Потому Лиза сначала даже не поняла, где находится и кто подле нее, когда сани в медленно наползающих на имение сумерках резко остановились возле большого усадебного дома. Ярко горели, изредка потрескивая на морозном воздухе, факелы, с которыми дворовые в ливреях встречали охотников и помогали тем сойти наземь. Один из лакеев обходил уже спешившихся господ с подносом, на котором стояли маленькие серебряные чарочки, приговаривая: «С удачной охотой — господам! С удачной охотой!»
— Прошу вас! — В сторону Лизы вдруг протянулась мужская ладонь, и она даже вздрогнула от неожиданности.
Василий Дмитриевский или Василь, как все его называли, — мужчина, что самым первым пришел им на помощь, и нынче предлагал ей свою руку. Она окинула быстрым взглядом переполненный двор, пытаясь отыскать свою спутницу.
— Мадам Вдовину проводили в дом. Ей крайне необходима помощь нашего эскулапа, за коим уже послали, — пояснил Василь, заметив в Лизиных глазах вопрос. — Она вверила вас моим заботам. Не пугайтесь, ma chère mademoiselle[18], в доме вас ждет моя очаровательная тетушка. Только на скорейших условиях передачи вас в ее ручки madam votre mere[19] позволила мне проводить вас.
Лиза даже не улыбнулась молодому человеку, пустившему в ход все свое обаяние, чтобы завоевать ее расположение. Пусть не смотрит на ее возраст и шаткое положение, она не так наивна, как полагают многие! Он что-то говорил, пытаясь склониться ниже, чтобы ненароком вдохнуть аромат ее выбившихся из-под капора волос. Кажется, что-то про имение его grand cousin[20], в котором они ныне находились, о доме, который светлой громадой в начинающейся метели возвышался над ними, сверкая яркими пятнами окон первого этажа.
Василь вдруг поднял голову и, взглянув на кого-то поверх невысокой Лизы, крикнул:
— Allez ici! Ici![21] — а потом уже чуть ли не в самое ухо громко прошептал ей, пытаясь переговорить спешивших в дом гостей: — Позвольте я вам его представлю. Вам же не довелось там, на дороге…
«Нет! — захотелось воскликнуть Лизе, ухватившись наперекор всем правилам за рукав Василя. — Нет, я вовсе не хочу иметь знакомство с вашим кузеном. Только не сейчас, когда я не смогу сдержать своих эмоций при воспоминании об его равнодушии…» Un terrible homme![22] Она его боялась. Верно, боялась, раз так стучало сердце в груди, пока мужчина в черном казакине приближался к ним.
— Тебе так и не довелось свести знакомство с mademoiselle Вдовиной, mon cher ami, — проговорил с легким смешком в голосе Василь, представляя кузену Лизу, имени которой, как она припоминала, он и сам не знал.
Темные глаза, казавшиеся сейчас в сгущающихся сумерках совсем черными, взглянули на Лизу из-под пышного меха черной лисы. Ей они показались дьявольскими, верно, от отблесков огня факелов, которые отражались в их глубине.
— Mon cousin, его сиятельство граф Александр Николаевич Дмитриевский.
Лиза видела, как дернулся уголок рта ее vis-a-vis, словно он хотел усмехнуться при таком представлении, но сдержался. Единственная эмоция, которую она заметила за прошедшее время на этом лице.
— Mademoiselle Вдовина… — она ясно услышала паузу, после которой следовало назвать имя. Но упрямо промолчала, не желая помогать Василю выбираться из щекотливого положения, в котором тот невольно оказался.
Граф Дмитриевский не стал говорить положенных по случаю знакомства любезностей. Он молча протянул Лизе руку ладонью вверх, словно подставлял ее небесам. На его раскрытую ладонь то и дело опускались снежинки и тут же таяли, едва касаясь кожи.
Лиза не хотела подавать руки в ответ. Пусть это выглядело крайне неучтиво с ее стороны, но желание поддаться внутреннему голосу, вспыхнуло в ее душе с небывалой силой. Словно еще оставалась возможность избежать того, что уготовила ей судьба. Не подать ему руку… отрезать возможные пути для того, неотвратимость чего Лиза чувствовала всей сущностью. Так же, как в эту минуту можно было легко предугадать приближение метели, что готовилась бушевать всю ночь, щедро разбрасывая снег по полям.
Но рука вдруг сама собой покинула теплый уют беличьей муфты и доверчиво легла в большую мужскую ладонь. После Лиза долго недоумевала безволию рассудка перед этим порывом, таким несвойственным ее нраву и ее желаниям.
Она была такой горячей, его рука. Ее прикосновение словно обожгло огнем маленькую замерзшую ладонь Лизы, которую слабо грел тонкий беличий мех. И девушка вдруг проговорила, глядя в темные глаза, пристально взирающие на нее сверху:
— Елизавета, — а потом, опомнившись, добавила уже не так мягко: — Елизавета Петровна…
— Елизавета, — повторил ее vis-a-vis, по-прежнему не отводя взгляда от этих по-детски широко распахнутых глаз. И Лиза почувствовала, как заалели щеки от той мягкости, с которой он произнес ее имя, вторя ее недавней интонации. — Soyez le bienvenu a[23] Заозерное, Елизавета… Петровна!
Щеки девушки загорелись пуще прежнего от этой маленькой паузы, которую намеренно сделал граф. А еще оттого, что их затянувшееся пожатие он прервал первым, отпуская ее руку на волю из своих пальцев.
Он смеется над ней! Над ее наивностью, над ее растерянностью! И снова обозвала его мысленно «Un terrible homme!», убеждаясь, что все слухи, слышанные ранее об этом человеке, — истинная правда. «Пора бы уже оставить привычку видеть в людях исключительно хорошие качества», — мрачно напомнила себе Лиза.
— Je vous remercie[24], — она постаралась, чтобы голос прозвучал как можно тверже и холоднее, подражая интонации молодой княгини, виденной ею как-то в пути на одной из станций. Той долго подавали лошадей, заставляя ждать на морозе, и она с надменным видом была вынуждена принимать поклоны от случайных и нежелательных знакомцев из числа путешествующих дворян.
Лиза еще бы с удовольствием прибавила про надежду на скоротечность визита, но в голове тут же возник строгий голос, когда-то внушавший ей правила и нормы поведения в обществе. И она промолчала. Впрочем, тут же поняла, что ее очередной порыв не ускользнул от темных глаз напротив. Медленно пополз вверх уголок рта в ироничной улыбке. Последовал легкий наклон головы, и охотник в черном казакине зашагал прочь.
— Славное начало, — едва слышно усмехнулся Василь, но Лиза все же распознала эти слова и взглянула на него с недоумением, заставляя смутиться от подобной оплошности.
Он молча потянул к дому, куда направлялись остальные гости, спеша укрыться от снега за крепкими стенами, в теплом уюте комнат.
Лиза старалась не глядеть лишний раз по сторонам, чтобы не выказать свое любопытство к усадьбе графа. Но помимо воли подметила и массивность колонн на крыльце парадного подъезда, и золото галунов на ливреях лакеев, освещающих путь господам к дверям, за которыми их встречал низко кланяющийся швейцар.
— Прошу простить меня, — едва перешагнув порог дома, Лиза поспешила освободиться от попечения Василя. — Я бы желала увидеть маменьку…
Молодой человек с явным сожалением был вынужден расстаться с ней прямо в вестибюле, понимая, что не может провожать ее в жилые половины, куда в одну из свободных гостевых комнат поместили мадам Вдовину. Лиза постаралась не показать своего смущения, когда он мимолетно провел пальцами по ее ладони. Намеренно ли или нет, она даже думать о том не желала, сосредоточившись совсем на иных мыслях. Хотя не могла не отметить, что и с этим представителем славной фамилии Дмитриевских ей следует держаться настороже.
По пути к комнате, где поместили мадам Вдовину, и где, как предполагала Лиза, и ей придется провести эту ночь, она украдкой осматривалась. Взгляд подмечал портреты и пейзажи на стенах, высокие жирандоли и вазоны со свежими цветами, что было совсем не по сезону. Значит, в Заозерном имелась собственная оранжерея, а усадьба действительно богата.
Что подтвердилось и позднее, когда мадам Вдовина, лежащая на канапе подле камина в небольшой, но уютно обставленной спальне, сообщила Лизе, что спать они будут впервые за долгое время в разных кроватях и даже в разных комнатах.
— За той портьерой дверь в ваши покои, ma fillette, — показала она рукой в нужную сторону, прямо напротив массивной кровати под темно-вишневым покрывалом в тон портьере. — Его сиятельство поистине устроил нам царский ночлег…
Лиза не поняла, что именно прозвучало в тоне голоса матери — едкая ирония или благоговение перед богатством, воочию открывшимся для них ныне, а не по словам чужим. Отвечать не стала, зная, что мадам и не ждет ответа, собираясь с силами для предстоящей встречи с доктором.
Бросив на кресло муфту, шаль и капор, Лиза расстегнула застежки пальто, подбитого тонким мехом. Но отчего-то переменила решение снять верхнюю одежду, в которой от ярко пылающего камина становилось жарче с каждой минутой. Может, стремясь отойти от огня подальше, Лиза прошла к окну, не задерживаясь подле матери, откинувшей голову на спинку канапе и расслаблено закрывшей глаза? Или все же нечто манило ее взглянуть через холодное стекло в сгущающуюся черноту, наполненную белым мороком метели? Она не видела ничего за окном, кроме темноты зимнего вечера и снега. И собственного темного отражения, казавшегося таким неподходящим этой комнате и яркому огню в камине у нее за спиной.
— Il est un terrible homme![25] — прошептала Лиза, а после повторила громче для мадам Вдовиной, которая ничем не показала, что слышала ее: — Те толки, что мы слышали — лишь толика…
— Cessez![26] — короткий и резкий приказ с канапе у камина вынуждал замолчать.
Но Лиза не могла остановиться, чувствуя, как сжимается сердце в каком-то странном приступе панического страха:
— Он страшный человек! Разве вы не видите того, мадам? Разве не слышали, что говорят о нем? Его душа черна, должно быть, под стать его казакину и мехам. Равнодушный к людскому несчастью… Бездушный, злой, жестокий… Он меня пугает! Пугает!
— Cessez! — снова оборвала мадам лихорадочный шепот, на который вдруг сорвался Лизин голос: — Вы понимаете, ma chère, что нет иного выхода нынче у нас обеих, как принять его гостеприимство. И я вас прошу — помните о том…
Она что-то еще говорила, но Лиза уже не слушала. Наблюдала в черноте зимнего вечера безумную пляску метели, что с каждой минутой становилась все резче и яростнее, швыряя в стены и окна усадебного дома пригоршни снега.
— Mauvais présage[27], — прошептала она упрямо, зная, что бессмысленно пытаться убедить в верности своего предчувствия мадам. Ведь та не послушала Лизу еще на станции, не разделит ее опасений и теперь.
Девушка заметила в отражении стекла огоньки свечей и пламени камина, у которого грелась мать. Отчего-то вспомнила похожие отблески в темных глазах, глядевших прямо на нее из-под пышного околыша лисьей шапки, и мужское лицо, на которое ей приходилось смотреть, чуть запрокинув голову.
Лизу пугал не столько этот человек и дурные слухи о нем, сколько то, что ладонь ее до сих пор ощущала прикосновение его руки. Обжигающее тепло его пожатия. Прикосновение кожи к коже… И испугавшись интимности своих мыслей, девушка даже вздрогнула, когда в дверь громко постучали.
— Qui est là? — спросила мать, обеспокоенно оглянувшись на Лизу, стоявшую у окна. А потом повторила на русском языке: — Кто там?
— Доктор, мадам, — ответил голос из-за двери. — Александр Николаевич просил осмотреть вас на предмет ушибов и ранений после несчастья с санями…
Кивком мать приказала Лизе отворить дверь и впустить эскулапа, за которым было послано в уезд. Девушка не осмелилась противиться, как бы ни хотелось ей сейчас скрыться от всех в темноте соседней комнаты, а с наступлением утра исчезнуть из этого дома вместе с последней тенью ночи.
До двери было ровно девять неспешных шагов. Но ей показалось, что она мгновенно преодолела это расстояние, впуская полноватого мужчину с седыми баками на щеках. Эти баки в совокупности с лысиной, которую доктор безуспешно пытался скрыть, зачесывая длинные волосы от левого уха к правому, почему-то позабавили Лизу, и она с трудом подавила короткий смешок, за который непременно получила бы выговор, заметь его мадам. Или это все-таки сдали нервы? Впервые за этот день. Или за последние месяцы?..
Лиза снова отошла к окну, чтобы никого не смущать своим взглядом, когда будут осматривать мать. Блеснули в свете свечей защелки на ремнях саквояжа доктора. После этот отблеск перебежал на стекла его очков.
— Ну-с, уважаемая сударыня, — раздался в тишине его голос, как и положено, тихий и располагающий тотчас открыть все свои печали и напасти. — Что у нас тут с вами?
«Il n'y a que le premier pas qui coûte»[28]. Любимая поговорка ее отца, которую тот так часто повторял, что она каждым словом отпечаталась в ее памяти. Лиза закрыла глаза, чтобы не видеть буйство метели за окном. Первый шаг… И она его уже сделала, когда села утром к тому пугающему вознице на станции. Или она сделала его прежде, этот самый шаг?
Лиза испуганно распахнула глаза, когда доктор произнес в тишине комнаты те самые слова, что она подсознательно ждала уже которую минуту. И резко отшатнулась от стекла, когда почудился в игре метели взгляд темных глаз и иронично приподнятый уголок рта…
Глава 2
Каждый шаг давался Лизе с большим трудом. Словно не в столовую, а на Голгофу провожала ее тетушка Дмитриевских. Пульхерия Александровна, пухленькая и говорливая пожилая женщина, носила неподобающую столь почтенным летам прическу с волнами коротких кудряшек у щек. Потому так удивленно подняла брови мадам Вдовина при ее появлении. Эти кудряшки все время забавно подпрыгивали, когда женщина качала головой в такт своим словам, которые произносила нараспев, чуть картавя на французский манер.
По приезде в усадьбу Василь в разговоре с Лизой назвал свою тетушку очаровательной, и девушка теперь полностью разделяла его мнение об этой маленькой женщине с широкой шалью на плечах, в которую та зябко кутала свои плечи от гулявшего в коридоре сквозняка. И если бы Лизе не было бы так страшно нынче ступить в столовую, где их появления уже ждали, она бы с удовольствием поддержала беседу, которую единолично, словно сама с собой, вела тетушка Дмитриевских.
Для выхода к ужину мадам Вдовина долго выбирала Лизе платье, заставив девушку, приставленную им в помощь, перевернуть все сундуки вверх дном. В итоге Софья Петровна остановила свой взгляд на небесно-голубом с подолом, расшитым белым шелковыми розами в два ряда. Такие же розочки, только поменьше, украшали вырез платья от одного широкого рукава до другого, подчеркивая линию груди, которую так явно выделил туго затянутый корсет.
— Туже! Туже! Поднажми же! — командовала со своего места на канапе у камина мадам Вдовина девке, которая изо всех сил тянула шнурки на корсете Лизы. Той даже на миг показалось, что ее переломят пополам, так больно сдавливал корсет ребра. Но после взглянув на свое отражение в зеркале, которое поднесла девушка, Лиза с удовлетворением отметила, что мадам старалась не зря. Никогда ранее Лиза не выглядела такой прелестной, как нынче. «И такой… женственной», — невольно подумала она, глядя на тонкую талию и грудь, казавшуюся такой пышной в вырезе платья.
— Мне искренне жаль, что такое несчастье приключилось с вашей матушкой, — в который раз повторила Пульхерия Александровна, поправляя шаль на плечах. — С завтрева, коли уляжется метель, можно в церковь нашу съездить да заказать за здравие молебствование. Чтобы, не приведи господь, никаких последствий не стало от увечья.
— Вы так добры, Пульхерия Александровна, — рассеянно отозвалась Лиза, вполуха слушавшая свою спутницу.
— Тогда за ужином и скажу Александру, — кивнула довольно тетушка, а потом чуть скосила глаза на девушку, пытаясь уловить хотя бы тень эмоции на лице при упоминании имени племянника. Угадать, какое впечатление произвел тот при знакомстве, ведь она дословно знала уже, что оно состоялось.
Ах, как это романтично, думала Пульхерия Александровна. Ее племянники, будто герои романов, спасли девицу от беды и укрыли от невзгод под крышей этого дома. А там глядишь…