– Поговори с Понцио.
– Он не согласится. Решит, что я сошла с ума. На его месте, впрочем, я тоже решила бы так.
– Напомнить тебе, что разведка получает от нас целую базовую станцию?
– Это подарок, без всяких обязательств с нашей стороны. Забыла?
– Ладно. Вполне честно. Не слишком благородно, но честно.
– Послушай, Чейз, я дам вам взглянуть на артефакты во время доаукционных торгов. Если договоримся о цене, они ваши.
– О разумной цене, – уточнила я.
– Да, конечно. Мы не стали бы использовать «Рэйнбоу» в своих целях.
– Винди, ты не хуже меня знаешь, что цены сперва взлетят, а потом упадут.
– С этим проблемы вряд ли будут. Но пятнадцать мы показать не можем.
– Так сколько же?
– Два.
Похоже, и впрямь начались торги. Я изобразила на лице надлежащее возмущение.
– Два. Два предмета. Больше ничего не могу сделать.
Торги продолжались. В конце концов мы сговорились на шести.
После разговора с Винди я вывела на экран Мемориальную стену в Саду камней, расположенном позади административного центра разведки. Это спокойное место: шумящий ручей, несколько валунов, оставшихся от последнего ледникового периода, цветущие растения и собственно стена, отделенная от остальной территории линией высокого кустарника, так что кажется, будто ты в лесу. Мемориал посвящен тем, кто работал под эгидой разведки и отдал жизнь «ради науки и человечества». В действительности же стена состоит из обтесанных камней: на них высечено свыше ста имен людей, живших в течение двух столетий.
Разумеется, пассажир и капитан «Поляриса» не забыты. Если катастрофа унесла больше одной жизни, имена погибших располагают в алфавитном порядке, вместе с датой: Чек Боланд идет первым, Мэдди – третьей. Прошло двенадцать лет, прежде чем их официально включили в Реестр погибших героев и состоялась церемония, на которой их официально признали умершими. Своего рода уступка.
Винди звонила, когда у меня был выходной. После этого я связалась с Алексом, и мы договорились встретиться за ланчем. Мне хотелось рассказать ему, что нас навели на след артефактов с «Поляриса». Но я сразу же заметила, что у него рассеянный вид.
– С тобой все в порядке? – спросила я.
– Все отлично, – ответил он. – Просто отлично.
Выслушав мой рассказ, он удовлетворенно кивнул:
– Когда мы их увидим?
– Она даст нам список и доступ к изображениям. Насмотримся вдоволь.
– Хорошо, – сказал Алекс. – У меня есть кое-что еще.
– Даже не сомневалась.
Мы сидели в «Бабко» на Молле – в заднем дворике, выходившем на Хрустальный фонтан. Место это считалось мистическим: тот, кто потерял единственную настоящую любовь, должен был бросить в фонтан несколько монет и сосредоточиться, чтобы любимый человек вернулся. Если, конечно, вы этого хотели.
– Я подумал, – продолжил он, – что «Рэйнбоу» могла бы расширить сферу деятельности и заняться тем, чем никто прежде не занимался.
– Чем же?
– Радиоархеологией.
– Что такое радиоархеология?
– Мы работаем с антиквариатом. Мы собираем, покупаем и продаем всевозможную посуду, керамику, электронику – что угодно.
– Верно, – кивнула я.
Он посмотрел на меня, и глаза его вспыхнули.
– Чейз, что такое «антиквариат»?
– Ладно, сыграю в твою игру. Это предмет, историю которого можно проследить. Предмет из далекого прошлого.
– Не слишком ли много ограничений?
– Ну… может быть. Что еще ты хочешь узнать?
– Ты сказала «предмет». Подразумевается, что антиквариат – нечто вещественное, что его можно подержать в руках?
– Только тот, который можно продать.
Традиции, истории, обычаи тоже являлись своего рода антиквариатом.
– Должен ли антиквариат быть вещественным, чтобы его можно было продать?
– Конечно.
– Не уверен. Думаю, мы что-то упускаем.
– В смысле?
Принесли сэндвичи и напитки.
– Как насчет передач? – Увидев мое удивленное лицо, он улыбнулся. – Мы уже используем радиопередачи для поиска. Именно так мы нашли «Хэлворсен».
Капитан и пассажиры «Хэлворсена», корпоративной яхты, погибли в начале столетия: корабль поджарился во вспышке гамма-излучения. Мы нашли и отследили поданный им сигнал бедствия, которому к тому времени исполнилось четверть века. Передача была последней, но она задала направление поиска: не так уж и много, но нам хватило. Проследив источник сигнала и рассчитав дрейф, мы нашли «Хэлворсен». Ну да, все было не так просто, но не важно: у нас получилось.
– Но я имею в виду вовсе не использование передач для поиска, – продолжал Алекс. – Я предлагаю собирать их, потому что они ценны сами по себе.
Я откусила от сэндвича с сыром и томатом.
– Объясни.
Он с удовольствием повиновался. Ничто так не радовало Алекса, как возможность просветить недалекого собеседника.
– Шестьсот лет назад, когда террористы Брока пытались осаждать Корминдель и все население, казалось, охватила паника, Чарльз Делакорт передал свой знаменитый призыв к мужеству: «Под угрозой не только наши жизни, друзья мои, но и наше будущее, которое эти безумцы хотят уничтожить навсегда. Мы должны держаться до последнего ради нас самих, наших детей и всех, кто придет после нас. Будущие поколения запомнят, что мы стояли насмерть». Помнишь?
– Ну… наизусть не помню, но, естественно, знаю об этом. – В критический момент Делакорт сплотил нацию, и сегодня его призыв известен каждому школьнику. – Но я все равно не понимаю…
– Он утрачен, Чейз. Я про призыв. Его больше нет. Мы знаем, что именно было сказано, однако передачи как таковой у нас нет. Но она существует где-то там, далеко. Мы приблизительно знаем, когда это произошло, и поэтому знаем, где ее искать. Что мешает нам отправиться в космос, отследить передачу, записать ее и доставить назад – целой и невредимой? Надо лишь опередить ее, и мы сможем восстановить один из величайших моментов нашей истории. Сколько, по-твоему, может стоить подобная запись?
Несколько квегов пролетели мимо нас и уселись на дерево, не сводя взгляда с фонтана: кто-то бросил туда хлеб. Квеги не боятся людей. Посидев минуту или две, они снова взлетели, пронеслись над нашими головами, с плеском опустились на воду и начали кормиться.
– Неплохая идея, Алекс, но радиопередача не может существовать так долго. Никак не может. От нее не осталось ничего, кроме блуждающих электронов.
– Я произвел кое-какие изыскания.
– И что?
– Обращение Делакорта передавалось на несколько станций за пределами планеты, а значит, были и направленные передачи – не только широковещательная. А если учесть, энергия какого вида использовалась в ту эпоху, вполне можно предположить, что передачи удастся восстановить.
– Есть способ определить векторы передач?
Все-таки планеты и станции имеют свойство перемещаться.
– У нас есть протоколы тех времен, – сказал он, – и мы точно знаем, когда производились передачи. Да, определить направление вполне возможно.
Его слова меня впечатлили. Все это было похоже на правду.
– Там, в космосе, сплошная история, – продолжал Алекс. – Атака Брахмана на Деллаконду. Моримба, удерживающий на Веллборне форт от натиска религиозных фанатиков. Обращение Ариты Милл при подписании Договора. Черт побери, у нас его нет даже в письменном виде. Но все эти передачи были направленными, и в каждом случае известно время.
– Может, и получится, – сказала я. – Вряд ли кто-то задумывался об этом раньше.
Алекс удовлетворенно кивнул:
– И еще кое-что.
– Ладно.
– Там полно развлечений.
– Ты имеешь в виду голодраму?
– Я имею в виду немалую часть развлекательных передач, произведенных за последние несколько тысяч лет. Большинство из них – скажем так, многие – транслировались в сжатом виде на орбитальные станции, корабли и так далее. Все это там, в космосе. Хотите послушать Пакву Тори – пожалуйста.
– Кто такая Паква Тори?
– Самая знаменитая комедиантка Токсикона в Болерианскую эпоху. Я ее слышал. И впрямь забавно.
– Она говорит на стандартном?
– Вряд ли. Но можно сделать перевод, сохранив ее голос и манеры.
– Вкусы меняются, – заметила я. – Сомневаюсь, что древняя комедия соберет широкую аудиторию. Или драма, или что-нибудь еще.
– Софокла играют до сих пор, – улыбнулся Алекс. – Как только закончим с «Полярисом», подумаем об установке антенных усилителей на «Белль».
Глава 3
Древности – остатки истории, случайно спасшиеся при кораблекрушении времени.
Фрэнсис Бэкон. О пользе и успехе знания
На следующий день после моего разговора с Винди мы получили приглашения на банкет и аукцион. На той неделе она позвонила еще раз:
– Чейз, я хотела тебе сообщить, что завтра вечером мы устраиваем прием. Будут важные персоны.
– Хорошо.
– Назначено на восемь. Мы бы хотели видеть вас с Алексом. Заодно сможете взглянуть на товар.
– Весьма любезно с твоей стороны.
Алексу нравились подобные мероприятия, особенно с бесплатной едой и напитками. Каждый раз он заполучал одного-двух новых клиентов.
– Спасибо, Винди, – сказала я. – Поговорю с боссом. Скорее всего, мы придем.
И тут она меня удивила:
– Отлично. Без «Рэйнбоу» было бы совсем не то. Приходите минут за пятнадцать-двадцать, ладно? Я встречу вас в своем офисе. Кстати, мне понадобится дата твоего рождения. И дата рождения Алекса.
– Зачем?
– Для службы безопасности.
– Службы безопасности?
– Да.
– Думаешь, мы можем украсть артефакты?
– Нет, конечно. – Винди приподняла брови. – Да вы бы и не стали пытаться, – улыбнулась она. – Дело в другом. Но я не могу об этом говорить.
– Почему?
Брови ее вновь взлетели.
– Этого я тоже не могу сказать.
История с «Полярисом», естественно, давно перестала быть новостью: она случилась задолго до моего рождения. С тех пор вокруг нее создалась фантастическая аура. Казалось, будто некая сверхъестественная сила проникла на корабль до того, как тот успел подать сигнал тревоги, смогла отключить искина и похитила людей для целей, известных только ей, – трудно было предположить что-то иное. Все это слишком напоминало сказку, вымысел, не имеющий ничего общего с реальностью. О том, что могло случиться на борту «Поляриса», я имела не больше понятия, чем любой другой человек. Но события в том виде, как они были представлены в отчете, плохо поддавались объяснению. Я была убеждена, что в отчете чего-то не хватает или, наоборот, в него что-то добавили, – не спрашивайте меня, что именно.
После того как Винди рассказала мне об аукционе, я изучила происшествие подробнее. Кроме исчезновения людей с корабля, была еще одна странность: когда на «Полярисе» оказался Мигель Альварес, искин не работал. Корабль нисколько не пострадал, гиперсветовая связь действовала, все системы функционировали – кроме искина. Как заявил Альварес на слушаниях, казалось, будто его просто выключили. Проверка показала, что искин перестал функционировать через несколько минут после отправки последнего сообщения: «Стартуем в ближайшее время».
Алекс тоже заинтересовался всем этим. Обычно его воодушевляла лишь возможность заработать, но с «Полярисом» было иначе. Он заметил, что после отключения искина потенциальные дознаватели лишились единственного свидетеля, и ему тут же захотелось выяснить, как это было сделано. Как вообще отключают искинов?
– Самый простой способ – сообщила я, – приказать ему отключиться.
– Такое возможно?
– Конечно. Так делают постоянно. Искин записывает все, что происходит на мостике, в трюме, машинном отделении и, возможно, еще в одном-двух помещениях. Если кому-то хочется поговорить на мостике, не оставляя записи, он приказывает искину отключиться.
– А как его включают обратно?
– Иногда с помощью кодового слова, иногда посредством обычного выключателя. – Мы стояли на крыльце возле офиса «Рэйнбоу», расположенного на первом этаже загородного дома Алекса. По листьям деревьев стучал холодный неприятный дождь. – Но на «Полярисе» случилось нечто иное.
– Откуда ты знаешь?
– Если искину велят деактивироваться, он сохраняет запись о получении такого приказа. Искин «Поляриса», включенный через несколько минут после появления Альвареса, не помнил о подобном приказе. Значит, кто-то отключил его вручную.
– Есть другие варианты? Что еще могло случиться?
– Отказ питания. На кораблях должны иметься резервные источники энергии, но это правило соблюдается не всегда. В тысяча триста шестьдесят пятом, наверное, было то же самое. Но отказа не случалось – когда «Пероновский» добрался до «Поляриса», энергопитание работало.
– И как же ты это объяснишь?
– Кто-то отключил искина, отсоединив одну из цепей, а потом подключил обратно. И когда «Пероновский» нашел «Полярис», все было на месте.
– Хочешь сказать, что, если подключить цепь обратно, искин не запустится автоматически?
– Нет. Нужно воспользоваться выключателем.
– Зачем посторонней силе такие проблемы?
– Приверженцы этой теории говорят, что посторонняя сила отключила искина при помощи какого-то поля.
– Это возможно?
– Полагаю, возможно все, при наличии соответствующих технологий.
Найдя «Полярис», «Пероновский» трое суток оставался рядом с ним, но так ничего и не обнаружил. Несколько недель спустя прибыл спасательный корабль, доставивший «Полярис» домой. Тщательное обследование ничего не прояснило, после чего разведка законсервировала «Полярис». В 1368 году его продали фонду «Эвергрин», который сменил название корабля на «Шейла Клермо».
Я поговорила с Саболом Кассемом из университета Трегера на островах Восходящего Солнца. Кассем исследовал это происшествие и защитил по нему докторскую диссертацию.
– Судя по архивным данным, – рассказал он, – люди на борту «Клермо» чувствовали себя «неуютно» – плохо спали, слышали голоса. Ходили слухи, что электроника взбунтовалась, что Мадлен Инглиш и пассажиры каким-то образом были заключены в управляющие модули. На корабле путешествовал Марион Хорн – еще до того, как стал знаменитым архитектором. Он клялся, что ему всегда казалось, будто за ним наблюдает «некто страждущий», и добавлял: «Я знаю, каково это».
Кассем сидел на скамейке перед мраморным фасадом с высеченной на нем надписью: «ИСТИНА, МУДРОСТЬ, СОЧУВСТВИЕ».
– Самое знаменитое – или шокирующее – заявление сделал Эверт Клауд, король рекламы и один из главных спонсоров «Эвергрина», – улыбнувшись, продолжил он. – Клауд утверждал, что видел призрак Чека Боланда: тот стоял возле челнока. Призрак якобы умолял Клауда, чтобы тот помог им бежать с «Поляриса».
Я пересказала наш разговор Алексу. Радости его не было предела.
– Отличные истории, – сказал он. – Благодаря им стоимость вещей только вырастет.
Кстати, Шейла Клермо была дочерью Маккинли Клермо, с давних пор руководившего экологической деятельностью «Эвергрина». В четырнадцать лет она стала жертвой несчастного случая, катаясь на лыжах.
Джейкоб, искин Алекса, собрал историю Мэдди Инглиш в фотографиях. Мадлен в шесть лет, с мороженым, на трехколесном велосипеде. В тринадцать: на ступенях школы стоит весь ее восьмой класс. Первый бойфренд. Первые лыжи. Восемнадцатилетняя Мэдди участвует в шахматном турнире. Джейкоб даже нашел неполную запись пьесы «Десперадо», где старшеклассница Мэдди играла Табиту, – увы, та слишком рьяно предавалась любви.
Он показал мне фотографии Мэдди в летном училище, а затем в Ко-Ли, где она получила специальность пилота сверхсветовых кораблей. На десятках фото, сделанных во время выпуска, она гордо стояла рядом с родителями, очень похожая на свою мать, праздновала окончание учебы вместе с другими выпускниками, в последний раз смотрела на учебную станцию перед отлетом домой.