Александр Бушков
В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль, и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей…
Роман частично основан на реальных событиях, хотя некоторые имена изменены.
Часть первая
В тумане
О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть – везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде…
Пролог
Чайки мельтешили над берегом и морем, как клочки бело-серой бумаги, подхваченной ветром, они орали пронзительно, скрипуче, неприятно, что больше всего напоминало скрип несмазанных дверных петель. Совершенно непонятно было, что же в них имеется такого романтического, привлекающего иных поэтов. Или виной всему такое настроение? Смесь разочарования и злости? Все оказалось гораздо сложнее, чем представлялось поначалу…
– Могу вас заверить, господин майор, мы сделали все, что в наших силах, – удрученно сказал месье Риу. – В данных условиях просто невозможно предпринять что-либо еще, я думаю, вы понимаете…
– Да, конечно, – сказал Бестужев. – К вам не может быть никаких претензий…
Как и полагается хорошему полицейскому, вынужденному во время службы пребывать исключительно в цивильном, чтобы не раскрывать себя, месье Риу на полицейского не походил ничуть – невысокий, ничем не примечательный, скучный на вид господин средних лет, более всего напоминающий мелкого чиновника или рантье невысокого пошиба. Однако Бестужев за день общения убедился уже, что перед ним весьма неглупый и хваткий человек – увы, обстоятельства порой сводят на нет любые ценные качества…
Он смотрел в море – там, на рейде, далеко от шербурской набережной, стоял на якоре черный четырехтрубный пароход, в общем-то, не производивший из-за отдаленности впечатления чего-то грандиозного.
С моря тянуло прохладой, временами налетал ветерок. Чайки то взлетали высоко, то метались над самыми волнами.
Месье Риу произнес тоном, в котором словно бы чувствовались некие извинения:
– С того момента, как на «Титаник» стали прибывать пассажиры, посадка их на «Номадик» находится под неотлучным наблюдением четырех моих агентов. Очередная смена и сейчас на постах.
Бестужев посмотрел вправо, туда, где был пришвартован изящный пароход с единственной высокой трубой – «Номадик», переправлявший путешественников на борт трансатлантического гиганта. Людей, направлявшихся к сходням, уже никак нельзя назвать «потоком», как это приходило на ум ранее, – последний рейс, «Титаник» вот-вот должен поднять якорь…
Как и следовало ожидать, Бестужеву не удалось среди праздных зевак, во множестве имевшихся на набережной, заметить полицейских агентов. Ничего удивительного, хорошего филера можно засечь в одном-единственном случае: когда он движется у тебя по пятам – да и то не всегда, ох, не всегда. В подобном же случае, когда хваткие агенты растворились в толпе, и их внимание не приковано персонально к тебе, обнаружить их практически невозможно. Кто угодно может оказаться наблюдателем – вот этот тучный, одышливый господин с моржовыми усами и целой пригоршней брелоков на часовой цепочке, вот эта юная мадемуазель, завороженно взирающая на морской простор и черный корабль, вот эти франты, да кто угодно…
– Специфические условия… – тем же покаянным тоном обронил месье Риу.
Он, честное слово, прямо-таки маялся. Несмотря на парижскую свистопляску и начавшиеся отставки полицейских чинов, в том числе в бригаде Ламорисьера, де Шамфор пребывал на своем месте, он-то не имел никакого отношения к Гартунгу и всей этой грязной истории. И, как следовало из обмолвок месье Риу, время от времени подстегивал своих подчиненных в Шербуре телеграфными депешами…
– Можно быть уверенным в двух вещах, которые зафиксированы точно, – сказал месье Риу. – Во-первых, интересующая нас особа, выступающая как мадемуазель Луиза, приобрела три билета первого класса. Во-вторых, сама она, что установлено не только агентами, но и мною лично, еще вчера в два часа тридцать семь минут пополудни поднялась на борт «Номадика» и, несомненно, пребывает сейчас на «Титанике». С двумя другими, увы, обстоит загадочно и туманно. Естественно, ни при покупке билетов, ни при подъеме на корабль не требуется предъявления каких бы то ни было документов, для внесения в список пассажиров достаточно назваться каким угодно именем. Наконец, внешность… Мадемуазель Луиза, насколько мне теперь ясно, не предпринимала никаких попыток изменить облик, она выглядела в точности так, как мне ее описали, не правда ли?
– Да, – сказал Бестужев почти отрешенно.
– С двумя прочими обстоит сложнее. Их третьего мы не в состоянии были зафиксировать вообще. Вы ведь сами говорили, что понятия не имеете, кто это может быть, даже не знаете, мужчина это или женщина?
– Да, вот именно, – сказал Бестужев. – Я только подозреваю, что это мужчина, играющий роль телохранителя, но так ли это, не знаю. Совершеннейший призрак без лица…
– Человека, соответствовавшего бы по приметам вашему инженеру, не усмотрели среди тех, кто за все это время уплыл на «Номадике», ни мои агенты, ни я сам. Вы можете быть уверены, господин майор, если бы он не изменил внешность, мы бы его не пропустили. Я не первый год в полиции, мои подчиненные тоже достаточно опытны…
– Я ничуть не сомневаюсь в вашей опытности, месье Риу. К вам нет и не может быть никаких претензий, – сказал Бестужев мягко, решив проявить некоторую чуткость, – этих людей и в самом деле нельзя было ни в чем упрекнуть.
Месье Риу удрученно продолжал:
– Возможно, если бы мы видели его прежде, знали на взгляд походку, характерные движения… Но, имея лишь описание… Ему крайне просто было бы изменить внешность: сбрить усы, надеть парик, или просто покрасить волосы в другой цвет, надеть пенсне, скажем, вы же знаете, как это бывает… За эти дни на «Номадик» проследовали многие сотни мужчин, и каждый второй из них – если не больше – мог оказаться инженером. Конечно, явные старики или слишком молодые люди исключаются. Но все равно, кандидатов прошло столько… Бородатые, с густыми бакенбардами, длинноволосые, любой из них мог оказаться… Вряд ли он стал маскироваться вовсе уж экзотически, скажем, под еврейского раввина – их зафиксировано трое – или музыканта с волосами до плеч – такие тоже проходили. Он, скорее всего, выбрал гораздо более простые, но эффективные способы…
– Наверняка, – поддакнул Бестужев.
– Посмотрите сами. Он сейчас может проходить к «Номадику», и мы не в состоянии его опознать…
– Да, пожалуй, – кивнул Бестужев, глядя на редеющую вереницу пассажиров. – Пожалуй, и я не опознал бы его в замаскированном виде: в его походке и манере двигаться нет ничего особенно уж характерного. Вот это уж точно не он, я думаю…
Он показал глазами на троицу, отмеченную некоторой живописностью: впереди двигалась полная дама лет сорока – собственно, не просто шла, а с некоторой величественностью шествовала, словно линейный корабль во главе эскадры миноносок. Судя по недешевому парижскому платью и обилию драгоценностей с крупными камнями, дама была не из белошвеек, ее наряд, весь облик несли явные признаки стиля, несвойственного нуворишам. Правда, в ее полной, жизнерадостной физиономии Бестужеву все же почуялось нечто неуловимо плебейское, сближавшее величественную особу с российскими купчихами. Черт его знает, отчего, но именно такое впечатление оставалось.
За «линкором» шла столь же безупречно, хорошо и стильно наряженная молодая девушка, которая никак не могла оказаться переряженным Штепанеком хотя бы оттого, что была гораздо ниже, субтильнее, и, наконец, обладала темно-синими глазами, в то время как Штепанек – светло-серыми. Замыкал «походный ордер» высоченный брюнет, который опять-таки никак не мог оказаться искомым беглецом: гораздо шире в плечах и на голову выше, ладони гораздо шире, массивнее. Красочный был субъект: тщательно расчесанные и уложенные волосы, едва не достигавшие плеч, цвета воронова крыла, окладистая борода, отпущенная на какой-то странный манер, вызывавший в памяти смутные ассоциации, которые Бестужев так и не смог пока что определить, загадочный знак на лацкане сюртука, уж безусловно не орденский: нечто наподобие многолучевой звезды, покрытой сложными эмалевыми узорами и синим камнем посередине…
– Да, разумеется, – кивнул месье Риу. – Впереди – знатная англичанка, леди Холдершот, Оливия Холдершот, не исключено, в будущем – герцогиня. Если только ее супруг станет герцогом, а для этого нужно, чтобы какой-то там младенец не дожил до совершеннолетия и не оставил потомства – у англичан предостаточно таких вот заковыристых ситуаций, когда титул переходит к дальним родственникам в силу тех или иных обстоятельств… В английских романах масса примеров, взятых из жизни…
– Любопытно, – сказал Бестужев. – Мне, признаться, не доводилось бывать в английском высшем свете, но британских аристократок я себе представлял несколько иными…
На лице его собеседника явственно отразилась некая фривольность:
– В самую точку, господин майор. Надо вам знать, что, в отличие от лорда Холдершота, его супруга не может похвастать и тенью благородного происхождения. О, девица в свое время была самого что ни на есть благонравного поведения, но происхождения самого простого. То ли дочка деревенского трактирщика, то ли мелкого фермера. История тридцать лет назад разыгралась прямо-таки целиком позаимствованная из сентиментального романа: юный аристократ, ведущий род чуть ли не из времен Гийома Завоевателя, в захолустной деревеньке увидел юную красавицу. Мгновенно вспыхнувшая страсть, бурный роман, бегство под покровом ночи, брак, заключенный в совершеннейшей глуши вопреки яростному сопротивлению всего семейства жениха… Первое время их даже нигде не хотели принимать, но с годами как-то наладилось, давным-давно этот союз воспринимают как должное…
«Ну да, вот на кого она, если поразмыслить, смахивает, – подумал Бестужев. – Разбитная кабатчица, добродушная, бойкая… или та самая купчиха средней руки».
– Молодая девушка – ее воспитанница, какая-то бедная дальняя родственница, – продолжал месье Риу. – Вообще, леди Холдершот известная благотворительница…
– В таком случае, может, вы знаете, кто этот крайне живописный субъект, который сопровождает обеих дам? На бедного призреваемого родственника он что-то мало похож…
– О, это совершенно другое дело, – поморщился месье Риу. – Позвольте поинтересоваться, господин майор, вы, случайно, не адепт спиритизма? Нынче его почитателей можно встретить где угодно…
Бестужев усмехнулся:
– То ли мне так не везет, то ли дело в другом… Все спириты, какие мне только попадались, в худшем случае были жуликами и шарлатанами, в лучшем же – как бы это помягче выразиться, не в полной гармонии пребывали со здравым рассудком…
– Упаси вас Господь повторить это леди Холдершот, если вам доведется с ней общаться на корабле… А это вполне возможно, вы же тоже поплывете первым классом… Миледи – одна из самых ярых великосветских сторонниц спиритизма на Британских островах, да будет вам известно. Этот экзотический господин – ее персональный медиум. Она достаточно практична и здравомысляща, чтобы не выбрасывать на спиритов по-настоящему большие деньги, как это с иными светскими дамами случается – но все же платит этому субъекту баснословное жалованье, за которое он всецело предался в ее распоряжение. – Месье Риу с чуточку цинической улыбкой признался: – А впрочем, за такие деньги и я бы, наверное, не удержался, стал бы тоже вертеть блюдечки, постукивать спиритическим столиком, вызывать духов… Насколько мне известно, родом этот господин из Италии, а наша соседка с давних пор поставляла в Европу подобных господ, вспомните хотя бы Калиостро или Джузеппе Бальзамо… Насколько я знаю, господин этот предпочитает пользоваться не данным ему при крещении именем, а неким длинным и труднопроизносимым, которое я выговорить решительно не в состоянии. Оно, представьте себе, происходит прямиком из Древней Ассирии. Ага, вот именно. По уверениям означенного персонажа, он является воплощением некоего халдейского мага, обитавшего в древности как раз в этой стране. Или по крайней мере дух этого мага в него временами непринужденно вселяется – уж не помню в точности, как там обстоит…
Вот почему фасон прически и бороды черноволосого «мага» показался Бестужеву смутно знакомым – если не брать в расчет современного платья – пошитого не у самого дешевого парижского портного, несомненно – спутник леди Холдершот как две капли воды напоминал иллюстрацию из гимназического учебника древней истории.
– Миледи отправляется за океан исключительно для того, чтобы участвовать в каком-то тамошнем спиритическом сборище, – продолжал месье Риу. – Она себе может такое позволить… Ну а если рассматривать все исключительно с точки зрения нашего дела, то никто из троицы, разумеется, не может оказаться замаскированным инженером…
Бестужев подумал, что эти слова относятся и к последовавшей мимо них пожилой семейной паре самого что ни на есть респектабельного вида. Проследив его взгляд, месье Риу негромко пояснил:
– Господа Исидор и Ида Страусы. Американцы. Мистер Исидор родом из Баварии, в детстве эмигрировал с родителями за океан, со временем разбогател, стал владельцем крупного универсального магазина. Известный филантроп, отец шестерых детей…
– Ловко это у вас получается, – сказал Бестужев. – Такое впечатление, что вы знаете тут всех и вся… А это?
Он легонько повел подбородком в сторону очередной респектабельной пары: пожилого мужчины и совсем юной девушки. Улыбнулся:
– Должно быть, это очередной нефтепромышленник с дочерью… Властного вида человек, сразу угадывается, что путешествовать он намерен исключительно первым классом. Вон те две женщины и мужчина, что поспешают за ними с забавной рыжей собакой, больше похожи на вышколенную прислугу…
– Вы угадали примерно наполовину, господин майор, – отозвался месье Риу. – Насчет нефти вы ошиблись и насчет «дочери» – тоже. Это и правда денежный мешок, сам Джон Джейкоб Астор Четвертый, один из крупнейших нью-йоркских магнатов, но состоянием своим он обязан не нефти, а торговле недвижимостью. Очаровательная юная дама – не дочь, а законная супруга. Когда господин Астор в сорок шесть лет решил жениться на восемнадцатилетней красавице, пуританская нью-йоркская публика была этим в высшей степени шокирована, разразился скандал воистину американского размаха… и молодожены, чтобы переждать, когда уляжется шум, отправились путешествовать по Старому Свету. Теперь возвращаются домой – надо полагать, страсти приутихли… С ними действительно лакей и горничная… и еще медицинская сестра, поскольку миссис Астор вот уже несколько месяцев пребывает в интересном положении. Да, мистер Астор еще известен как изобретатель и писатель, а во время войны американцев с испанцами из-за Кубы он на свои средства содержал целый батальон – американской армии, естественно…
– Вы меня поражаете, месье Риу, – честно признался Бестужев. – Я и без того достаточно высокого мнения о французской полиции, но ваша информированность…
– Тут несколько другое, господин майор… – не без смущения признался француз. – Моя супруга питает склонность к газетам… к тем, которые во всех подробностях описывают жизнь высшего света. Я столько раз слушал ее болтовню с подругами, да и меня она обожает посвящать в детали прочитанного… Все эти господа обитают в Шербуре уже несколько дней, наши пронырливые журналисты не могли упустить такого случая… В общем, мне поневоле пришлось стать знатоком биографий собравшегося здесь бомонда, даже узнавать их в лицо…
Бестужев прищурился:
– А вот это уже не бомонд… А?
– Совершенно верно, – кивнул месье Риу. – Никак не бомонд, вовсе даже наоборот…
Мимо них потянулась немаленькая, человек в полсотни, вереница публики совершенно другого сорта: все эти люди, мужчины главным образом (хотя среди них Бестужев увидел несколько женщин, иных с малолетними детьми) были одеты опрятно и чисто, но, вне всякого сомнения, бедно. Неуклюжие какие-то, нескладные, они, с первого взгляда понятно, принадлежали к низам общества (хотя, конечно, не к его отбросам). Бестужев встрепенулся – показалось, что двое бородатых мужчин негромко говорили меж собой по-русски. Нет, ничего подобного – вероятнее всего, они из балканских славян либо славянских подданных Австро-Венгерской империи, потому-то язык их сначала и показался русским…