— Да и ты умница, Наташа. — Сергей разглядывал памятник так, будто впервые видел его. — Отлично сказано! Сейчас, в эпоху очередного великого перелома, редко такое услышишь даже от докторов философии.
— Беру пример с тебя, — улыбнулась Наташа. — Тоже — что думаю, то и говорю… Погода улучшается, — зябко повела плечами. — Но все равно холодно. Я уже замерзаю, пора нам возвращаться в общежитие. Ты проводишь меня?
— Если даме холодно, что-то не в порядке скорее всего с ее кавалером, — с нарочитой растерянностью развел руками Сергей. — Он слишком невнимателен или слишком робок.
— Если даме холодно, то скорее всего потому, что она легко оделась, — засмеялась Наташа. — И еще потому, что она южанка, не привыкла к такой погоде в апреле месяце… А ты действительно робок со мной?
— Да. Но я могу быть смелее, если ты потом не станешь угрожать мне кровной местью.
— У нас в Гирее нет кровной мести. Это у грузин или у чеченов, а мы ж русские.
— Тогда я непременно буду смелее, — пообещал Сергей, с улыбкой глядя на нее.
— Это как же?
Как прекрасно было ее лицо, согретое детской улыбкой! А лукавый взгляд черных глаз мог свести с ума и памятник, если бы он поднял голову и увидел Наташу. Ожила, растаяла! Как будто распустился красивый бутон, превратился в цветок дивной красоты. Сергей восторженно смотрел на нее. Смотрел, и смотрел, и смотрел. А он ведь знал, что она такая! И тогда, когда она была настороженной, подозрительной, дерзкой, злой — защищалась от чужого, враждебного мира. А на самом деле — она вот какая!
— Наташа, Наташа… — прошептал он, не отрывая от нее глаз.
— Это уже смелость или как? — снова засмеялась она.
— Почти, — выдохнул Сергей и вдруг подхватил ее на руки. — Я не провожу тебя, я донесу тебя до общежития! Наташа…
— Ой, пусти! — испуганно вскрикнула она. — Пусти, сумасшедший, уронишь. Ну, Сережа, я ведь тяжелая…
— Ты не тяжелая, — бормотал Сергей, кружась с нею на асфальтовой аллее. — Ты легкая, как пушинка, ты прекрасная, как цветок, я тебя никогда не уроню. Наташа…
— Нет, уронишь! — Наташа инстинктивно обняла его за шею, крепко прижалась к нему. — И чего выдумал — взрослую девушку на руках таскать! Отпусти сейчас же, а то разозлюсь.
— Ни за что!
Он не смотрел под ноги и не заметил, как ступил в лужу, затянутую тонким хрустящим ледком. Наташа дернулась, пытаясь вырваться, Сергей поскользнулся, потерял равновесие и повалился на бок. Наташа испуганно закричала.
Сергей упал в лужу, больно ударившись об асфальт, но, собрав все силы, Наташу он держал на весу, не давая ей упасть. Она осторожно встала на ноги. Сергей лежал в луже и смотрел на нее. Холодная вода впитывалась в джинсовую ткань его костюма, обжигала тело.
— Ты живой? — Она присела на корточки рядом с ним.
Сергей приподнялся, нежно коснулся ладонями ее щек. Она склонила голову, и он поцеловал ее пухлые, теплые губы.
— Я люблю тебя, Наташа, — тихо сказал он. — Видишь, я не уронил тебя и никогда не уроню.
— Зато сам грохнулся так, что небось ребра себе поломал. Ну, вставай! Или у вас тут обязательно нужно объясняться в любви по-поросячьи, лежа в грязи?
— Не встану, пока ты не скажешь мне, как относишься к нашему общему будущему?
— Вставай, Сережа. — Наташа взяла его за руку, потянула на себя. — Это же не шутки, простудишься, потом что будет?
Сергей вскочил на ноги, болезненно поморщился, растирая ладонью ушибленный бок.
— А ты права, Наташа, — усмехнулся он, — действительно, что-то стало холодно.
— Ой, да ты посмотри, на кого похож! — всплеснула руками Наташа. — Весь мокрый и грязный…
— Чепуха, — бодрился Сергей, дрожа от холода. — Могла бы раньше сказать, что имею право тебя поцеловать лишь в том случае, если упаду в лужу. Я бы только и делал, что падал в лужи. Все падал бы и падал, и падал. Можно еще раз упасть?
— Ты что, совсем свихнулся? Не вздумай. — Она подошла к нему вплотную, запрокинула голову.
Горячий поцелуй соединил их губы.
— Ну все, все, хватит. — Наташа отстранилась. — Пойдем, скорее пойдем ко мне, я постараюсь отчистить твой костюм. И чаем горячим напою, а то ведь точно заболеешь, вон ветер какой, до костей пронизывает. У меня и варенье есть, Ирка дала, как раз малиновое.
— А покрепче ничего нет? — виновато улыбнулся Сергей. — По-моему, это как раз тот случай, когда никто не посмеет упрекнуть в пагубном пристрастии.
— Да есть же та бутылка, помнишь, пьяные писатели принесли? Я ее не трогала, просто поставила в шкаф, там она и стоит. Ну, пойдем, пойдем. — Наташа взяла Сергея под руку, потащила к общежитию.
— А может, я все-таки на руках тебя донесу? — пошутил он.
7
Коричневая металлическая чашка абажура настольной лампы опустилась к краю столешницы, будто в поклоне. Желтый полукруг света лежал на полу. Или это месяц, устав барахтаться в черных тучах, нырнул в окно и улегся на паркете, как огромный желтый кот?
Наташа лежала под одеялом совсем голая. Одежда, снятая в спешке, беспорядочной грудой высилась на стуле. Хотя в последние ночи Наташа мерзла, спать ложилась в тренировочном костюме, а под утро приходилось и свитер натягивать — отопление уже отключили, и сквозь щели в окне непрестанно сквозил холодный ветер — сегодня она не чувствовала холода.
Потому, что рядом лежал Сергей.
— Ты почему лампу не выключил? — с притворной строгостью спросила Наташа.
— Потому, что я не кот, не могу видеть в темноте.
— А зачем тебе видеть в темноте? — продолжала допытываться Наташа.
— Рядом со мной — бесценное сокровище, я просто не могу не смотреть на него, не восторгаться им!
— Это я, что ли?
— Это ты…
— И ты собираешься смотреть на меня? — притворно возмутилась Наташа.
— Ужас как собираюсь, — смиренно признался Сергей. — Готов не есть, не пить, не спать, не работать в коммерческой палатке — только бы смотреть на это чудо природы. Чудо жизни!
— Значит, я — чудо?! Ах ты, нахал!
Сергей тотчас же спрятал голову под подушку. Наташа забарабанила по ней кулачками:
— Вот тебе, вот тебе, чтобы не был таким нахальным нахалом!
— Сдаюсь! — крикнул он из-под подушки. — Наташа, обещаю впредь быть не нахальным нахалом, а просто нахалом! Помилуй!
— Ладно, так уж и быть, вылезай оттуда, — смилостивилась Наташа. — Прощаю на первый раз.
— А что в этом плохого? — Виноватый, он выбрался из-под подушки. — Ты такая красивая, Наташка, что я просто не могу не смотреть на тебя. Почему ты стесняешься своего тела? Своей красоты?
— Потому что потому.
— Ну вот посмотри на меня, любимая. — Сергей сел на кровати, закрыв одеялом себя по пояс. — Я, может, не Геркулес, но и не отвратителен, верно? Если тебе нравится на меня смотреть — я не возражаю.
Он действительно не был похож на Арнольда Шварценеггера, плакаты с которым продавались даже в Кропоткине. Но его смуглое, мускулистое тело взволновало Наташу. Она смущенно опустила глаза.
— Ты такой красивый, Сережа…
— Правда? — обрадовался Сергей. — А если я сейчас встану во весь рост?
— Ой, нет, не надо. Пожалуйста, не надо!
— Тогда позволь мне смотреть на тебя…
Сергей медленно стянул одеяло, обнажая красивые девичьи груди, каждая из которых могла уместиться в его ладони, — мечта каждого мужчины, хоть многие и говорят, что предпочитают обширный бюст — врут! И дальше — гладкую кожу живота и смуглый треугольник волос в низу его, и матовую белизну длинных ног…
— Какая же ты красивая, Наташка, — зачарованно вырвалось у Сергея. — Ты — богиня…
— Ой, да ну тебя! — Она натянула одеяло до подбородка.
— Ты все же боишься меня, любимая? Наташа, ты моя любимая, я только и делаю, что думаю о тебе! И сейчас, когда я вижу это… Я… я не знаю, что со мной происходит. Я счастлив, Наташка! Понимаешь? Я счастлив, как никогда прежде не бывал счастлив! Это самое лучшее чувство, которое я знаю.
— А ты не врешь?
— Разве такое возможно?
— Ну, я не знаю… все получилось так быстро, я и понять не успела, что происходит, почему я тебе позволяю… Я и сейчас не могу понять, почему…
— Но ты же говорила, что тебе хорошо со мной, Наташа!
— Да, хорошо…
— Тогда почему ты боишься? Почему стесняешься? Ты — красивая женщина, а это ведь — основа всей мировой культуры. Ты — наслаждение, доступное лишь избранным, ты — напиток богов! Наташка, я безумно счастлив, правда-правда, и я хочу, чтобы это было всегда.
— Ты так говоришь… никто не говорил мне такого… Сережа, мне хорошо с тобой, да… Но, я боюсь, Сережа.
— Чего же ты боишься, моя Наташка?
— Что это быстро кончится. Ты такой красивый, такой умный, я по сравнению с тобой просто… просто…
— Красавица, — подсказал Сергей.
— Дура. — И посмотрела на него, как смотрит провинившаяся школьница на строгого учителя.
— Ничего подобного! — возразил Сергей. — Не мечтай, я все равно не поверю, что ты дура. Посмотри на мой профиль, — повернулся он к ней боком. — Разве он не внушает доверия?
— Внушает, — неуверенно сказала Наташа.
— Так вот, — важно заявил Сергей. — Этот профиль говорит: ты не просто красивая женщина, ты еще и умница, каких в Москве поискать надо.
— Ты опять нахальничаешь! — рассердилась Наташа. Она тоже села на постели и принялась колотить кулачками по его груди. — Вот тебе за это, вот!
Сергей нырнул под ее руки, обнял Наташу за талию, прижался щекой к ее животу.
— Я ничего больше не хочу, — прошептал он. — Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Остановись, остановись, ничего больше не нужно…
Наташа уже не колотила его, а ласково перебирала пальцами волнистые каштановые волосы.
— Ох, Сережа, ты, наверное, обманываешь меня, ну признайся…
— Ни за что! Потому что больше не в чем признаваться. Ты знаешь обо мне все. И это — правда. Я люблю тебя, Наташка.
— И все равно мне страшно. Мы почти не знаем друг друга, все очень быстро получилось, и мне… так хорошо с тобой, Сережа, так хорошо, я… я тоже люблю тебя. Ничего не могу поделать с собой, я твоя — вот и все… Ты не обманешь меня, Сережа?
— Ни за что! — по привычке успокоил Сергей, но увидел в ее глазах слезы, нежно прикоснулся ладонями к ее щекам, поцеловал приоткрытые теплые губы. — Нет, Наташа. — Он стал совсем серьезен. — Мы теперь всегда будем вместе, будем рядом. Знаешь, я даже не хочу возвращаться домой. Мы будем вместе работать, а потом вместе возвращаться сюда. Теперь и час, и полчаса я не могу прожить без тебя.
— А как же твои родители? Что они скажут?
— Не знаю, да и знать не хочу. Я позвоню им, скажу, чтобы не ждали, не беспокоились, вот и все. Хочешь, мы поженимся? Ты будешь моей законной женой, а потом придумаем, где жить.
— Нет, так не делается. Нужно мне с твоими родителями познакомиться, а тебе — с моей мамой, потом уж думать о женитьбе.
— Наташка, я сделаю все, как ты скажешь.
— Давай подождем немного?
— Давай! Но сейчас я уже не могу ждать. — Он бережно положил ее на постель. — Я тебя хочу зацеловать до смерти! Признавайся, а ты хочешь этого?
— Хочу…
Их губы слились в долгом, страстном поцелуе, а потом Сергей стал целовать ее шею, грудь. Его голова опускалась все ниже и ниже… Наташа застонала и прикрыла глаза. В эту ночь ее представления об интимной жизни совсем изменились. То, что казалось грязным, постыдным, невозможным для порядочной женщины, вдруг стало естественным, приятным, радостным. Сергей убедил ее, что, если мужчина и женщина любят друг друга, они могут делать в постели абсолютно все — если это доставляет удовольствие обоим.
Холодный, резкий ветер подсушил московские улицы. Когда выглядывало солнце из-за туч, его лучи казались вполне весенними, теплыми. Только не часто оно радовало москвичей.
Однако Наташа и Сергей не замечали пасмурного неба и холодного ветра. Горячие, любящие глаза друг друга согревали их и светили им.
Улучив момент, когда у витрин палатки не стояли покупатели, Сергей наклонился и поцеловал Наташину коленку.
— Не безобразничай! — погрозила она пальцем. — Что же о нас люди подумают?
— Наверное, подумают… что я поцеловал твою коленку.
— Да уж не сомневайся! — фыркнула Наташа. — А еще — что мы ведем себя нехорошо.
— Ты или я? — уточнил Сергей.
— Оба. Ты — потому что пристаешь ко мне, а я — потому что позволяю тебе.
— Это разве нехорошо? Это просто ужасно для тех, кто увидит и подумает. Им же тоже захочется поцеловать твою коленку. А это недосягаемое желание. Представляешь, как возмутятся?
— И не подумаю представлять. — Наклонилась и чмокнула Сергея в губы. — Что бы я делала без тебя в этой палатке?
— А я делал. Сидел тут в гордом одиночестве и с тоской думал: так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова. Помнишь Маяковского? Это он сказал. А теперь я и представить не могу более приятного занятия, чем коммерческая торговля. Когда рядом сидит Наташка моя. Да я бы чем угодно стал заниматься с радостью, только бы ты была рядом. — Он наклонился и снова поцеловал ее коленку.
— Так хорошо… — прикрыла глаза Наташа. — Ну почему мне так хорошо с тобой, Сережка?
— Потому, что я умный, обаятельный, в торговле работаю, — стал перечислять, загибая пальцы, Сергей.
— Ох, ох, какой задавака! Да я тебя совсем не знаю. Ты кто такой будешь?
— Да я и сам забыл, — растерялся Сергей. — Но у меня же все записано. Давай посмотрим. — Он откинул волнистую прядь со лба, наклонил голову к Наташе. — Почитай, что там написано? Должно быть: Сергей Мезенцев, одуревший от счастья рядом с прекрасной девушкой Наташей. Ничего не изменилось?
Наташа наклонилась, пытаясь разглядеть несуществующую надпись на лбу, но поняла, что Сергей шутит, и засмеялась. Их губы оказались совсем рядом и уже не могли не соединиться.
— Ой! За нами уже наблюдают… — Наташа скосила глаза в сторону окошка и испуганно отстранилась. — Сережа, обслужи покупателя.
— Две пачки «Салема», бутылку «Чинзано» и бутылку «Распутина». — Невысокий мужчина лет пятидесяти не отрывал глаз от Наташи.
Сергей взял деньги, просунул в окошко бутылки и сигареты, отсчитал сдачу. Мужчина механическим движением сгреб деньги, сунул в карман, все так же неотрывно глядя на Наташу.
— Что-нибудь еще? — неожиданно резким, колючим голосом спросил Сергей.
— Нет-нет, спасибо. — Очнувшийся покупатель зашагал восвояси, облизывая пересохшие губы.
Сергей повернулся к Наташе.
— Ты видишь, что творится на улицах Москвы? Весна! Придется тебя, Наташка, замаскировать под старуху, а вечером я сам буду размаскировывать тебя и сам буду смотреть. Никому не дам.
— Сам виноват. — Наташа показала Сергею язык. — Если б не привязывался, никто бы и не смотрел.
— Да-да, рассказывай! Чувствую я — смотрели, смотрят и будут смотреть, никуда от этого не деться, такая ты у меня красивая. Придеться маскировать. Парик тебе купим, седенький, морщины я нарисую, найдем где-нибудь драное пальтишко с кошачьим воротником… Только так и можно спастись.
— Нет, я так не согласна. Лучше сделаем по-другому. Как только замечу, что кто-то смотрит, сразу буду говорить: чего вылупился, паразит окаянный, а? — Наташа изобразила свирепость на лице, но тут же не выдержала и рассмеялась.
— А лучше всего вообще не выходить из комнаты… Господи, когда же кончится рабочий день и мы вернемся в нашу комнатку?!
— Опять будешь приставать ко мне?
— Если не хочешь — не буду.
— Попробуй только!
— Что мне нельзя пробовать, моя загадочная женщина? Приставать к тебе?
— Вот именно!
— Тогда — непременно буду!
— Я что-то проголодалась. Сережа, ты купишь мне пирожок?
— Даже два. И кофе, и немецкие сардельки с кетчупом, и все, что захочешь. Сразу после работы мы пойдем на Старый Арбат, погуляем, подкрепимся, что-нибудь на ужин купим, а потом…
— А потом… Уже совсем скоро приедут инкассаторы, сдадим деньги, закроем лавочку и пойдем. Ох, я целый день сегодня смеюсь. Мне так хорошо с тобой, Сережа…