есть доступ ко всем пассажирским досье. Его работа состоит в том, чтобы общаться, задавать вопросы, выпытывать информацию. Его должность идеальна для содействия. Пожалуйста, не волнуйтесь, мистер Майлз, что обеспокоите пассажиров, – меня интересует только небольшая группа. Я бы хотел знать, к примеру, не оставлял ли кто-либо из этой группы предметы на хранение в центральном судовом сейфе, не находятся ли их каюты под грифом «Недоступно для обслуживающего персонала»… такого рода вещи. – Потом он повернулся к Хентоффу: – Мне может понадобиться также и ваша помощь.
– В чем?
– В… дайте подумать… как это называется… чтобы смазать шестеренки.
Хентофф перевел взгляд с Пендергаста на Майлза.
– Я подумаю, – пробормотал директор-распорядитель.
– Для вашей же собственной пользы, – весомо закончил Пендергаст. – Надеюсь, это не займет у вас слишком много времени. Полегчать на двести тысяч меньше чем за пять часов – довольно скверная тенденция.
Он с улыбкой поклонился и выскользнул из операторской, не сказав больше ни слова.
Глава 14
Констанс потихоньку брела вдоль шестой палубы, словно плывя по течению. Здесь проходила широкая главная пассажирская магистраль лайнера, известная под названием «Сент-Джеймс», с дорогими эксклюзивными магазинами. Несмотря на поздний час – почти половина первого ночи, – не было никаких признаков, что жизнь на «Британии» замирает. Нарядно одетые пары прогуливались, глазея на витрины и негромко беседуя о том о сем. В коридорах стояли огромные вазы со свежими цветами, фоном для разговоров и смеха служило мурлыканье струнного квартета. Пахло сиренью, лавандой и еще шампанским.
Констанс медленно шагала все дальше, мимо винного бара, ювелирного магазина и художественной галереи, где за астрономические суммы продавались собственноручно подписанные авторами репродукции Миро, Клее и Дали. В дверях старуха в инвалидной коляске распекала молодую белокурую женщину, которая катила ее кресло. Что-то в облике блондинки заставило Констанс задержать на ней взгляд. Потупленный взор и отрешенное выражение лица с оттенком затаенной печали могли бы быть ее собственными.
За торговой аркадой «Сент-Джеймс» находились богато украшенные двойные двери, открывающиеся в Гранд-атриум – обширное восьмиэтажное пространство в самом сердце судна. Констанс подошла к перилам атриума, бросила взгляд сначала вверх, потом вниз. Взору предстал впечатляющий вид на расположенные террасами балконы, сверкающие люстры и открытые лифты из витражного стекла и хрусталя. Внизу, в ресторане «Королевский герб» на второй палубе, люди сидели группами на расположенных вдоль стен банкетках, обтянутых красной кожей, закусывая дуврской камбалой, устрицами «Рок-феллер» и турнедос из говядины. Тут и там сновали официанты и сомелье; один устанавливал на стол блюдо, полное деликатесов, другой обходительно склонялся над обедающим клиентом, чтобы лучше расслышать его просьбу. На ярусах балконов на третьей и четвертой палубах, также выходивших в атриум, располагались дополнительные столики. Звон столового серебра, отголоски бесед, приливы и отливы музыки – все это доносилось до слуха Констанс.
Здесь стояла оранжерейная атмосфера роскоши и особых привилегий, что неудивительно на громадном плавучем городе-дворце, величайшем из всех, что когда-либо видел мир. Но весь этот блеск оставлял девушку абсолютно равнодушной. По правде сказать, ей виделось что-то отталкивающее в этой отчаянной погоне за удовольствиями. Как отличалась эта лихорадочная, исступленная активность, это безудержное вульгарное потребление и неуемное пристрастие к мирским благам от ее жизни в монастыре! Как тянуло вернуться туда!
«Будь в миру, но не частью мира».
Отойдя от перил, она направилась к ближайшим лифтам и поднялась на двенадцатую палубу. Этот уровень почти полностью занимали пассажирские каюты. При том что и тут все воплощало утонченную роскошь – с толстыми восточными коврами и пейзажами маслом в золоченых рамах, – здешняя атмосфера казалась гораздо более умиротворяющей. Констанс двинулась по коридору, который впереди под прямым углом поворачивал влево. Прямо по курсу находился и их с Пендергастом номер люкс, называемый «тюдоровские покои», расположенный в носовой части теплохода. Констанс потянулась в сумочку за карточкой-ключом и вдруг застыла.
Дверь в каюту оказалась приоткрытой.
Сердце неистово забилось, точно девушка ожидала чего-то подобного. Ее опекун никогда не поступил бы так беспечно – в каюте находился чужой. Не может быть, чтобы тот! Нет, не может быть. Она сама видела его смерть. Разумом Констанс понимала, что ее страхи иррациональны, тем не менее не могла унять внезапное сердцебиение.
Из сумочки она достала небольшую продолговатую коробочку, открыла и вынула из плюшевого гнезда поблескивающий скальпель. Тот скальпель, что дал ей он.
Выставив перед собой лезвие, Констанс медленно шагнула в каюту. Главная гостиная овальной формы оканчивалась большим, в два этажа, окном из толстого стекла, выходящим на темный океан далеко внизу. Одна дверь, слева, вела в большую гардеробную, другая, справа, открывалась в ту комнату, что они с Алоизием приспособили под кабинет. Гостиную освещал неяркий свет лампы, автоматически включающейся при открывании дверей. За окном лунный свет прочертил по живому океану мерцающую дорожку, обсыпав бриллиантовыми звездами кильватерную струю. В полумраке проступали диван, два кресла с подлокотниками, обеденная зона, кабинетный рояль-миньон. Две одинаковые лестницы, изгибаясь, расходились по стенам налево и направо: левая вела в спальню Пендергаста, правая – в ее собственную. Сделав еще один беззвучный шаг вперед, Констанс вытянула шею и постаралась заглянуть наверх.
Дверь ее комнаты была приоткрыта. Из-под нее струился бледно-желтый свет.
Констанс сильнее стиснула в руке скальпель, медленно и абсолютно бесшумно пересекла комнату и начала подниматься по ступеням.
В течение вечера волнение на море постоянно усиливалось. Размеренная качка судна, недавно едва ощутимая, становилась все более явной. Откуда-то сверху и спереди донесся длинный скорбный гудок корабельной сирены. Скользя рукой вдоль перил, Констанс медленно и осторожно поднималась по лестнице.
Добравшись до верхней площадки, она шагнула к двери. Изнутри не доносилось ни звука. Девушка подождала еще немного, затем резко толкнула дверь и шагнула в комнату.
Раздался испуганный возглас. Констанс стремительно развернулась на звук, выставив перед собой нож.
Судовая горничная – темноволосая женщина, представившаяся им ранее, – стояла у книжного шкафа, поглощенная книгой, которую сейчас в испуге уронила. Женщина посмотрела на Констанс со смешанным выражением шока, растерянности и страха, потом перевела взгляд на скальпель.
– Что вы здесь делаете?
Горничная не сразу обрела дар речи.
– Извините, мисс. Прошу вас… я просто пришла разобрать постели…
Восточноевропейский акцент от волнения сделался сильнее, женщина неотрывно смотрела на скальпель; на лице ее читался ужас.
Констанс сунула скальпель обратно в футляр и вернула его в сумочку. Затем протянула руку к телефону, намереваясь вызвать охрану.
– Нет! – вскричала горничная. – Пожалуйста! Они высадят меня в ближайшем порту, оставят в Нью-Йорке, без всякой надежды добраться домой!
Констанс в нерешительности застыла с телефонной трубкой в руке, опасливо взирая на горничную.
– Простите меня, – запричитала та. – Я пришла разобрать постели, положить шоколад на подушку. И вдруг увидела… увидела… – И указала рукой на книгу, которую уронила.
Констанс опустила взгляд. К ее вящему удивлению, это оказался тонкий томик стихов Анны Ахматовой.
Девушка не вполне понимала, зачем взяла эту книгу с собой. История томика, как и шлейф воспоминаний, была мучительна для Констанс. Даже смотреть на книгу сейчас оказалось тяжело. Быть может, она возила ее с собой, как кающийся грешник носит на себе власяницу, надеясь болью искупить грехи.
– Вы любите Ахматову?
Женщина кивнула:
– Когда я сюда приехала, то не имела возможности взять с собой книги. Мне так их не хватало. А потом, разбирая постель, я увидела… увидела ваши. – Горничная с усилием сглотнула.
Констанс все так же отстраненно процитировала, глядя на нее:
– «Я зажгла заветные свечи, чтобы этот светился вечер…»
Не отрывая глаз от хозяйки номера, женщина отозвалась:
– «И с тобой, ко мне не пришедшим, сорок первый встречаю год».
Констанс отступила на шаг от телефона.
– Дома, в Беларуси, я преподавала русскую литературу. На русском, конечно.
– В средней школе?
Горничная покачала головой:
– В университете.
– Вы университетский преподаватель? – удивленно спросила Констанс.
– Была. Я потеряла работу, как и многие другие.
– И теперь работаете на борту судна… горничной?
Женщина печально улыбнулась:
– Такова судьба многих из нас. Многие потеряли работу. Вернее, в нашей стране не хватает рабочих мест. Кризис.
– А ваша семья?
– У моих родителей была ферма, но правительство ее конфисковало из-за радиоактивных осадков. Чернобыль, понимаете? Радиоактивное облако пошло на запад. Десять лет я преподавала в университете русскую литературу, а потом потеряла работу. Затем услышала, что на большое судно набирают прислугу, и вот приехала. Теперь работаю и отсылаю домой деньги.
Констанс опустилась на стул.
– Как вас зовут?
– Мария Казулина.
– Мария, я забуду это недоразумение. Но взамен хотела бы получить от вас помощь.
Горничная насторожилась:
– Какую помощь?
– Мне нужно время от времени бывать на нижних палубах, болтать с рабочими, стюардами, другим персоналом. Вы могли бы меня представить, поручиться за меня.
– Вы работаете на судовую компанию? – встревожилась женщина.
Констанс покачала головой:
– Нет. У меня свои причины, личные. Никакого отношения к судовой компании. Простите, если я не могу сейчас выразиться определеннее.
Мария Казулина немного расслабилась, но не до конца.