На этом они наконец отчалили.
– Мой бугай, – нежно пропела я и погладила Клоуна по плечу. – Ну-ка, напряги мышцы, продемонстрируй силушку богатырскую.
– Сергеева, захлопни ротик, – прошипел он. – Спасибо, что помогли добраться, у нас церемония через полчаса. – К полицейским он обращался куда дружелюбнее.
– Всегда пожалуйста. Живите, так сказать, дружно и счастливо. Деток нарожайте, – потребовал Смирнов.
– Троих хочу, – улыбнулся Клоун и погладил меня по животу. – Первый уже ждет своего выхода.
Я дернулась. Вот дурак. Пусть ему Каролина хоть с десяток родит и всех мальчиков в честь него назовет. Но я промолчала – только растянула губы в неестественной улыбке, которую почему-то приняли за смущение.
Полицейские от души поздравили нас с предстоящим бракосочетанием, получили от Клоуна бутылку дорогого шампанского и отбыли на дальнейшую службу. А мы неспешно направились к нарядному двухэтажному зданию со стенами уютного мятного цвета, перед которым расположился осенний парк с фонтанами, коваными скамьями, арками и статуями, символизирующими любовь и гармонию. Деревья были припорошены золотой пыльцой и багряной пудрой, на дорожках ковром стелились листья – отличный фон для нежной фотосъемки. Я насчитала три пары в парке, вокруг которых кружили фотографы и свидетели с бокалами шампанского.
На высоком крыльце загса было многолюдно. Там стояли чьи-то гости – и как только молодожены вышли, стали обсыпать их лепестками роз и дружно кричать: «Поздравляем!» Молодожены отряхнулись и тут же попались в сети к убеленному сединами дедушке, который предлагал им выпустить в небо двух голубей, разумеется, за некоторое денежное вознаграждение.
– Чей взлетит выше, тот в семье и будет главный, – сообщил дедушка.
Невеста и жених взяли в руки белоснежных голубей – ручных и послушных. Я почему-то засмотрелась на них.
– Тоже хочешь? – раздался над ухом голос Клоуна. – На обратном пути можем их запустить.
– Чтобы твой голубь мне на голову нагадил? – усмехнулась я. – Нет уж, спасибо. И вообще, бюджет у нас теперь общий. Будем рационально его использовать. Никаких голубей.
Клоун хотел мне ответить какой-то колкостью, но у него зазвонил телефон. И мы остановились около лестницы. Пока он разговаривал, я разглядывала людей и нарядные машины. Всюду царила праздничная торжественная атмосфера. Почему-то мне хотелось улыбаться, но я сдерживала себя – вдруг Клоун подумает, что я улыбаюсь ему. Он не переживет этого факта. А мне еще замуж выйти за него нужно!
Чьи-то подружки невесты, одетые в одинаковые лавандовые платья, заметили нас и, косясь на моего женишка, стали о чем-то перешептываться, не забывая кидать ему многозначительные улыбочки. Клоун закончил разговор, вернул им эти улыбочки, и теперь они стали бросать на него жадные взгляды.
– Наверное, они думают, что я заставила тебя жениться под дулом пистолета. Угрозами, – хихикнула я.
– Люди всегда рассуждают в понятной им системе координат, – сказал он задумчиво.
– В смысле?
– В прямом. Ты глупая, Дашка, всегда была глупой, оставаясь при этом умной, – объявил Клоун, странно глядя на меня сверху вниз. – А еще сегодня ты красивая. Очень красивая. Поэтому я тебя прощаю.
Он вдруг провел пальцем от моей скулы до уголка губ, заставив замереть. Я так его ненавижу, но почему меня так сильно к нему тянет? До сих пор.
– Что? – нахмурилась я, силой воли отогнав эту странную нежность прочь. – Руки об меня вытираешь?
– Какая подозрительная. Вообще-то, я пытаюсь быть нежным, – хмыкнул он. – Как-никак я твой жених. И совсем скоро стану мужем. Кстати, если хочешь, у тебя есть шанс смыться.
Он сказал это совершенно серьезно.
– Дурак. Обещала – значит, выполню.
– Ты же меня ненавидишь, – приподнял он темную изогнутую бровь.
– Это не означает, что я бросаю слова на ветер, – фыркнула я. – К тому же в этом есть и моя вина.
– Тогда заключаем временное перемирие?
– Заключаем.
Мы одновременно подняли руки, и наши сжатые кулаки легонько ударились друг об друга – как в детстве.
– И об этом не должна узнать ни одна живая душа, – предупредила его я уже в который раз.
– Я что, псих – рассказывать о таком? – хмыкнул Клоун.
– Ах да, Каролиночка не переживет.
В его глазах на секунду мелькнула боль.
– Нас уже ждут. Идем.
– Кольца у тебя?
– Да.
Перед тем как зайти в загс, я вдруг остановилась, оглянулась на высокое нежно-аквамариновое октябрьское небо и спросила тихо:
– Скажи… а я правда красивая?
– Правда. Идем, Пипетка. – Он галантно подал локоть, чтобы я взялась за него. – Исполнишь мечту детства. Станешь моей рабыней.
И мы пошли. Чтобы через полчаса выйти из загса мужем и женой. Мои губы горели от поцелуя – нас ожидало не совсем то, что мы планировали.
На самом деле это не просто ненависть. Это ненависть, которая стала любовью.
Глава 2
Рождение ненависти
Я ХОЧУ РАССКАЗАТЬ нашу историю с самого начала. Историю, в которой детская ненависть переросла во взрослые непонятные чувства. Историю яркую, для кого-то – смешную, для кого-то грустную. Историю нашей общей Вселенной…
Все началось с того, что мы родились в один год, в одном доме и на одной лестничной площадке. Нет, вернее, так: родились мы в роддоме, конечно (тоже в одном и том же!), а то кто-нибудь не особо наделенный интеллектом решит, что наши мамы рожали нас прямо в подъезде. Но поскольку наши родители оказались соседями, то наше знакомство состоялось в те смутные детские времена, которые ни я, ни он припомнить не сможем. Если честно, мне вообще кажется, что мы с Клоуном были знакомы всегда. Целую вечность. Ему, наверное, тоже.
Мало того что мы жили по соседству и наши спальни разделяла какая-то жалкая несущая стена, так еще и наши родители умудрились подружиться и вот уже двадцать лет как тесно общаются. Просто какое-то дьявольское стечение обстоятельств! Сначала подругами стали мамы – по их рассказам, они вместе выходили на прогулку с колясками. В перерывах между общением на тему ухода и воспитания потомства мамы обнаружили, что у них общие музыкальные вкусы, они обожают одни и те же сериалы, да и хобби у них общее – вышивание и шитье. Они даже нашли каких-то общих знакомых! А потом выяснилось, что обе по профессии бухгалтеры, и после окончания декрета моя мама потянула его маму к себе на работу.
Именно поэтому нас обоих отправили в садик с трех лет, уговорив заведующую записать меня и Клоуна в одну младшую группу. Забирала нас то моя мама, то его, они даже график для удобства установили! И все дети считали нас братом и сестрой, которых воспитывают сразу две мамы.
Некоторые из детишек стали задавать своим родителям вопросы типа: «Почему у Дани и Даши две мамочки, а у меня только одна?» – и естественно, что эти самые родители заподозрили неладное. Не знаю, что они сказали воспитателям, но и у последних возникли крамольные мысли. И когда Ирина Васильевна и Инесса Максимовна аккуратно стали расспрашивать меня и Клоуна о наших мамах, тот ввиду своей неуемной, пусть еще и детской тупости отвечал, что да, мам у нас с Дашей две! Мне на тот момент было совсем мало лет, но уже тогда я понимала, что мама у меня одна, а мама Дани – это совершенно другая тетенька. Клоун же упорно твердил, наверное, уже тогда назло мне, что мам у нас две, и даже придумал, что мы все вместе живем в одной квартире. Врать у него всегда получалось отменно!
Брови у воспитательниц поднимались все выше и выше. А когда они услышали его фантазию на тему, что есть еще и двое пап, их брови оказались у самой линии волос и не спешили возвращаться на законное место. После всего этого Клоун объявил, что у них четверых общая спальня. И мысли изумленных взрослых переместились из одной плоскости в другую. После вольной Даниной интерпретации нашей жизни на одной лестничной клетке воспитатели сходили к детскому психологу. И та либо что-то неправильно поняла, либо сделала свои какие-то странные выводы, но мою маму, которая пришла нас забирать, в тот вечер ждал большой сюрприз в виде встречающих ее психолога, методиста и заведующей. Все они жаждали узнать подробности из жизни нашей якобы большой дружной шведской семьи… Пришлось вызывать Данину маму, а заодно и наших пап на детсадовские разборки, чтобы доказать, что семьи у нас две и они вполне обыкновенные.
В общем, шуму было… Конечно, когда разобрались, все почему-то очень развеселились, а воспитатели, как самые крайние, даже извинялись. Но уже тогда во мне стало зарождаться какое-то еще необъяснимое, но вполне осязаемое чувство глубокой личной неприязни к Клоуну, из-за которого домой мы пришли на два часа позже обычного. А он словно ничего не замечал. Был доволен собой.
Папы наши подружились почти так же быстро, как мамы, – оказывается, у них гаражи стояли рядом, что, видимо, является особенно сближающим фактором в мужской суровой дружбе. Кроме того, они оба любили футбол, болели за какую-то местную команду и вместе смотрели матчи по телевизору, а пару раз даже ходили на стадион. Правда, после того как оба вернулись с красочными фингалами – «пообщались» с фанатами команды-соперника, мамы им на футбол ходить больше не разрешали. А потом папа и дядя Дима вместе решили открыть свое дело – небольшую автомастерскую прямо в гаражах.
Дело пошло неплохо, и через несколько лет они открыли уже «нормальную» автомастерскую, сняв помещение рядом с автомойкой. Сейчас у них несколько таких мастерских. Не то чтобы это приносило баснословный доход, но я не могу назвать нашу жизнь плохой. Родители никогда не баловали меня, но и нужды я не знала. Клоун – тоже.
В старших группах садика я, как обычно водится, общалась с девчонками, а Даня – с мальчишками, но иногда его переклинивало, и он начинал активно лезть в наши игры во главе со своими дружками. Они рушили наши домики, отрывали головы куклам, прятали наши вещи, калякали на рисунках… Естественно, меня и подружек это выводило из себя, и мы, разозленные, бросались в бой. Я до сих пор помню, как отважно кусалась до крови – все обидчики носили мое клеймо. Правда, в результате почему-то виноватыми оказывались не только мальчишки, а мы все, и воспитательницы в наказание рассаживали нас по стульчикам, предлагая обдумать свое поведение. Пока я обдумывала, скрипя мозгами, в чем тут моя вина, Клоун начинал раздражать меня вновь – если он сидел близко, он тыкал меня в бок или развязывал бант, а если далеко, то начинал строить мерзкие рожи. В результате я кидалась его лупить, и меня наказывали вновь. То же самое происходило и дома. Стоило мамам отвернуться, как этот мелкий придурок начинал меня активно доставать, а стоило мне его стукнуть, как он начинал реветь, и от взрослых прилетало мне. Я даже помню, как мама отвела меня к детскому психологу из-за агрессии, но та объяснила, что я просто защищаю свое. Однако со временем я стала перенимать тактику Клоуна. И тогда ругали его – на радость мне.
В общем, как вы понимаете, играть с Даней я ненавидела – и в саду, и дома, и во дворе, и везде. Все происходило по одному и тому же сценарию. Он исподтишка кидался в меня песком, таскал игрушки и ставил подножки, а когда я падала, громко гоготал, вызывая желание пульнуть в него камнем. Однажды Клоун так нарывался, что я, подняв камень, честно попросила его перестать, не то брошу. Естественно, он ничуть не испугался, продолжил обзываться, за что и поплатился – я бросила камень. И, сама не знаю как, попала ему в голову. Боже, как я тогда испугалась! Не того, что навредила Дане, а того, что меня заругают старшие! Я со всех ног бросилась к маме, сидевшей с другими родителями на лавочке, но не успела ничего сказать, потому что тетя Таня услышала его плач и побежала выяснять, что произошло. Ничего страшного не случилось, камень был маленьким и пролетел по касательной, почти никак не повредив чугунную башку.
При этом рыдающий Клоун не сдал меня родителям, и в первый день я даже была ему благодарна – впервые в жизни. Зато на второй он вылил на меня с балкона воду. Охи злая же я была!
Правда, родителей наши отношения почему-то веселили, и они часто называли нас женихом и невестой, прогнозируя в шутку нашу свадьбу.
– Как будет удобно, – говорила с улыбкой мама. – Мы все давно друг друга знаем. И Данечка – мальчик славный и умненький.
– Вот-вот! И Дашенька такая красавица растет! – подхватывала Данина мама. – И вообще они друг другу подходят: Дашка темненькая, а Данька светленький!
– Крошки-картошки! – умилялась моя.
– Мы в таком случае третью квартиру на площадке выкупим и их там вдвоем поселим, – смеялся Данин папа.
– Или стену между нашими снесем, – хмыкал в усы мой, – и сделаем на троих одну огромную квартиру.
Меня это невероятно возмущало, и я твердила, что выйду замуж за Глеба Иванова – мальчика из группы, в которого я была влюблена. А Даня мотал головой и твердил: «Нет-нет-нет-нет-нет», что еще больше умиляло наших родителей.
Кстати, Глеб Иванов, моя первая детская любовь, тоже пал жертвой козней мерзкого Данечки. Наши чувства начались с того, что мы с Глебом лежали на соседних кроватях и обменивались взглядами во время сончаса, потому что оба терпеть не могли спать днем. У Глеба были очаровательные рыжие кудряшки, большие голубые глаза, и он казался пухленьким и умилительным, как ангелок. Никто из мальчишек с ним не играл, поэтому он примкнул к нашей девичьей стайке с моей подачи – я взяла его под опеку. Это тотчас же просек Клоун – и, естественно, начал терроризировать бедного Глеба. Апогея его пакости достигли в конце старшей группы, когда я решила, что Глеб должен меня поцеловать. Как папа – маму. Дело происходило в спальне, когда остальные дети отдыхали, а воспитательница куда-то ушла.
– Ты должен меня поцеловать, – решительно объявила я Глебу, который смотрел на меня круглыми совиными глазами, сидя на кровати и свесив босые ноги.
– Это как? – спросил он тоненьким голоском, и я многозначительно указала пальцем на свои губы.
Поцелуй мне казался ужасно взрослым, а мне очень хотелось повзрослеть. Поэтому я брала мамину помаду и с важным видом носила дома ее туфли на каблуках.
– Подойди и целуй, как принц Белоснежку, – велела я и улеглась в кровать, как и принцесса, сложив руки на груди.
Глеб медлил. Я приоткрыла глаза и нахмурилась:
– Так будешь или нет?
– Буду, – сказал он, и я опять закрыла глаза и даже вытянула губы трубочкой, наивно полагая, что так и надо.
Ничего не происходило. Я уже снова хотела распахнуть глаза и возмутиться, как вдруг почувствовала в воздухе перед собой какое-то движение и поняла, что Иванов все-таки подошел ко мне. В следующую секунду что-то холодное и странное коснулось моих губ. Оно было слишком большим, чтобы оказаться губами. Я распахнула глаза и заорала от негодования. Надо мной навис не Глеб, а мерзкий и подлый Даня. Он изловчился, поднял ногу и прижимал к моим губам свою грязную пятку! Ну, может, она была чистая, но факт остается фактом: я поцеловала чужую ногу. Все, кто не спал, – а таких детей было много – смеялись. Ровно до того момента, как я открыла рот. И лишь тогда испуганно замерли.
Боже, как я орала! Помню до сих пор. На мои громкие вопли сбежались и воспитатель, и няня, и даже проходившая мимо заведующая. Они все вместе пытались выяснить, что со мной произошло, однако я, даже будучи крошкой, понимала, что взрослым не стоит рассказывать о таких вещах, как поцелуи. И успокоившись, соврала, что мне приснился страшный сон.
Любовь к Глебу моментально выветрилась из головы – все мои мысли занимала лишь месть треклятому Клоуну. Я не придумала ничего лучше, чем спрятать его шапку в морозный день, да не где-нибудь, а за унитазом. Поэтому гулять в тот день Даня не пошел – лишь печально смотрел в окно, как мы катаемся на ледянках с горки, а шапку нашли только вечером, после полдника.
На следующий день потерялась моя Барби. А через два – его любимая машинка. Кроме того, мы не забывали драться дома, потому что часто сидели вместе то у меня в квартире, то у него.
Глава 3
Детская месть
ЗАВЯЗАЛАСЬ НЕСКОНЧАЕМАЯ ЦЕПОЧКА мести. Он делал что-то мне, а я – ему, и так продолжалось до самого выпускного в подготовительной группе. Правда, несмотря на то что мы пакостили друг другу, теперь не только родители величали нас невестой и женихом, но и весь садик. Нашу парочку называли «ДашаДаня», и когда говорили обо мне, то имели в виду и его. А когда говорили о нем, подразумевали и меня.