– Могу я взглянуть?
Тубтен кивнул.
Пендергаст вынул из кармана маленький фонарик, подошел к хранилищу и посветил в круглую замочную скважину, а потом с помощью увеличительного стекла изучил запорное устройство.
– Замок вскрыли отмычкой, – сказал он, выпрямляясь.
– Простите? Как это – отмычкой?
– Отомкнули без помощи ключа. – Пендергаст посмотрел на монаха. – В сущности, взломали, судя по виду. Вы сказали, ни один из монахов не мог его украсть. В монастыре были гости?
– Да, – кивнул Тубтен с тенью улыбки на губах. – Вообще-то, мы знаем, кто совершил кражу.
– Ах вот как. Это намного упрощает дело. Расскажите.
– В начале мая к нам явился некий молодой человек, альпинист. Это было странное появление. Он пришел с востока, с гор на границе с Непалом. Полумертвый человек, пребывающий в психическом и физическом истощении. Профессиональный альпинист, единственный выживший член экспедиции, которая штурмовала непокоренный западный склон Дхаулагири. Лавина, поглотившая остальных, пощадила его. Счастливчик был вынужден изменить маршрут и спуститься по северному склону, а оттуда нелегально пробиваться через тибетскую границу. Три недели шел пешком, а потом полз вниз по ледникам и ущельям, прежде чем вышел к нам. Поддерживал в себе жизнь, питаясь ягодными крысами, которые вполне годятся в пищу, особенно если поймаешь такую, у которой живот набит ягодами. Он был на грани смерти. Мы выходили его. Он американец, его имя Джордан Эмброуз.
– Парень учился у вас?
– Он проявил мало интереса к чонгг ран, что странно: человек определенно обладал силой воли и живостью ума, необходимыми для того, чтобы преуспеть в занятиях не хуже, чем любой уроженец Запада, которого мы видели… помимо женщины, Констанс.
Пендергаст кивнул:
– Почему вы решили, что это он?
Монах прямо не ответил:
– Мы хотели бы, чтобы вы его выследили, нашли Агозиен и вернули в монастырь.
Пендергаст еще раз кивнул:
– Этот Джордан Эмброуз, как он выглядел?
Старый лама поискал в складках одежды, вытащил крохотный свиток пергамента, развязал стягивающие его шнурки и развернул.
– Наш живописец, мастер тханок, по моей просьбе сделал его портрет.
Пендергаст взял пергамент и вгляделся в изображение. Молодой, физически развитый красивый мужчина лет тридцати, с длинными светлыми волосами и голубыми глазами. В лице его сочетались физическая решимость, моральная неразборчивость и высокий интеллект. Примечательный портрет, сделанный незаурядным художником, который сумел ухватить и внешнюю, и внутреннюю сторону личности.
– Он будет очень полезен. – Пендергаст свернул свиток и убрал в карман.
– Вам требуется еще какая-то информация, чтобы отыскать Агозиен?
– Да. Скажите, что означает слово «Агозиен»?
Перемена, произошедшая в отшельнике, была поистине разительной. Лицо его сделалось настороженным, почти испуганным.
– Я не могу, – едва слышно, дрожащим голосом произнес он.
– Это необходимо. Если мне надлежит его вернуть, я должен знать, что это такое.
– Вы меня не поняли. Я не могу ответить вам, потому что… мы не знаем, что это такое.
Пендергаст нахмурился:
– Как такое возможно?
– Агозиен запечатали в деревянный ящик еще в ту пору, когда он был принят нашим монастырем на ответственное хранение тысячу лет назад. Мы никогда не открывали его – это строго запрещено. Священный предмет передавался из поколения в поколение, от Ринпоче к Ринпоче, всегда в запечатанном виде.
– Как выглядит ящик?
Монах показал руками размеры – примерно пять на пять дюймов и длиной четыре фута.
– Необычная форма. Как вы думаете, что могло храниться в ящике такой формы?
– Любая длинная тонкая вещь. Жезл или меч. Свиток или свернутое в трубку живописное полотно. Комплект печатей, быть может, или веревок со священными узелками.
– Что означает слово «Агозиен»?
Монах замялся, но ответил:
– «Тьма».
– Почему было запрещено его открывать?
– Основатель монастыря, первый Раланг Ринпоче, принял его от святого праведника с Востока, из Индии. Святой вырезал на боку ящика текст, который содержал предостережение. Здесь у меня есть копия текста, я переведу…
Тубтен вынул из складок одежды крохотный свиток, исписанный тибетскими иероглифами, дрожащими руками отодвинул его от глаз на расстояние вытянутой руки и прочитал нараспев:
– Слово «дхарма» означает учение Будды? – спросил Пендергаст.
– В данном контексте оно подразумевает нечто гораздо большее – мир в целом, Вселенную.
– Неясно и тревожно.
– На тибетском эта надпись звучит столь же загадочно. Но использованные слова очень мощны. Предостережение сильно, мистер Пендергаст, очень сильно!
Пендергаст какое-то время обдумывал это.
– Откуда мог посторонний так много знать о ящике, чтобы его выкрасть? Некоторое время назад я провел здесь целый год и никогда о нем не слышал.
– Это великая загадка. И конечно, ни один из наших монахов никогда не рассказывал о нем. Все мы испытываем благоговейный трепет перед этим предметом и никогда не говорим о нем всуе, даже между собой.
– Ведь этот человек, Эмброуз, мог забрать пригоршню драгоценных камней стоимостью миллион долларов. Обычный вор взял бы в первую очередь золото и самоцветы.
– Возможно, он не обычный вор, – произнес Тубтен, помолчав. – Золото, драгоценные камни… вы говорите о земных сокровищах. Преходящих. А Агозиен…
– Да? Что – Агозиен? – подстегнул его спецагент.
Но старый монах только развел руками, глядя испуганными глазами на собеседника.
Глава 3
Черный покров ночи лишь начал истончаться, когда Пендергаст через обитые железом внутренние ворота вышел во двор монастыря. За стеной, господствуя над всем, высилась громада Аннапурны; ее четкий силуэт прорисовывался в отступающей тьме. Пендергаст подождал на мощенном булыжником дворе, пока безмолвный монах приведет его лошадь. Студеный предрассветный воздух отяжелел от росы и запаха диких роз. Перебросив через холку лошади вьюки, Пендергаст проверил седло, поправил стремена.
Констанс молча наблюдала за последними приготовлениями опекуна. На ней было монашеское одеяние цвета выцветшего шафрана, и если бы не прекрасные черты и россыпь каштановых волос, она вполне могла бы сойти за монаха.
– Мне жаль покидать тебя так скоро, Констанс. Но я должен отыскать след преступника до холодов.
– Они действительно не имеют представления, что это за вещь?
Пендергаст покачал головой:
– Кроме формы и размеров – ничего.
– Тьма… – пробормотала девушка и озабоченно посмотрела на опекуна: – Как долго ты будешь отсутствовать?
– Трудная часть работы уже сделана. Я знаю имя вора и знаю, как он выглядит. Теперь лишь осталось к нему подобраться. Поиск и возвращение артефакта займут, вероятно, неделю, самое большее, две. Поручение простое. Через две недели твоя учеба будет окончена, и ты сможешь вновь присоединиться ко мне, чтобы завершить наше путешествие по Европе.
– Будь осторожен, Алоизий.
Пендергаст слегка улыбнулся:
– Возможно, это человек весьма сомнительных моральных принципов, но он не убийца и не станет на меня нападать. Риск минимален. Преступление несложное, правда с одним непонятным, осложняющим аспектом: почему он взял именно Агозиен и не тронул сокровища? Как я понял, раньше похититель не испытывал интереса к тибетским древностям. Это дает основания предположить, что Агозиен – нечто необычайно важное и ценное. Без преувеличения, вещь поистине исключительная.
Констанс кивнула:
– У тебя есть для меня какие-то поручения?
– Отдыхай. Медитируй. Закончи свой начальный курс обучения. – Он помолчал. – Я не очень-то верю, будто никто здесь не знает, что такое Агозиен, – кто-то наверняка полюбопытствовал. Это нормальное свойство человеческой натуры, даже здесь, среди монахов. Мне бы очень помогло, если бы я знал, что это за штука.
– Разведаю по мере возможности.
– Превосходно. Я знаю, что могу рассчитывать на твою осмотрительность. – Пендергаст помедлил в нерешительности, потом взглянул ей прямо в глаза: – Констанс, есть одна вещь, о которой мне необходимо тебя попросить.
Увидев выражение его лица, она широко раскрыла глаза от удивления, но сумела справиться с собой.
– Да?
– Ты никогда не говорила о своей поездке в Февершем. В какой-то момент тебе может захотеться поговорить об этом. Когда снова присоединишься ко мне… и если будешь готова… – В его голосе опять прозвучали несвойственные ему смущение и замешательство.
Констанс отвернулась.
– Вот уже несколько недель, – продолжал он, – мы не говорили о происшедшем. Но рано или поздно…
Девушка резко повернулась.
– Нет! – почти крикнула она. – Нет! – Потом взяла себя в руки. – Я хочу, чтобы ты обещал мне кое-что. Никогда больше в моем присутствии не упоминай о нем… и о Февершеме.
Пендергаст замер, внимательно глядя на Констанс. Оказывается, то, что причинил девушке его брат Диоген, подействовало на нее сильнее, чем он думал… Наконец он едва заметно кивнул:
– Обещаю.
Выпустив ее руки из своих, Пендергаст поцеловал воспитанницу в обе щеки, взял поводья и вскочил в седло. Пришпорив лошадь, он выехал в открытые монахом ворота и пустился галопом по извилистой тропе.
Глава 4
В аскетической келье в недрах монастыря Гзалриг Чонгг сидела в позе лотоса Констанс Грин и с закрытыми глазами мысленно воспроизводила лежащий перед ней на подушке шелковый шнур, завязанный чрезвычайно сложным узлом. Позади нее, в тусклом свете, падающем из окна, сидел Цзеринг. Единственным признаком его присутствия было тихое бормотание по-тибетски. Констанс интенсивно изучала язык в течение восьми недель и, усвоив скромный лексический запас наряду с некоторыми оборотами и идиомами, выработала определенную беглость речи, хотя и с запинками.
– Посмотри на узел мысленным взором, – негромким, гипнотизирующим голосом произнес учитель.
Повинуясь желанию Констанс, образ, излучающий свет, начал вырисовываться примерно футах в четырех. То, что она сидела на голом холодном полу кельи со стенами, покрытыми селитрой, перестало быть существенным.
– Сделай его ясным. Сделай устойчивым.
Образ узла стал приобретать резкость, порой делаясь слегка расплывчатым, когда внимание рассеивалось, однако девушке все же удавалось вернуть четкость и яркость.
– Твое сознание – озеро в полумраке, – говорил учитель. – Неподвижное, спокойное и ясное.
Странное чувство одновременного присутствия и отсутствия в келье поглотило Констанс. Узел, который она выбрала для тренировки сознания, был средней сложности, завязан свыше трехсот лет назад великим учителем и назывался «двойная роза».
– Увеличь изображение узла в твоем сознании.
Балансировать между усилием и обычным ходом событий оказалось непросто. Если слишком сильно сосредоточиться на ясности и устойчивости изображения, образ разрушается и в сознание вторгаются посторонние мысли; если без ограничений воспринимать действительность, мысленный образ будто исчезает в тумане. Существовала идеальная точка равновесия, и постепенно – не очень быстро – девушка ее нашла.
– Теперь смотри на образ узла, который создала в своем сознании. Рассмотри его со всех сторон: сверху, с боков.
Мягко поблескивающие, переливающиеся извивы шелка оставались устойчивыми перед внутренним взором, принося тихую радость и ясность осознания, какую Констанс никогда раньше не испытывала. А потом голос учителя полностью исчез и остался только сам узел. Время исчезло. Пространство исчезло. Только узел.
– Развяжи его.
Это была самая трудная часть, требующая безукоризненной сосредоточенности, – суметь углядеть все петли узла, а затем мысленно их распутать.
Она не знала, сколько прошло времени, – это могло быть десять секунд или десять часов.
Кто-то легонько коснулся ее плеча, и Констанс открыла глаза. Перед ней стоял Цзеринг.
– Как долго? – спросила она по-английски.
– Пять часов.
Девушка попыталась подняться, но ноги так онемели, что на них оказалось невозможно устоять. Учитель взял ее под руку, помогая сохранить равновесие.
– Ты учишься хорошо. Только ни в коем случае не возгордись.
– Спасибо.
Они медленно пошли по древнему переходу, повернули за угол. Мерный звук вертящегося молитвенного колеса эхом разносился по каменному коридору.
Еще один поворот. Констанс чувствовала себя свежей, живой, уверенной.
– Что приводит в движение эти молитвенные колеса? Они никогда не останавливаются.
– Под монастырем существует родник, из которого берет начало река Цангпо. Вода, проходя через мельничное колесо, приводит механизм в движение.
– Умно придумано.
Они прошли мимо множества скрипящих и дребезжащих медных колес, словно мимо выставки диковинных механизмов в Политехническом музее. Констанс будто наяву увидела за колесами лес движущихся медных стержней и деревянных приспособлений.
Но вот колеса остались позади, учитель и ученица ступили во внешний коридор. Впереди виднелось одно из ритуальных зданий монастыря; квадратные опоры, словно багет, обрамляли вид на три огромные горы. Войдя внутрь, девушка с наслаждением вдохнула чистый высокогорный воздух. Цзеринг указал на сиденье, и Констанс послушалась. Монах сел рядом. В течение нескольких минут они молча смотрели вдаль, за темнеющие горы.
– Медитация, которой ты учишься, очень мощная. Когда-нибудь может случиться, что ты откроешь глаза и обнаружишь узел… развязанным.
Констанс ничего не ответила.
– Некоторые могут воздействовать на физический мир силой чистого разума. Существует история о монахе, который очень долго вызывал в воображении розу, а когда он открыл глаза, на полу рядом с ним лежала роза. Это весьма опасно. При достаточном навыке и длительном медитировании некоторые люди могут создавать различные предметы, и не только розы. Это серьезное отклонение от буддийского учения, и не к этому надо стремиться.
Констанс кивком выразила понимание, не веря ни единому слову.
Губы Цзеринга растянулись в усмешку.
– Ты полна скепсиса и не веришь на слово. Это очень хорошо. Но независимо от того, веришь или нет, с осторожностью выбирай образ, на который медитируешь.
– Хорошо.
– Помни. Хотя в нас есть много «демонов», большинство из них не являются злом. Они лишь ступеньки, от которых надо оттолкнуться, чтобы достичь просветления.
Вновь последовало долгое молчание.
– Ты хочешь что-то спросить?
Констанс вспомнила прощальную просьбу Пендергаста:
– Скажи, зачем существует внутренний монастырь?
Цзеринг ответил не сразу:
– Внутренний монастырь – старейший в Тибете, построен здесь, в отдаленных горах, группой странствующих монахов из Индии.
– Он был создан для того, чтобы охранять Агозиен?
Цзеринг внимательно посмотрел на нее:
– Об этом не говорят.
– Мой опекун уехал, чтобы найти его. По просьбе монастыря. Быть может, я тоже сумею оказать какую-то помощь.
Старик отвернулся, отстраненность в его глазах не имела ничего общего с созерцанием пейзажа.
– Агозиен был привезен сюда из Индии и спрятан в горах, где ему ничто не угрожало. Внутренний монастырь возвели, чтобы хранить и оберегать Агозиен. Позже вокруг внутреннего монастыря был построен внешний.
– Есть кое-что, чего я не понимаю. Если Агозиен так опасен, почему его просто не уничтожили?
Монах пребывал в молчании долгое время. Затем очень тихо произнес:
– Потому что у него важное назначение в будущем.
– Какое назначение?
Но на сей раз учитель остался безмолвен.
Глава 5
Джип, кренясь на полном ходу, обогнул выступ горы, с грохотом и брызгами преодолел несколько огромных выбоин, наполненных жидкой грязью, и приземлился на широкую грунтовую дорогу, ведущую к городу Цян в сырой, туманной долине, неподалеку от тибетско-китайской границы. Серая морось падала с неба на пелену коричневого дыма, который выползал из дымовых труб за грязной рекой. Оба склона горы усеивал мусор.