Я же просто легла на постель, чтобы подремать, и заснула. И когда пришел Дирк, и мама пришла сообщить мне о нем, увидела меня лохматой, в домашнем платье, тапках и хватилась за сердце.
— Тилья! — выдохнула она. — Живо к зеркалу!
Да ей бы быть генералом! За пять минут под ее присмотром я была заплетена, волосок к волоску, обряжена в милое платье с рюшами, надушена мамиными духами.
— Фуф! — она села на стул и довольно оглядела меня. — Теперь всем на зависть! Иди и почаще улыбайся!
— Ага, — ответила я и про себя добавила: «Как же!»
Дирк расхаживал с букетом по зале, рассматривая мамину вышивку, развешанную на стенах. Услышав мои шаги, обернулся и счастливо, как дурачок, заулыбался.
— Тилья, ты такая красивая! — произнес он с придыханием.
Я же, пока мама не спустилась, схватила его за руку и повела к двери.
— Вот! — он сунул мне под нос розы.
— Как мило, — не очень мило ответила я. Швырнула букет на стол и сильнее потянула его к выходу.
— Тилья! — мама спускалась, лестница заскрипела, и я опрометью бросилась из дома. Дирк успел только крикнуть:
— До свидания, госпожа Кален! — и за нами захлопнулась дверь.
На улице даже после полудня стояла духота. Нам бы прогуляться по роще, но я опасалась оставаться с влюбленным поклонником наедине, поэтому вздохнув, повела его по залитым солнцем улочкам.
Наш поселок красивый, основные улочки вымощены камнем. Хорошо идти по нему осенью, когда дожди, грязь и слякоть. Но летом от мостовой исходил жар. Интересно, кто раньше взмолится о пощаде: я или Дирк?
Духота не улучшила моего настроения. Но вдобавок ко всему, на аромат духов, сделанных их дорогих цветочных масел, слетались пчелы, мухи, мошки. Это вызывало неловкость. Обычно они летят не только на мед…
— Тилья, я так рад, что ты согласилась увидеться, — Дирк взял меня за руку. Кажется, домой он вернется с кривой шеей. Все идет и пялится на меня, а мне приходится натянуто улыбаться. И все из-за упрямства родителей.
А еще злило, что он прихватил с собой куль с леденцами. Отказываться от конфет нехорошо, но я не люблю сладкое! Он же постоянно предлагает мне съесть еще одну. Думает, что у нас своих нет? У, как же он раздражает!
— Тиль, а какого ты попугая хочешь? Яркого или большого, белого, с хохолком?
Я едва не нагрубила: «И того, и другого», но вовремя прикусила язык и ответила:
— Не знаю. Посмотрим, там и решу. Они дорогие птицы, не хону ошибиться с выбором.
— Только с ними надо быть осторожной. У них видала, клювы какие! Говорят, их даже используют для охраны домов.
— Да быть такого не может! — не поверила я. — Они же не сторожевые псы!
— Их можно научить лаять, — разумно заметил он. — Но лучше научи его петь, — улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. Я посмотрела на него и вздохнула. Дирк симпатичный, высокий, с хорошей фигурой. Но нем больше родители давят, тем меньше он нравится.
Неожиданно Дирк щекотно провел пальцем по моей ладони.
— Какие у тебя маленькие, красивые пальники! — стоило ему восхититься, я пробурчала:
— Самые обычные, — и убрала руку.
— Нет! Правда очень красивые! Ты и сама вся такая необыкновенная!
— И что же во мне такого необыкновенного? — поддела его.
— Таких волос, как у тебя больше ни у кого нет! — с жаром затараторил он. — На солнце они, будто янтарные или медовые. А зимой смотришь на них и вспоминаешь о лете! А еще у тебя редкого цвета глаза…
— Тоже янтарные? Или медовые? — посмотрела на него и теперь действительно искренно улыбнулась.
— А еще ты улыбаешься так, что хочется петь!
После его признания, мне стало стыдно.
Человеку за радость пройтись со мной, а я как ледышка… И тут спохватилась: а если обучение в академии столь дорогое, что родителям не по карману, что тогда?
Они решат: раз я хожу с Дирком на свидания, поехала на ярмарку с его родными и приняла дорогой подарок, как пить дать, влюбилась! И утроят усилия.
— Тиль, ты чего? — Дирк внимательно наблюдал за мной и сразу подмечал, как меняется мое настроение.
— Ногу натерла. Болит, — я даже замедлила шаг, изображая хромоту.
Он тут же оживился:
— Я понесу тебя! — уже хотел подхватить на руки, но я ловко увернулась и отпрыгнула.
— Сама дойду! — пробурчала и пошла вперед.
Прохожие на нас смотрели, ведь мы прогуливались вместе, но шли как рассорившаяся влюбленная парочка, поэтому я остановилась.
— Прости, утомилась сегодня. Вот и не в духе.
— A-а! Понимаю! Я сам иной раз из кузницы прихожу, языком ворочать не хочу, — обрадовался Дирк, что я сменила гнев на милость. — Вроде бы не языком кую, а нет сил им ворочать! А мать давай расспрашивать, что да как? Отвечаю ей коротко — она обижается. А у меня на уме одна мысль — притулиться к стене, и дух перевести.
— Так тяжело? — удивилась я. — А вот Греля кует и не жалуется.
— Мы же быстрее работаем, больше, чтобы заказ успеть выполнить, — почесал он от смущения подбородок. — Греля — мастер, но все-таки девица. А у нас заказов много, торопимся, иной раз делимся ими с твоим отцом. Они с нами, если спешка.
Я сердито посмотрела на него и припомнила:
— А кто-то меня учить предлагал?
— И не отказываюсь! Будешь ковать себе потихонечку, — добродушно ответил он. — Не спеша…
— Ага! — вышла я из себя. — Ты считаешь, что у меня прихоть? Чем бы ни тешилась, лишь бы замуж пошла?! — сузила глаза.
— Тиль, ты чего! — расстроился Дирк. — Мне работать надо будет, а одна ты не справишься. Молот-то, знаешь, какой тяжелый?
И он с отцом сговорился! Ух! Вот он как предлагал меня учить! Дать заготовку, чтобы я радовалась и не дулась?!
— Ничего! Хочу домой!
Домой я залетела стрелой.
Мама понеслась следом, чтобы разузнать, как прошла прогулка, но я, перепрыгивая через ступени, поднялась к себе и закрылась.
Как раз успела укрепить дверь. Мама, желавшая услышать отчет, постучалась:
— Тиль, ты ему не нагрубила?
— Хуже, мама! — будучи не в духе, крикнула ей. — Сказала, что ни за что не выйду за него замуж! — Это было неправдой, однако мама этого не знала и поверила. От того начала стучаться настойчивее.
— Как?! Неужели?! Да как ты могла?! Вот женится он на Бьянке…!
— И пусть! Ненавижу его! Ненавижу замужество! Я хочу учиться!
Раздался грохот. Я испугалась, что мама упала в обморок, на цыпочках подошла к двери и услышала ее всхлипы:
— Как ты могла?! Мы так с отцом надеялись, что у вас все сложится…
Я даже препираться не стала. Упала на кровать, накрылась подушкой, чтобы не слышать укоров, и долго так лежала.
* * *
Ярмарка уже завтра. До Ботвифуля нужно ехать целый день. Но отец Дирка благоразумно предложил выехать с вечера, ночью проделать весь путь, тем более что из деревни на ярмарку поедет целый обоз, и ранним утром оказаться у городских стен. Такой вариант все поддержали, поэтому родители отпускали меня со спокойной душой. Папа не поехал, потому что на прошлой ярмарке в Ивленте, до которого ехать больше четырех дней, почти весь товар распродал, и пока что ему не было причин покидать дом.
Готовясь к ночной поездке, я выбрала подходящие случаю платье и накидку, вот только маме мой выбор не понравился.
— Да что же такое?! — всплеснула она руками. — Балую дочь, балую — а она для поездки выбирает невесть что?! Люди добрые подумают, что ты беднячка какая-то! И цвет у наряда вороний! Нет, нет и нет! Я тебя в таком не выпущу из дома! — схватила платье и пошла из комнаты. Я кинулась следом.
— Мама! Мне уже восемнадцать! Ты хочешь выдать меня замуж! Но не позволяешь выбрать даже платье! Это нечестно!
Она резко остановилась, повернулась, и я чуть не налетела на нее.
— Да, Тиль, это нечестно. Но когда у тебя будет своя дочь, ты поймешь, что я испытываю, взирая на это старье!
Я понимала ее, но это простое, прошлогоднее платье удобное, не мнущееся и больше всех подходившее для поездки. Немаркое темно-зеленое добротное сукно, в меру пышная юбка без рюшей и стесняющих движения многочисленных юбок. Да и Дирку без разницы, в чем я буду.
— Думаешь, Дирку важно, насколько богатое у меня платье?
— Нет. Но у него есть мать, тетка, сестра, дружащая с Бьянкой, а им до всего есть дело! — привела свои доводы мама. И я начала торговаться:
— Но в нем мне будет удобно, и я буду чаще улыбаться.
— Хотелось бы верить, — вздохнула она, но поняв, что я готова идти на уступки, уже не спешила уходить. И я добавила:
— Еще надену серьги с жемчугом, что тебе так нравятся, и не сниму в дороге!
— Ну, если подумать, — мама окинула меня взглядом, — с хорошей прической и украшениями платье будет смотреться неплохо…
— Ладно, — вздохнула я. — ты выбираешь прическу.
Только после этого я получила зеленый наряд обратно.
Затем ко мне пришла Фейли. После маминой ревизии пришлось все разбирать по сундукам и шкафчикам, но с подругой это делать веселее, тем более что она болтушка и хохотушка.
Не успела я прикрыть дверь. Фейли заговорщицки зашептала:
— Ой, что я, Тилька. слышала!
Одни ее карие озорные глаза намекали, что новость сногсшибательная. Не терпелось ее услышать, но я приложила палец к губам. Из-за любопытства мама иной раз могла и подслушивать. Это, конечно, не очень хорошо, но я и сама не менее пытливая. Сколько раз Мельна в детстве ловила меня на подобном и дергала за уши. Удивительно, что они у меня выросли нормальными!
Я села на постель, похлопала ладонью рядом, приглашая подругу сесть поближе, и приготовилась слушать.
— Ох, знала бы ты, как Бьянка на тебя злится! Стоит упомянуть тебя, как гусыня шипит! А когда вы с Дирком шли вместе — за вами тайком бежала!
От новости я расхохоталась до слез. И только успокоившись, фыркнула:
— Делать ей нечего! И не лень же?!
— А разве ты Дирка к ней не ревнуешь? — удивилась Фейли.
— Нет. — покачала головой. — Зачем?
— Ну да, чего тебе ревновать? Он с тебя глаз не сводит, на ярмарку позвал, — подруга вздохнула. — А меня никто не зовет.
— Разве? А Садин?!
— Ой, сравнила тоже Дирка и Садина! — обиделась подруга.
— Хочешь, на следующую ярмарку, когда поеду с родными, возьму тебя с собой?
— К следующей ярмарке ты замуж выйдешь, и никуда мы не поедем! — пробурчала она с досадой и вытянула губы уточкой.
— Не выйду! — взяла ее за руку.
— Выйдешь! Зела тоже отпиралась, а потом вышла!
— Но я точно не хочу замуж. Совсем-совсем! Ты еще вперед меня успеешь! — я долго утешала подругу, рассказывая, что смотрю на сестру и понимаю, что замужем ничего интересного нет. Вроде бы глупости какие-то рассказывала, но Фейли смеялась до слез и домой уходила в хорошем настроении.
Я же, проводив ее, легла спать. Вдруг в дороге не удастся сомкнуть глаза, а проспать ярмарку не хочу.
Вечером, пока сонная сидела на стуле и клевала носом, мама заплела мне косы, уложила их. Затем я поела, оделась. Как раз успела без спешки собраться, и пришел Дирк.
Родители встретили его приветливыми улыбками, пожелали хорошей дороги и много покупателей, и когда мы сели в телегу и тронулись, замахали руками. Мама даже от умиления вытирала платком слезы.
Я села на постель, похлопала ладонью рядом, приглашая подругу сесть поближе, и приготовилась слушать.
— Ох, знала бы ты, как Бьянка на тебя злится! Стоит упомянуть тебя, как гусыня шипит! А когда вы с Дирком шли вместе — за вами тайком бежала!
От новости я расхохоталась до слез. И только успокоившись, фыркнула:
— Делать ей нечего! И не лень же?!
— А разве ты Дирка к ней не ревнуешь? — удивилась Фейли.
— Нет. — покачала головой. — Зачем?
— Ну да, чего тебе ревновать? Он с тебя глаз не сводит, на ярмарку позвал, — подруга вздохнула. — А меня никто не зовет.
— Разве? А Садин?!
— Ой, сравнила тоже Дирка и Садина! — обиделась подруга.
— Хочешь, на следующую ярмарку, когда поеду с родными, возьму тебя с собой?
— К следующей ярмарке ты замуж выйдешь, и никуда мы не поедем! — пробурчала она с досадой и вытянула губы уточкой.
— Не выйду! — взяла ее за руку.
— Выйдешь! Зела тоже отпиралась, а потом вышла!
— Но я точно не хочу замуж. Совсем-совсем! Ты еще вперед меня успеешь! — я долго утешала подругу, рассказывая, что смотрю на сестру и понимаю, что замужем ничего интересного нет. Вроде бы глупости какие-то рассказывала, но Фейли смеялась до слез и домой уходила в хорошем настроении.
Я же, проводив ее, легла спать. Вдруг в дороге не удастся сомкнуть глаза, а проспать ярмарку не хочу.
Вечером, пока сонная сидела на стуле и клевала носом, мама заплела мне косы, уложила их. Затем я поела, оделась. Как раз успела без спешки собраться. — и пришел Дирк.
Родители встретили его приветливыми улыбками, пожелали хорошей дороги и много покупателей, и когда мы сели в телегу и тронулись, замахали руками. Мама даже от умиления вытирала платком слезы.
Глава 3
Ночью хорошо, не душно, только ничего в темени не видно.
Девять телег неторопливо ехали по пыльной дороге. Две из них принадлежали семье Дирка. В первой ехали он, я, его отец, а в другой мать и сестра. И в обоих возках лежал товар. Они гномы хозяйственные, попусту на ярмарку не поедут.
Бирка, сестра Дирка, дружит с Бьянкой и меня недолюбливает, называя бесчувственной змеей. Хотя на моего младшего брата поглядывает. Но я же на нее Харсту не наговариваю. Не понимает она, что мне до слухов и ее происков нет дела, потому что к Дирку не лежит душа.
Мама в дорогу дала большую корзину с пирогами и ягодно-медовым взваром, поэтому я щедро угощала Дирка с отцом, но чем больше они нахваливали стряпню, тем больше сердилась его сестра. Спиной чувствовала ее взгляд.
Когда начало светлеть, мы ехали уже который час. Я редко прежде ездила на такие расстояния и дорогу переносила тяжело. Если бы Дирк не захватил подушек, язык себе от тряски откусила бы.
В пути к нашему обозу присоединялись и другие телеги. Дорога-то одна, узкая, не обгонишь. Да и вместе не только безопаснее, но и веселее. Устав от тишины, некоторые путники запевали задорные песни, развлекая себя и других.
Наш болотисто-лесной край постепенно переходил в рощи, затем поля, сонные деревни. Они мелькали, сменяя друг друга, пока вдалеке не появились городские стены.
Ботвифуль стоял на горе, поэтому виднелся издалека, однако до него еще ехать и ехать.
— Раньше выехали, раньше въедем в ворота. Товар разложим, может, вздремнем немного. Главное, место хорошее успеть занять, чтобы люд шел, — радовался Лейрал, отец Дирка.
— Народа много приехало, придется постоять у ворот, — кивнул Дирк на растянувшуюся вереницу телег перед нами.
— Много — смотря с чем сравнивать, — возразил Лейрал. — В иные города за два — три дня съезжаются, а то и за седмицу…
Они беседовали, а я мечтала скорее доехать. До того устала сидеть, что больно. Очень хочется размяться. Но пришлось ждать, когда до нас дойдет очередь, стража осмотрит возки и пропустит.
Наконец, оплатив пошлину, мы въехали в Ботвифуль, где мне сразу стало неуютно. Дома будто нависают, давят, небо закрывают. Нет, наш Гронвиль хоть и крохотный, но уютный. И воздух свежее. Деревьев, цветов больше… Всяко лучше.
И народу тут, как муравьев. Все суетятся, толкаются и никто ни с кем не здоровается. Смотрят равнодушно сквозь тебя да проходят мимо.
Из-за столпотворения повозок до рынка добирались еще час. Солнце поднималось. Спасительного ветерка не было и не было желанной прохлады. Проходилось сидеть на солнцепеке и щуриться. То еще удовольствие. Если с родными с их одобрения я могла делать что пожелаю, то сейчас изнывала от жары и нетерпения, но молчала. Да. это не с папой и братьями ездить. К тому же я волновалась: удастся ли воплотить мой план?
Наконец, отец Дирка определился с местом, и из надоевшего тесного возка я спустилась на мостовую. Сладко потянулась, зевнула.
— Тиль, прихвати плащ, а то потеряется среди вещей, — спохватился Дирк. Сразу видно, хозяйственный.