Чарли был бледен и смотрел на Теобальда радостно и вместе с тем испуганно. Герцог, ласково улыбнувшись взволнованному юноше, одними губами шепнул: «Не бойся, я первый».
Взяв одной рукой маленькое кольцо, другой всё ещё держа теплую ладонь, Теобальд, глядя в глаза Чарли, произнёс:
— Я, сэр Джон Теобальд Монтегю, девятый герцог Ратленд, беру тебя, Чарльза Клемента Сеймура, сына седьмого барона Сеймура, в свои мужья. Клянусь всегда быть рядом в горе и радости, болезни и здравии, хранить верность, любить и уважать тебя до конца своих дней.
Сказав слова клятвы, Теобальд осторожно надел колечко на тонкий безымянный палец, стянутый шёлком перчатки.
— Я, Чарльз Клемент Сеймур, сын седьмого барона Сеймура, беру тебя, сэра Джона Теобальда Монтегю, девятого герцога Ратленда, в свои мужья. Клянусь быть верным тебе и всегда быть рядом — в болезни и здравии, в горе и радости. Клянусь любить и уважать тебя до конца своих дней.
Чарли дрожащими руками надел золотое кольцо на палец герцога и, глубоко вздохнув, посмотрел ему в глаза.
Епископ велел Теобальду поцеловать своего супруга, и Чарли ощутил кольцо сильных рук вокруг своей талии, прижался к широкой груди и, откинув голову, доверчиво принял первый поцелуй своего мужа, а не жениха.
Из церкви Теобальд вынес Чарли на руках, и теперь им положено было сесть в одну карету вдвоём. Чарли всё ещё был взволнован и всё ещё чувствовал вкус поцелуя у себя на губах. Теперь, после свадьбы, Теобальд больше не сдерживал себя правилами приличия, и всю дорогу до дома прижимал смущённого юношу к груди, иногда склоняясь к нему, зарываясь лицом в его причёску и вдыхая запах его волос.
За каретой молодожёнов тянулась целая вереница экипажей, в которых ехали многочисленные гости. Добравшись до замка, Теобальд и Чарли первыми, рука об руку вошли в пиршественный зал с длинным столом, ломившемся от изысканнейших блюд. Гости, знатные господа, дарили подарки, восхищались красотой жениха, поздравляли, говорили витиеватые речи, а Чарли, сидя рядом со своим супругом, улыбался, кивал, благодарил, а сам был сосредоточен лишь на том, что рука Теобальда, лежащая на столе, касалась его руки. Убедившись, что никто этого не заметит, юноша мимолётно погладил герцога по руке, и тот, повернувшись, ласково улыбнулся ему.
Торжественный ужин длился допоздна, и гости начали разъезжаться по домам только около полуночи. Уехали лишь те, чьи владения находились неподалёку, а дальних гостей разместили в заранее приготовленных комнатах. Картер взял на себя заботу о немногочисленных оставшихся, а Теобальд и Чарли, попрощавшись с ним, незаметно выскользнули в коридор, и когда их отсутствие было замечено, на лицах гостей появились полные понимания и умиления улыбки: молодым не терпелось остаться наедине, и никто не стал их тревожить.
Оказавшись за дверями шумной гостиной, Теобальд подхватил супруга на руки, и Чарли доверчиво прижался к нему. Они молчали. Юноша чувствовал, как отчаянно бьётся его сердце, как разгорячённая кровь приливает к щекам, а мысли с бешеной скоростью проносятся в голове. Было и страшно, и тревожно, и волнительно, и желанно, и мальчик дрожал от обуревавших его чувств. Они добрались до спальни довольно быстро, но Чарли показалось, что прошла целая вечность, за которую он успел передумать множество мыслей, взлелеять и побороть в себе множество страхов.
В спальне горела свеча. Раньше у постели стояла лишь одна тумбочка, а теперь их стало две, и почему-то именно это заставило Чарли осознать всё до конца.
В комнате Теобальда, нет, в их общей комнате, было две тумбочки, и на одной из них стоял тот самый букет роз, что нёс к алтарю Доминик.
Герцог осторожно поставил юношу на ноги, а сам отошёл запереть на ключ дверь, хотя это и не требовалось. Просто за время пребывания в замке Уильяма он привык делать это каждый раз, ложась спать. Когда он обернулся, Чарли стоял у постели, робко опустив руки вдоль тела и немного испуганно, но вместе с тем ласково глядя на него. В колеблющемся свете свечи он казался невесомым из-за окутывавшей его со всех сторон прозрачной газовой вуали.
Теобальд подошёл к юноше и мягко повернул его спиной к себе. Чарли вздрогнул, ощутив на шее сначала горячее дыхание, а потом тёплые губы. Сильные пальцы заскользили по груди, расстёгивая камзол, и Чарли накрыл тёплые ладони своими. Повернувшись, поцеловал мужа, зарываясь пальцами в волосы, прижимаясь всем телом и второй раз в жизни чувствуя сладкую истому, как тогда, в беседке во фруктовом саду. С губ юноши сорвался удивлённый вдох, когда ладони, лежавшие на его спине, скользнули ниже и сжали, и герцог, почувствовав всё его смущение и трепет, ласково и ободряюще улыбнулся. Чарли, чтобы скрыть раскрасневшиеся щёки вновь повернулся спиной и закинул руки назад, снова путаясь пальчиками в густых волосах мужа. Теобальд с нежностью и благоговением провёл пальцами по тонким рукам в кружевных рукавах, а потом, перехватив маленькую ладонь, прижал к губам.
— Постой, любовь моя, давай распустим твои волосы, — прошептал юноше на ухо герцог.
Чарли кивнул, и Теобальд, вытащив несколько шпилек и ленты, залюбовался светлыми локонами, окружившими его плечи и лицо.
После этого, прижавшись к Теобальду в по-юношески жадном поцелуе, Чарли и сам не заметил, как остался в одной нижней рубашке, выделанной из тончайшего кружева. Она доставала ему до середины бёдер, и потому омега не чувствовал себя полностью обнажённым, но, всё же, ему было неловко. Сквозь кружева были видны соблазнительные изгибы юного тела, и Теобальд жадно прижал Чарли к себе, лаская спину, сжимая сквозь ткань аппетитные половинки, прижимаясь губами к тонкой шее с бьющейся жилкой, вместе с тем осторожно подталкивая супруга к постели. Чарли, трепеща от предвкушения и страха, послушно улёгся на постель, отведя взгляд, не смея смотреть, как Теобальд раздевается. Герцог же не отказывал себе в удовольствии — перед ним на шёлковых простынях, одетый в кружевную рубашку, лежал любимый мальчик, разметав вокруг себя душистые локоны.
Раздевшись и улёгшись сверху, всем телом ощущая трепет невинного юноши, Теобальд приник губами к тёплой шее, жадно сжимая хрупкое тело в объятиях. У Чарли закружилась голова, он весь дрожал от смущения, когда Тео осыпал поцелуями его плечи, руки, ключицы, даже грудь и живот, прикасаясь горячими губами сквозь кружево рубашки.
Юноша чувствовал себя слепым котёнком — сильные руки гладили его, сжимали и тискали, с талии соскользнули на ноги, даря смутные ощущения сладости и истомы. Теобальд всё никак не хотел заканчивать своего обряда поклонения — он не пропустил губами и руками ни клочка кожи, покрывшейся мурашками, заставляя дрожать, растерянно приподнимать голову и жалобно заглядывать в глаза.
Наконец, насладившись каждым дюймом теперь принадлежащего ему тела, Теобальд бережно, медленно и осторожно овладел дрожащим от нетерпения и страха юным супругом, и комнату огласил жалобный вскрик. Герцог поспешил поцелуями и ласками заглушить первую боль, и вскоре страдание на лице Чарли сменилось удивлением и смутной тенью впервые испытываемой страсти. Теобальд любовался трепещущими ресницами своего мальчика, капельками слёз в самых уголках глаз, приоткрытыми раскрасневшимися губами и пылающими щеками, молочно-белыми изящными руками с разметавшимися вокруг широкими кружевными манжетами. Тео чувствовал, что парит, будто между небом и землёй, Чарли весь дрожал от неясных ему пока, новых, удивительных ощущений, задыхаясь от сладкого чувства принадлежности кому-то, защищённости, от осознания себя любимым и желанным. Тонкие пальцы Чарли сплетались с красивыми сильными пальцами Теобальда, их судорожные дыхания смешивались друг с другом, поцелуи становились всё более страстными и иногда несколько болезненными. Теобальд, познавший уже не одного омегу, благоговел и преклонялся перед юношей, впервые подарившим ему не только тело, но и любовь, сжимал его, хрупкого, сладкого, в объятиях, упивался музыкой его стонов и мерными извиваниями.
Долго Теобальд наслаждался близостью со своим возлюбленным, а тот, растворившись, поддаваясь своей беспомощности и чужой нежности, уже потерял счёт времени, когда пульсирующее чувство калёным металлом потекло по жилам, и Теобальд сцеловал с удивлённо распахнутых губ отчаянные крики.
Обессиленный Чарли прикрыл глаза, прижимая Теобальда к себе, не отпуская, и после нескольких минут отдыха, во время которого влюблённые не размыкали тел, мужчина и мальчик в едином порыве снова двинулись навстречу друг другу. Герцог, сдавливая омегу в стальных объятиях, ещё не раз насладился его сладкими судорогами, запрокинутой головой, беззащитно открытым горлом, жалобными вскриками и бессмысленным шёпотом.
Спустя несколько часов Теобальд, всё же, нашёл в себе силы остановиться, видя, что юноша уже близок к обмороку. Улёгшись на бок, герцог бережно притянул к себе спящего супруга.
Уже засыпая, Теобальд в последний раз взглянул на свернувшегося клубком юношу, и в темноте ему почудилось, что из тончайшего кружева соткана не только одежда Чарли, но и он сам. Прижавшись губами к уху с капелькой серёжки, Теобальд шепнул:
— Спи, кружевной мальчик в кружевной рубашке.
***
Теобальд имел обыкновение просыпаться рано и с самого утра заниматься делами. Эта ночь была слишком прекрасна, чтобы хоть на мгновение подумать о скучной бумажной волоките, однако по привычке герцог проснулся с рассветом.
Чарли, ночью выбравшийся из его объятий, спал, раскинув в стороны расслабленные руки, и Теобальд, накрыв его одеялом, с улыбкой прижался лицом к мягкой маленькой ладони. Небритый подбородок кольнул тонкие пальчики, и Чарли, сквозь сон понимая, кто целует ему руки, улыбнулся.
Первые лучи утреннего солнца осветили спальню и юношу, спавшего ближе к окну. Если вчера Чарли показался Теобальду сотканным из кружев, то сегодня он был весь пронизан солнечным светом и сам светился юностью, красотой и счастьем первой любви. Тео долго любовался доверчиво спящим ангелом, а потом, не выдержав, осторожно подхватил его под спину и прижал к себе. Юноша проснулся, ласково взглянул на супруга и погладил его по щеке.
— Доброе утро, сокровище моё, — прошептал Теобальд, целуя Чарли в лоб. — Как тебе спалось?
Омега стыдливо спрятал лицо на широкой груди герцога, припомнив сладкий плен его объятий, и выдохнул:
— Хорошо, как никогда прежде.
— Иди ко мне, иди, мой желанный, мой хороший… — Тео сел и, подхватив Чарли, усадил к себе на колени, зарылся лицом в его ароматные кудри, поглаживая по спине и бокам, проскальзывая пальцами под рубашку, кончавшуюся у середины бёдер, и омега вздрогнул. — Как же я люблю тебя, мой Чарли…
Юноша, склонившись, поцеловал супруга в висок.
— Люблю тебя, мой родной, мой сильный… Нет ничего лучше, чем быть твоим. Ты сделал меня счастливым.
— Ты — меня.
Теобальд прижал юношу к себе ещё крепче, жадно вдыхая аромат его кожи, волос, пряный аромат их любви, снова скользя губами по тонкой шее, снова утягивая Чарли на постель, попутно задирая его рубашку, ощущая, как он покорно и доверчиво разводит ноги.
Занятые друг другом, супруги не слышали тихого стука. Заботливый Картер, также привыкший вставать с рассветом, не желая отвлекать молодых от столь важных для них сейчас занятий, привёз завтрак на передвижном столике прямо к двери их спальни, понимающе улыбнулся, услышав раздающиеся оттуда звуки, и ушел незамеченный.
Через несколько часов Теобальд и Чарли обнаружат привезённый завтрак и улыбнутся чуткости и заботе их общего друга, но сейчас им совсем не до того.
========== Эпилог ==========
«Дорогой мой Ирвин!
Рад сообщить тебе, что добрый господин, в доме которого я живу, приглашает тебя и твоего сына на службу в его замок.
Здесь ты будешь не только обеспечен в материальном смысле, но и окружён уважением, какое и следует оказывать омеге, имеющему взрослого сына. Кроме того, здесь ты найдёшь верного друга, благодарного тебе за помощь, оказанную когда-то — в моём лице.
С этим письмом я высылаю тебе денег на переезд и материю для дорожных костюмов для тебя и твоего сына.
Жду тебя с нетерпением.
За сим остаюсь всегда твой
Доминик»
Отложив бумагу и перо, юноша укоризненно взглянул на своего молодого господина, который, находясь в излишне весёлом расположении духа, мешал ему писать, то отбирая чернильницу, то дёргая за перо, заливисто смеясь и прося передавать привет и от него.
— Мой милый Чарли, я уже закончил. Надо отнеси записку Джереми — он передаст её посыльному. Подождите меня здесь.
— Что ты, Нико, я пойду с тобой! — Чарли с готовностью привстал с кресла, но ласковые руки друга мягко усадили его обратно.
— Вам нельзя много ходить — подумайте о крошке, которому скоро уже пора родиться.
— Ах, ты прав, Нико, ты прав. Ну только ты возвращайся поскорее, я очень тебя жду.
Доминик, пообещав скоро вернуться, отправился к своему жениху, чтобы передать ему записку для Ирвина, а Чарли откинулся на спинку стула, пытаясь углубиться в недочитанную книгу.
Волосы его были распущены, и только боковые пряди сходились к затылку, перевязанные изумрудной лентой. Изумрудный же роскошный халат, шитый серебром, облегал его слегка пополневший стан и округлый живот. Водя взглядом по строчкам, юноша мыслями находился вовсе не на страницах романа и, глубоко задумавшись, прислушиваясь к своим ощущениям, не услышал тихие шаги сзади себя, а потому вздрогнул от неожиданности, когда ласковая рука погладила его по голове.
— Тео! Мой милый, где же ты был?
— Мы с Картером были вынуждены уехать на границу нашего с тобой имения — там хлев замело снегом, и необходимо было срочно принять меры, чтобы освободить замурованный под завалами скот.
— Всё обошлось? — испуганно спросил Чарли, которого больше волновала участь несчастных животных, чем возможные убытки.
— Да, все целы, невредимы и распределены по стойлам в других хлевах, — ответил герцог, зная, о чём именно спрашивает его добрый юноша. — Не бери в голову, душа моя. Как наш крошка? — тёплая ладонь Теобальда легла на круглый живот омеги, и оттуда, из глубины, почувствовался слабый толчок. Чарли слегка поморщился, но продолжил улыбаться.
— Он очень тебя любит. Тянется к тебе каждый раз, когда ты его гладишь.
— И я его люблю, — уверил герцог своего юного супруга. — Ты сегодня дивно хорош, мой мальчик. Этот халат очень идёт к тебе. Надевай его чаще, хорошо?
— Хорошо. А где же милый Картер?
— Развлекает своими нелепыми небылицами Норберта, а тот и рад его слушать.
— Ну так пусть же оба идут ко мне. Я чудесно себя чувствую, и мне хотелось бы провести вечер в их и твоей компании. Что ж? Ты позовёшь их?
— Душа моя, тебе не тяжело будет принимать сейчас столько человек сразу? Тебе необходим покой.
— Ах, Тео, ну что за выдумки! Я уверяю тебя, ваше общество будет мне только на пользу! Да и тем более, ведь они — моя семья! Ну Тео! — голос Чарли стал капризным. — Тео, ну же! Я очень, очень, очень хочу видеть дедушку!
— Не шуми, птичка, я сейчас позову их, если тебе так этого хочется.
— Да, иди. Нет, стой! Тео, я солгал тебе, мне просто страшно, очень-очень страшно! Я ужасно чувствую себя, а вовсе не чудесно… Не уходи, я… Мне кажется, всё вот-вот должно начаться, и я просто сам себе заговариваю зубы.
— Тебе, должно быть, только кажется, — успокоил Теобальд Чарли, бережно обнимая его за плечи. — Я встретил Доминика, и он сказал, что ты был весел, беспокоен, даже шаловлив, порывался идти с ним к Джереми, а сейчас ты убеждаешь меня, что давно чувствуешь приближение родов.
— Ах, ну какой ты непонятливый, Тео! Я и хотел с ним идти оттого, что мне страшно, страшно быть одному! К тому же, дитя уже и правда должно родиться на днях, и я боюсь, что это может произойти в любую минуту! Не уходи от меня, милый, не уходи.
— Но постой, если ты говоришь, что что-то чувствуешь, надо позвать врача — так как же я могу не отходить от тебя?