И этот адский коктейль подрывал мой с таким трудом восстановленный самоконтроль. От чего я смущалась, чувствуя, как на щёках вспыхивает румянец.
- Со своим верным другом, конечно, - наклонившись, Олег чмокнул меня в нос и повернул ручку, открывая дверь. После чего приглашающее махнул рукой. – Заходи. Тебе понравится! Он у меня самый лучший!
Вздохнув, я только головой покачала. И развернулась, намереваясь перешагнуть порог. Да так и замерла на месте, подавив сильное желание открыть рот от удивления.
Наверное, мне стоило насторожиться, когда мы оказались у двери. Дверной проём был шире обычного, и из комнаты отчётливо пахло маслом и немного, совсем едва уловимо бензином. И задуматься, видя с какой увлечённостью, с каким вдохновением он рассказывал мне о своём байке.
Вот только до этого я с байкерами на тему их железных коней не разговаривала и подробности такого образа жизни не выспрашивала, справедливо полагая, что вряд ли когда-нибудь свяжу жизнь с одним из них.
Что ж, все мы люди, все мы ошибаемся. И я вовсе не то счастливое исключение, которое всегда оказывается правым. Именно поэтому я не стала ничего говорить, просто заворожено разглядывала мотоцикл, занимавший большую часть комнаты, гордо стоявший на небольшом возвышении.
Щёлкнул выключатель, вспыхнул свет. Небольшие лампочки светили не ярко, концентрируясь в центре помещения, окутывая его обитателя тёплым сиянием. Меня слегка подтолкнули в спину, ласково поглаживая и я сделала несколько шагов вперёд. Машинально, не раздумывая. А потом тихо вздохнула и уже сама обошла мотоцикл по кругу, невесомо обводя пальцами его силуэт.
И не решаясь прикоснуться. Я просто каким-то внутренним чутьём ощущала, что инициативу лучше пока не проявляться. Слишком уж собственнически мужчины относятся к своим вещам, особенно, таким как двухколёсный или четырёхколёсный друг.
Но при этом, чем больше я смотрела на этот байк, тем больше понимала Олега и его друзей. Таким зверем нельзя не увлечься. Им невозможно не восхищаться, невозможно не желать его покорить.
Длинный, больше двух метров, с хищными обводами и мягкой, какой-то ненавязчиво элегантностью. В высоту он был больше полуметра, с высоким рулём и бензобаком в форме капли, чистого, глянцевого чёрного цвета. Двухуровневое кожаное седло с низкой посадкой. Слегка потёртое, явно говорившее о том, что на этого зверя не любовались просто так, на нём с удовольствием катались, наматывая километраж. Заднее крыло «рыбкой», если я правильно помню название этой формы. Узкое переднее колесо большого диаметра и широченная задняя шина, придававшая ему определённый шарм.
И конечно же эмблема. Выпуклая надпись, окружённая языками пламени, призывно мерцала на бензобаке, притягивая взгляд и пальцы. Я позабыв об осторожности, провела по ней пальцами, пробормотав вслух:
- Харлей Дэвидсон…
И выпрямилась, отступив на полшага назад, невольно врезавшись в грудь подошедшего неслышно Олега. Тот обхватил меня за талию, не давая потерять равновесия и прижимая к себе крепче. А я продолжала пристально, с изрядно долей восхищения разглядывать его личного зверя, с невольным уважением понимая, что он – не выставочный экземпляр. Не коллекционная модель, над которой трясутся и бояться лишний раз двигатель завести, о нет.
Это был дикий зверь, безудержный, сильный, который покорился всего оному человеку и который с удовольствием нёсся вперёд на всей возможной скорости, подчиняясь воле своего седока. От этого почему-то захватывало дух и покалывало внизу живота. Я никогда раньше не видела таких байков, я никогда не касалась их…
И поэтому сейчас не могла оторвать глаз, невольно завидуя тому, кто мог безбоязненно коснуться красавца, почувствовать под собой его силу.
- Нравится? – горячий шёпот обжёг ухо, напоминая мне о том, что я здесь не одна. И я могла бы поклясться, что в голосе Олега сквозила отчаянная надежда на положительный ответ. Он даже прижал меня ещё крепче, потёршись носом о моё плечо.
- Да, - тихо усмехнулась, уже привычно откинув голову ему на плечо и задумчиво кивая в ответ на собственные мысли. – Тебе подходит. Точнее не так… Вы друг другу подходите. Дополняете, да…
- Погоди, ты ещё байки остальных не видела, - а самого Верещагина так и распирает от гордости и удовольствия. И скрыть это у него не получалось, не смотря ни на что.
Я на это только понимающе хмыкнула, машинально потирая вновь занывшее запястье. Какие же они всё-таки ещё мальчишки! И не важно, что всем давно за двадцать, а кому-то хорошо за двадцать пять. И совсем не имеет значения то, что они вроде как взрослые мужики, готовые совершать серьёзные поступки и брать на себя ответственность за них. И уж точно, совершенно ничего не меняет тот факт, что один из них только что вывел целую теорию о том, что каждому байкеру предначертан свой байк, и своя девушка, нет.
Они всё равно жаждут одобрения своих увлечений и горят желанием узнать, что вот именно их игрушки, они ведь гораздо, гораздо лучше, чем у товарища по клубу.
- Думаешь, они мне понравятся больше? – в ответ на такой невинный вопрос меня сжали крепче в объятиях и обиженно засопели.
После чего пробормотали, уткнувшись носом мне в плечо:
- Аришка Михин выбрала…
- Дурак ты, Верещагин, - тихо засмеялась, качая головой и поглаживая напряжённые руки на своей талии. Припомнив, какие страсти кипели между одним из владельцев клуба и простой девочкой-официанткой, ради которой вся эта банда даже материться резко отучилась, я только тихо фыркнула. – Я бы очень удивилась, если бы она чей-то другой выбрала.
- И чем он лучше моего оказался?
- Дело ведь не в том, что он лучше, - хмыкнув, я посмотрела на стоящий в центре комнаты байк, притягивающий взгляд своей неповторимой агрессивностью и мягкостью, не вязавшейся никак с мотоциклами, но, тем не менее, явственно ощущавшейся в плавных изгибах и хромированных деталях.
- А в чём? – меня развернули в объятиях, пристально разглядывая и напряжённо ожидая ответа.
- В том, чей он, - пристав на цыпочки, я легко коснулась губами его губ и отступила, скрестив руки на груди. – Мальчишки. Что в пять, что в пятнадцать, что в двадцать семь. Я надеюсь, ты хоть ей претензии не предъявлял по этому поводу?
- Ну… - тут рокер соизволил даже смутиться. Правда, совсем чуть-чуть, ровно настолько, что бы оставить мой вопрос без ответа и тут же поинтересоваться, как ни в чём не бывало. – Хочешь сесть? На байк? Ты бы на нём шикарно смотрелась…
Я вздохнула, искоса глянув на красавца Харлея. И отрицательно покачала головой, старательно подавляя опрометчивое желание согласиться, буйным цветом расцветшее в душе. Хотелось, ещё как хотелось, вот только умом я понимала, что в таком состоянии вполне могу свалиться с мотоцикла. А учитывая своё везение, ещё и пораниться об него.
- Я бы с удовольствием, - вновь перевела взгляд на байкера, слишком уж внимательно следившего за всеми моими словами и жестами. – Но боюсь, не в таком виде… И не в таком состоянии. Мне повязку поменять надо, - нехотя признала, морщась от очередной вспышки боли.
- Не отпущу, - упрямо сжал губы Олег, прижимая меня к себе и утыкаясь носом в макушку. – Тебя нельзя отпускать. Надумаешь, испугаешься, закроешься… И всё заново? Может, лучше врача вызовем?
- Отпусти, - мягко попросила, похлопав ладонью по плечу. И когда Верещагин нехотя, но всё же разжал объятия, вытащила телефон из заднего кармана джинсов, куда я переложила его из толстовки ещё в коридоре. – Я позвоню Харон. Попрошу привести бинт с мазью… - тут уже я слегка смутилась, тихо добавив. – И кое-что из одежды. Вряд ли у тебя здесь есть женские вещи… Или я чего-то не знаю?
Ответа на вопрос я так и не получила. Зато моё лицо схватили в ладони и крепко, сильно поцеловали, пробормотав неразборчивое «спасибо». Словно, мой новоявленный парень действительно боялся, что я сбегу от него при первой возможности.
Нет, у меня были такие мысли. Очень страшно делать первый шаг там, где ты, собственно, ничего не понимаешь и не знаешь. Конечно, в свои двадцать пять определённый опыт общения с мужским полом у меня всё-таки был. Вот только назвать это отношениями – сильно польстить, как моим жалким попыткам быть как все, так и не менее жалким попыткам перебороть собственных демонов.
Иногда у меня это получалось. И я даже начинала верить, что всё наладиться, до очередного резкого поворота в своей жизни. Иногда все усилия пропадали втуне, и тогда я всё больше и больше замыкалась в себе, пока Харон, добровольно взявшая на себя роль моего психолога, не выгоняла меня пинками из депрессии и самоедства.
Но я знала точно. Никогда до этого дня я не хотела этого так сильно, что переступала через себя, через собственную гордость, принципы и страхи. До него никто не решался идти до конца, не заботился обо мне и не принимал меня такой, какая я есть – в чём-то сломанной, в чём-то слишком сильной, переменчивой и непривыкшей полагаться на кого-то кроме родных.
Так что да. Я хотела сбежать, я боялась, я отчаянно трусила… Но в кои-то веки не собиралась сдаваться так легко и просто, поддавшись мимолётным порывам.
- Люблю тебя, - тихо произнёс Олег, прислонившись лбом к моему лбу и закрыв глаза. Его пальцы безостановочно гладили мои щёки, скулы, спускались на шею и вновь заключали лицо в колыбель чужих ладоней.
- Я… - слова застряли где-то в горле, а на глаза невольно навернулись слёзы.
Я не могла вернуть ему его слова. Я не могла сказать «я люблю тебя», сама ещё не понимая, чего хочу, что именно чувствую. Столько лет жизни без особых эмоций и чувств не прошли даром. И сейчас я только ещё училась осознавать, насколько же мне нравится этот наглый, невыносимо обаятельный рокер, насколько он стал мне дорог и близок.
И именно поэтому я не могла произнести ответное признание, закрыв глаза и пытаясь понять, что же именно преобладает в том горячем, но таким противоречивом клубке эмоций, что шевельнулся в душе, как отклик на его слова.
А когда всё же нашла самое подходящее, самое близкое слово, тихо, почти неслышно откликнулась:
- А я в тебя влюбляюсь… - и, утонув в зелёных глазах напротив, попросила, обнимая его за талию и сжимая телефон в кулаке. – Не заставляй меня пожалеть об этом. Пожалуйста…
Меня поцеловали вновь. Бережно, нежно, целомудренно. И отпустили, ласково коснувшись щеки, где я точно знаю, цвёл уже почти ненавистный мне румянец смущений.
Вот только не успела я выдохнуть с облегчением, как меня подхватили на руки и отнесли к низкому кожаному дивану, стоявшему в углу комнаты. Что бы устроиться на нём, со мной на коленях и с самым невозмутимым видом добавить:
- Звони. Пусть привезёт лекарства и одежду. А может, она ещё и продуктов захватит? А то тут… Ну слегка есть нечего.
- Скажи проще. В холодильнике мышь повесилась, - ехидно фыркнув, я набрала знакомый до последней цифры номер и, дождавшись миролюбивого «Аллоу», тихо хмыкнула. – Только не говори, что ты поспорила с Венькой и оказалась в выигрыше.
- Ладно, не буду, - покладисто согласилась Харон и душераздирающе зевнула. – Ну что, трупы бывших пассий на месте? Головы потенциальных тёщ засушены по всем правилам, а разбитые сердца разложены по банкам с формалином?
- И почему я всё ещё удивляюсь, что у тебя нет парня? С такими-то требованиями к потенциальному молодому человеку? – деланно посетовала. В ответ Харина лишь фыркнула, тем самым показав своё отношение к теме собственной личной жизни.
И добавив, с непередаваемыми томными интонациями в голосе:
- Ты ж знаешь, у меня на личном фронте как в моём любимом морге: тихо, мирно, спокойно… Иногда новеньких подвозят. Жаль, в основном не совсем кондиция… Ну ничего, будет и на моём столе персональный жмурик. Так чего от меня надобно-то счастливой паре?
Верещагин, слышавший каждое слово, то недоумённо хмурился, то откровенно, хорошо ещё что молча, ржал, уткнувшись лбом мне в плечо. о объятий не размыкал и вставить свои пять копеек не пытался, прислушиваясь к нашему разговору.
- Бинт, мазь и что-нибудь из одежды, - в трубке понимающе хмыкнули, зашуршав какими-то бумажками. – Чаю, если можно, только без твоих секретных добавок.
- Ты меня обижаешь, я ж исключительно здоровья ради и из самых лучших побуждений!
- Харон…
- Ладно, - Женька притворно пренебрежительно фыркнула. – Буду я ещё на всяких прЫнцов свои травы тратить. О средствах контрацепции сами побеспокоитесь или мне опять доводить до белого каления местного фармацевта? Он ещё от прошлого раза не отошёл, когда я ради шкурного интереса выпытывала из него все виды, особенности и так сказать, ходовые качества товара!
- Я так понимаю, спрашивать зачем ты это делала мне не стоит, - тихо засмеялась, глядя на озадаченное выражение лица Верещагина. Ничего, ему полезно будет. В конце концов, если он действительно собрался быть со мной, придётся привыкать не только к моим тараканам, но и к выводу этих милых насекомых в головах у членов моей семьи.
К которым, к слову, так же относится и невыносимый, во всех смыслах слова, патологоанатом. со всем своим мерзким характером, чёрным чувством юмора, цинизмом и прочими прелестями. Как врождёнными, так и благо приобретёнными.
- Если только ты не хочешь, что бы я у тебя отбила к этой стороне жизни весь возможный интерес, - засмеявшись, Харон всё-таки уточнила. – Диктуй адрес, так и быть, поработаю доброю феей крёстной. И топор ради такого случая оставлю дома. Кстати, еды захватить?
- Если обещаешь не добавлять в неё секретных приправ, - прислонившись к плечу Олега, уткнулась носом ему в висок.
- Что ж я изверг? – и предвидя моё ответ, подруга страдальчески вздохнула. – Да, ладно, каюсь. Изверг я. Так что там с адресом?
Продиктовав ей улицу, номер дома и квартиры, отключилась, пристроив телефон на коленях и зарывшись пальцами в тёмные волосы парня. Я даже не хотела задумываться над тем, откуда эта странная потребность в прикосновениях. А Верещагин и не возражал, прикрыв глаза и блаженно улыбаясь. Правда, через пару минут, он нехотя открыл глаза и, вздохнув, вытащил уже свой телефон.
В ответ на мой вопросительный взгляд, Олег хмыкнул, набирая один из номеров в списке контактов:
- Нужно, что бы за Лександрычем кто-то приглядел. А я только одного человека знаю, которому за это ничего не будет, - и прежде, чем я понимающе пробормотала «Арина», он заговорил, обращаясь к собеседнику. – Риш? Ты щас где? Солнце моё, будь лаской, съезди в клуб. Зачем? Ну ты же хочешь что бы там хотя бы само здание целым осталось? Что с ним случилось? Да как бы тебе сказать, чтобы не матом… Лександрыч там буйствует. А ты у нас единственная, кому за вмешательство в успокоительный разгром ничего не будет. Риш… Да много чего случилось. Захочет – расскажет. Ты главное съезди, а?
Видимо, таланта дипломата, невесть откуда завалявшегося в душе моего рокера оказалось достаточно, что бы уговорить синеглазую официантку на вояж в клуб, в не совсем урочное время. И Олег, с облегчением вздохнув, отбросил телефон на диван, прижимая меня к себе сильнее.
У него тоже была потребность прикасаться ко мне, словно проверяя, действительно ли я здесь, или ему это всё только кажется.
- Почему сам не съездишь? – тихо спросила, продолжая перебирать тёмные пряди.
- Снежинка, радость моя… - неожиданно глухо откликнулся Олег, откинув голову назад, на спинку дивана и закрыв глаза. – Я щас могу шутить, смеяться, улыбаться и просто радоваться жизни только потому, что рядом моё личное, персональное успокоительное. И это ты. В противном случае, вместо того, что бы спасти хотя бы часть клуба, я просто-напросто помогу доломать всё, что уцелеет после Михи и Харлея. И совесть меня не замучает. Я и Исаева-то слегка приложил только потому, что ты рядом была и Громов вмешался. В противном случае быть бы ему в реанимации, а мне в изоляторе.
- Понятно, - задумчиво откликнулась, только сейчас осознавая, что не смотря на подколки, ехидство и иронию, мы оба напряжены. Оба переживаем. И мне в чём-то легче, у меня больше нет груза прошлой, невысказанной боли за спиной.
А вот Олег…
- Тебе бояться нечего. Я тебя и пальцем не смогу тронуть, Ледышка, - тёплые пальцы коснулись запястья, поглаживая и сжимая. Сильно, но не крепко, так, что освободиться труда особого не составит.